Ознакомительная версия.
14 октября
Однажды в школе я отчаянно пытался объяснить учителю, что сделал что-то не нарочно. Но говорить, что не нарочно, не хотел. Потому что полагал: то, что я сделал, нарочно сделать невозможно. Если б я такое сделал нарочно, меня можно было бы счесть либо негодяем, либо сумасшедшим. Я сказал тогда учителю, и мне мое высказывание запомнилось: «Я не хотел вас обидеть, это вы сами обиделись» (улыбка).
За полтора года в ЖЖ я наблюдал самые странные вещи. Сменилось несколько поколений активно пишущих и комментирующих людей. Регулярно читал послания типа: «Я думала, вы хороший, верила вам, любила то, что вы делаете, а теперь поняла, что вы плохой, злой, лживый. Ухожу от вас…», а после таких слов чаще всего шло неискреннее пожелание успехов и процветания. И такие послания можно было получить в ответ на самое невинное высказывание.
Очень часто читаю предостережения по поводу наметившейся у меня звёздной болезни. Кто-то пытается вывести на чистую воду тех, кто обращается ко мне с благодарностью или просто не возражает. То есть выводят на чистую воду большинство тех, кто сюда пишет, а заодно и меня. Мне нравятся такие предостережения. Я слушаю их уже много лет после каждого вышедшего спектакля и книги. Мне они нравятся, потому что мне хочется верить, что в них содержится искренне беспокойство за меня (улыбка).
Хочу ответить на ряд вопросов по книге, которая скоро выйдет. Книга «Год жжизни» будет очень простой по сути. У меня было большое желание включить в книгу ряд комментариев ОТСЮДА, потому что на многие комментарии я реагировал, и именно они определили содержание многих высказываний. (Я очень не люблю слово «пост».) Но от этой идеи пришлось отказаться в силу трудности выбора и оформления такого рода текстов в цельную книгу. Было желание снабдить книгу диском, который бы содержал фотографии, видео и музыку. Но от этой идеи тоже отказались, потому что это была бы не совсем книга, а что-то среднее и ненужное (потому что всё равно понадобился бы компьютер). В итоге пришли к тому, что книга будет представлять собой классические дневниковые записи, из которых удалены становящиеся непонятными по прошествии времени или без комментариев куски. Так что книга совсем простая, но при этом внятная (улыбка).
После того как ЖЖ стал для меня регулярным делом, я обнаружил, что стал меньше давать интервью. Намного меньше. Я часто не вижу поводов для контактов с прессой, потому что полагаю, что и так уже высказался на ту или иную тему в ЖЖ. Да и при нечастых встречах с журналистами я всегда слышу вопросы или ссылки на свой журнал.
Когда что-то объясняю по поводу того, что было непонятно в предыдущем тексте, часто читаю, мол, что вы оправдываетесь, не надо оправдываться. Меня это удивляет: в моих объяснениях не содержится оправданий. НИКОГДА. Просто я уверен, когда возникает непонимание или недопонимание, нужно пытаться сказать о том, что не понято более внятно или подробнее. И я не устаю это делать.
Я искренне убежден: если есть возможность говорить и обсуждать – надо это делать. Не существует запретных или закрытых тем. Если такие темы возникают, накапливается непонимание, недоверие, а часто и взаимный страх. Надо начинать разговор, даже если ты не видишь шансов к тому, чтобы он привёл к конкретному результату. А если разговор ни к чему не приводит, необходимо начинать следующий. Если мы продолжаем говорить, значит, мы друг от друга не отказываемся.
Сказать, что я не намерен разговаривать на ту или иную тему, сказать, что это не телефонный разговор, сказать, что я ещё не готов на ту или иную тему разговаривать, оставить за собой последнее слово, выкрикнуть что-нибудь напоследок и бросить трубку или хлопнуть дверью – самое простое, иногда приятное, чаще всего кажущееся достойным и безусловно тупиковое высказывание.
Лет пять-шесть назад, устав от внимания журналистов и раздражаясь на постоянно повторяющиеся вопросы, а главное, сердясь на то, как неадекватно и невнятно потом выглядят изложенные журналистами мои высказывания, я твёрдо решил говорить и отвечать только на те темы и вопросы, которые очевидно интересны тому, кто спрашивает, и небезразличны мне. Я раз и навсегда отказался от участия в фиктивных и бессмысленных разговорах. А ЖЖ укрепил меня в этом. Так что я благодарен всем тем, кто задавал и задаёт ЗДЕСЬ существенные вопросы, высказывается искренне и сильно… Всем тем, кто поддерживает мой интерес и ответственность к тому и перед тем, что ЗДЕСЬ происходит.
Завтра вылетаю в Екатеринбург. Потом Москва, потом Алма-Ата. Предстоит короткий, но очень интенсивный тур: за две недели – исполнить восемь спектаклей и три концерта.
А в Калининграде всё резко пожелтело и стремительно стало осыпаться. Для нас это очень ранняя осень, прекрасные, солнечные и золотые дни стоят здесь до конца октября. А тут налетели ветры злые… Не особенно удаётся противостоять осенней печали с прослойками тоски. Птицы улетели ещё не все, а оставшиеся выглядят зябко и неприкаянно. И ещё не могу отделаться от печального ощущения происходящего.
Нет-нет, я не о кризисе, хотя кризис вещь очень серьёзная и для кого-то трагическая. Мне уже пришлось быть свидетелем крушения бизнес-судеб многих своих знакомых. Иные находятся в длительном полупаническом-полуистерическом состоянии. Но это всё-таки люди, которые по миру не пойдут и с голоду пухнуть не будут. Гораздо сильнее я сочувствую тем, кто вложил с трудом заработанные деньги в строительство долгожданной квартиры, а получит эту квартиру через несколько лет, если это вообще произойдет. И очень сочувствую тем, кто, например, долго ждал новую должность, а теперь на грани увольнения. Но не в первой. Опыт есть. С кастрюлями по улицам, как в Аргентине, мы ходить не будем, даже если сильно прижмёт.
Вчера долго разговаривал по телефону со своим товарищем… Кстати, он испытывает весьма сильные потрясения, связанные с кризисом… В общем, мы решили, что кризис не так уж плох. Во всяком случае, он вернёт большому числу людей чувство реальности. Это я про тех, кто потерял такое чувство и почувствовал себя если не небожителем, то кумом королю. Они жили так, как жить нельзя. Ну нельзя! А ещё мой товарищ сказал: «Может быть, теперь не так много будут вбухивать денег в кино. Может быть, приостановится это безумие. Ведь все кому не лень стали кинопроизводителями».
Может быть. Не знаю. Но то, что ощущаю очень остро, – это практически полное отсутствие контекста, хотя сам являюсь частью этого контекста. Я имею в виду культурный контекст. Если в театре ещё наблюдаются прорывы, если в литературе ещё можно на что-то ориентироваться и опереться, хоть с большим трудом, но можно, то в кино совсем беда. А контекст необходим. Контекст сам по себе определяет уровень, ниже которого, если и можно – стыдно опускаться. А когда нет контекста, не стыдно ничего.
Поясню. В Великобритании и Америке существует невероятно высокий музыкальный уровень. По этой причине практически каждая группа чуть ли не любого колледжа демонстрирует такой саунд и такой драйв, какой труднодостижим для наших самых прославленных рок-н-рольщиков. Я часто смотрю сейчас отечественные фильмы шестидесятых-семидесятых годов. Многие помню ещё с детства, помню, как они мне не нравились. Многие раздражали. Да и сейчас вижу: так себе кино. Но это кино! В большинстве этих фильмов есть киноязык, есть стиль, видна работа. И очень хорошо виден некий средний уровень. А сейчас этого уровня нет. Пожилые мэтры на контекст не влияют. Они либо находятся в полувменяемом состоянии, либо исходят желчью по поводу сегодняшнего состояния культуры, либо создают произведения для узкого круга ортодоксальных поклонников и некоего круга специалистов. Есть среди них достойные люди, которые преподают студентам и давно уже не выходят на съёмочную площадку. Ну и ещё всё просвещённое киносообщество ждёт завершения многолетнего труда любимого и прекрасного Германа-старшего. Ждёт с надеждой, сомнениями и раздражением, мол, сколько можно ждать. Но даже если это будет подлинный шедевр, он не может составить контекста. И в хорошем же смысле скромные работы Хлебникова, Попогребского и некоторых других только и дают возможность сказать, что не всё потеряно. Но на самом деле состояние плачевно.
А главное, совершенно не чувствуется поступков. Наоборот, чувствуется их отсутствие. Для произведения искусства поступок художника – часто самое главное. И в этом смысле фильм «Пыль», сделанный на карманные деньги, – гораздо больший поступок, чем вся жизнедеятельность Тимура Бекмамбетова, наибольшие достижения которого приходятся на начало творческого пути, когда он снимал замечательную рекламу.
На днях пересмотрел в очередной раз фильм «Бег» Алова и Наумова. Очень рекомендовал бы тем, кто гордится слезами, выжатыми из них фильмом «Адмирал», посмотреть «Бег». Вот где поступок! В голове не укладывается, как можно было снять такое кино тогда. Я даже не буду говорить о художественных достоинствах фильма – у него сплошные достоинства. Но как им тогда удалось в такой тональности сказать о трагедии белого движения?! Какое у всего этого обаяние. Какая любовь! Какое чувство Родины! Да и патриотизм, в конце концов. Поклонники «Адмирала», не сочтите за труд, прочтите «Белую гвардию» Булгакова – или посмотрите «Дни Турбиных». Да даже в фильме «Адьютант его превосходительства», при всей его идеологической заданности, гораздо больше благородства и аристократизма.
Ознакомительная версия.
