Людвиг Нобель – инженер, изобретатель, предприниматель и меценат. Владелец и организатор производства машиностроительного завода «Людвиг Нобель» (впоследствии «Русский дизель», Санкт-Петербург)
Кризисное управление раздавленного собственной непомерной величиной и огромными кредитами отцовского предприятия было доверено двадцативосьмилетнему Людвигу. Старший брат Роберт, при всем своем самолюбии, против этого особенно не протестовал: наследство совсем нельзя было назвать завидным, поскольку состояло оно исключительно из долгов. Для того, чтобы с честью выйти из ситуации требовались спокойствие и холодный расчет, коими взрывной Роберт не обладал в принципе. Зато оба этих качества прекрасно сочетались в Людвиге. К тому времени это был уже отнюдь не юноша, а солидный предприниматель, по-русски – купец. Он уже успел жениться на двоюродной сестре по материнской линии Вильгельмине Альселль, которая уже успела принести ему, правда, на два месяца раньше срока, первенца, нареченного Эмануэлем. Брак был счастливым и никакие производственные или экономические сложности не могли омрачить радость молодожена. Своему тестю и дяде Людвигу в Швецию он писал: «На Вашу Мину (ласковое сокращение от Вильгельмины, – В. Ч.) одно удовольствие смотреть. Наверное, вы скажете: „Давно бы так“. Вместо привычного для нее болезненно-печального вида она теперь пышет здоровьем и весельем, на лице играет румянец, а глаза светятся неподдельной радостью». Супруги жутко опасались за здоровье недоношенного сына, мама «обкладывала его ватой, купала в бульоне, даже ставила в сигарной коробке на печку», но тревоги оказались напрасными: мальчик получился на зависть здоровым и сильным.
В 1860 году Роберт и Альфред, дабы не мешать семейной жизни брата, сняли для себя несколько комнат в доме генерала Мюллера. Если верить расходной книжке, которую весьма скрупулезно вел Роберт, аренда была бешено дорогой, за 4 месяца Нобели заплатили 233 рубля 33 копейки. Такая роскошь не совсем понятна, учитывая, что во всем остальном они вели крайне спартанский образ жизни, укладываясь обычно в один рубль в сутки на двоих. При этом, наиболее крупные траты, не считая аренды, касались счетов за лечение постоянно чем-то болевшего Альфреда. Тут братья не экономили.
Роберт и Альфред, как могли, помогали Людвигу в работе на фабрике. Роберт, в качестве архитектора, руководил установкой в Казанском соборе отлитых для него на отцовском заводе оконных решеток и чугунной ограды. Он переоборудовал большой пароход Крылов, плававший в окрестностях Петербурга. Больших барышей этот речной лайнер не принес и Роберт даже предлагал переделать его в плавучую лесопилку, Но тут Альфред нашел под Петербургом залежи огнеупорной глины и братья решили заняться производством огнеупорного кирпича и терракотовых декоративных фигурок. Тогда же, в 1860 году, Роберт познакомился со своей будущей женой, дочерью богатого финского торговца Карла Леннгрена Паулиной Софьей Каролиной Леннгрен. Судить об этом можно по появившимся в расходной книжечке записям: «Паулина, шелковое платье, 90 рублей, …Паулина, шуба, 330 рублей»
Все проблемы с отцовскими долгами можно было решить одним махом, если удалось бы добиться от правительства выполнения данных им и документально заверенных обещаний. Даже просто согласие с ними уже могло существенно помочь делу и разрядить обстановку. Поэтому уже 2-го января 1860 года Людвиг подал лично царю, с копией – Великому Князю, чрезвычайно дипломатично составленную петицию, в которой он нижайше просил высочайше признать, что завод его отца сослужил в тяжелое военное время огромную службу Российской империи и был расширен в расчете на гарантированные крупные государственные заказы. Судя по бумаге, завод был готов взять на себя выполнение практически любого задания, связанного с металлургией или крупным машиностроением. Тут же указывалось, что ни одно другое предприятие в империи не сможет справиться с таким заданием лучше, чем завод Нобелей, поскольку он, в нынешнем состоянии, является образцом технологического и научного совершенства. В противном случае Людвиг просил хотя бы признать в полной мере долг в размере 400 000 рублей, которые, по заказу Морского министерства империи, ушли на обустройство производства мощных паровых машин и гребных винтов. В ответ на бумагу правительство недвусмысленно дало понять шведу, что оно – хозяин своему слову, хочет – дает его, хочет – забирает. Что сын за отца не отвечает, и царь Александр не может отвечать за всю ту чепуху, какую понаобещал царь Николай. И что ни на какую компенсацию, ни на какое признание долгов, по крайней мере в ближайшее десятилетие, рассчитывать не стоит. Не принесло результатов и обращение за помощью в Министерство иностранных дел Швеции. Шведскому королю не было никакого смысла ссориться с хоть и побежденным, но все еще чрезвычайно мощным соседом из-за разорившегося подданного.
Три последующих года Людвиг потратил на то, чтобы, перебиваясь с одно частного заказа на другой, по возможности разобраться с кредиторами. Наконец, в 1862 году, когда бремя долгов значительно ослабло, для того, чтобы закрыть вопрос окончательно и бесповоротно, братья, с согласия кредиторов, продали отцовское предприятие инженеру Голубеву, который немедленно переименовал его в «Самсоньевскую механическую фабрику инженера-технолога Голубева». Продажа прошла успешно, и, после раздачи денег у Людвига осталось еще более 5000 рублей.
Теперь, когда главная миссия была выполнена, Людвиг вполне мог покинуть страну, в которой даже на царское слово опасно было полагаться, и спокойно организовать что-нибудь достойное в какой-нибудь более стабильной стране, хотя бы даже в родной Швеции. Но к тому времени он уже прожил в России более половины своей жизни, знал русский язык в совершенстве, писал, а значит – и думал большей частью по-русски и не мыслил нового бизнеса нигде, кроме как в России. Тем более, что в российских предпринимательских кругах за ним сложилась репутация уважаемого бизнесмена.
В условиях послевоенной инфляции 5000 рублей было не таким большим капиталом, но их хватило на то, чтобы сначала арендовать а чуть позже – и купить на противоположной старому предприятию Выборгской стороне маленький котельный и чугуномеднолитейный заводик. Новую фабрику, на которую возлагалась почетная обязанность вновь воскресить шведскую славу Нобелей в Российской империи, предприниматель назвал в свою честь «Машиностроительной фабрикой Людвига Нобеля», а соседями ее были, с одной стороны – государственный сахарный завод, с другой – фирма эстонского немца Артура Лесснера. Последняя занималась тогда производством станков, прессов и паровых машин. Воистину, не выбирай место а выбирай соседей: Лесснер и Нобель великолепно сошлись и впоследствии не раз помогали друг другу.
Между тем, империя постепенно восстанавливалась и набирала новую силу. Восстановление это самым непосредственным образом затрагивало отечественных предпринимателей. Отмена в 1861 году крепостного права привела к тому, что сотни тысяч, если не миллионы, освободившихся крестьян, решив променять тяжелый крестьянский труд на более экономически выгодный наемный рабочий, бурным потоком хлынули в город. За последующие сорок лет население Петербурга увеличилось в 12 раз, что естественно привело к падению стоимости этого самого рабочего труда. О необходимости отмены «крепости» и о том благе, какое эта отмена может принести, сам Людвиг говорил еще в начале своей «антикризисной деятельности» на отцовском суперзаводе. В 1859 году он напечатал в «Журнале для акционеров» две статьи: «О медленности развития механической промышленности в России» и «Несколько соображений о современном положении русской промышленности». По тем временам статьи эти были достаточно смелыми, поскольку крепостное право считалось одной из главных привилегий правящего дворянского класса. Швед Нобель говорил в них о том, что право это является одним из основных тормозов, которые не дают российской промышленности и экономике нормально развиваться, ибо нормальное производство без квалифицированных рабочих кадров не сможет построить ни один специалист, ни отечественный, ни заграничный. А взяться этим кадрам просто неоткуда, ибо девять десятых потенциальных рабочих насильно удерживаются в крестьянских хозяйствах. Хотя Людвиг и постарался несколько смягчить статьи хотя бы тем, что заменил прямое словосочетание «крепостное право» на значительно более мягкий термин «обязательный труд», выглядели они достаточно революционно и вполне могли вызвать недовольство властей прозападно настроенным вольнодумцем.
К середине десятилетия император Александр II благополучно забыл о секретном приложении к Парижскому мирному договору, и крупные заказы вернулись на российские фабрики. Более того, в соответствии с особым циркуляром от 1866 года, все детали и комплектующие для наиболее бурно развивающейся железнодорожной отрасли должны были быть исключительно российского производства. Наиболее благоприятно это сказалось на состоянии Путиловского завода, на котором собирались российские локомотивы, но и Нобелевскому предприятию, благодаря протекции старых друзей, перепало немало.
