Пару дней назад я разложил все свои вещи на полу гостиной: два комплекта «полевой одежды», то есть штаны и рубаха на день и еще такой же набор для ночевок; тайленол с кодеином; «Тигровый бальзам», чтобы снимать боль после ежедневных пеших марафонов; валиум, чтобы бороться с ночными страхами одиночества и полной оторванности от мира; лариам, чтобы не стать жертвой малярии; йод, чтобы дезинфицировать речную и ключевую воду и делать ее пригодной для питья, а также целый пакет разных антибиотиков.
Когда мы в тот вечер отправились спать, Эми сделала последнюю попытку уговорить меня отказаться от своих планов.
«Тебе совершенно не обязательно все это делать, – сказала она. – Можешь просто взять и не поехать…»
«Я должен», – ответил я.
«Ничего ты не должен!»
«Я думал, ты тоже хотела, чтобы я поехал».
«Ну да, но…» Она замялась, а потом повернулась ко мне лицом. Я обожаю ее зеленые глаза. В колледже, когда мы только начинали встречаться, я выставлял себя романтиком и однажды написал ей стихотворение, в котором назвал их «глазами глубины озерной». Тогда я писал ей много стихов, а потом перестал.
«Знаешь, – сказала жена, – не ты один пытаешься разобраться в себе».
Я ответил, что понимаю это.
«Нет, ты просто это знай».
Теперь, когда мы стояли на тротуаре перед домом, я ждал от нее какой-нибудь шутки о курсах выживания и умении ставить палатки, но Эми молчала и кусала губы. Я понимал, что она беспокоится за меня, представляет себе, в какие я могу попасть неприятности теперь, когда в Гондурасе случился переворот. Но она ничего об этом не сказала, даже никак не показала своего огорчения. Эми просто покрутила на пальце прядь волос и произнесла: «Береги себя, ладно?»
Потом со словами «Люблю тебя, папочка» ко мне на руки прыгнула Скай, и я, обняв ее, подумал, что мог бы стоять так до бесконечности. «Берегись крокодилов, пап, – сказала она. – Не забывай, что у них очень острые зубы».
Мы попрощались, и я сел в машину. Когда водитель вырулил на улицу, я вдруг осознал: следующей встречи с Эми и Скай мне придется ждать целую вечность. Я почувствовал, что уже соскучился по ним, и впервые за все это время подумал: «Кажется, ты делаешь огромную ошибку и ломаешь все хорошее, что есть в твоей жизни».
Перед посадкойв самолет, пытаясь побороть возникшие сомнения, я бродил по аэропорту, ходил туда-сюда по длинным коридорам мимо фастфудных кафе и сувенирных магазинчиков. В какой-то момент я присел напротив ожидающего своего рейса семейства и услышал, что отец читает малышу-сыну книжку «До свиданья, Луна». Я тоже читал эту книгу Скай, когда она была совсем маленькой. Семья, судя по всему, направлялась на какой-то курорт, что, в принципе, лучше было бы сделать и мне, вместо того чтобы лететь туда, где практически уже началась граж-данская война. У меня кружилась голова, сосало под ложечкой. Несколько мгновений я всерьез подумывал плюнуть на все и вернуться домой.
Я проглотил пару таблеток «Тайленола» и закрыл глаза, но погрузиться в свои мысли мне не удалось: совсем скоро женский голос по трансляции объявил, что пора идти в самолет. До Атланты я долетел без проблем, но когда пересел на 575-й рейс «Дельты» в гондурасский Сан-Педро-Сула, оказалось, что в самолете почти нет пассажиров. Я выбрал стюардессу постарше и спросил ее, нормально ли это для текущего времени года. «Ну, теперь, когда случился переворот, туристы туда не очень-то стремятся», – со смехом ответила она.
Тем не менее даже после рекомендации Государственного департамента держаться подальше от страны, находящейся в тисках военного конфликта, ни один рейс не отменили.
«Давайте просто надеяться, что нам дадут там приземлиться», – вставил сидящий рядом со мной мужчина и улыбнулся, будто знал что-то, о чем я не имел ни малейшего представления.
Неделю назад опальный президент попытался вернуться в страну на предоставленном Чавесом самолете, но гондурасские военные заблокировали взлетно-посадочную полосу, уставив ее армейскими грузовиками. По слухам, теперь Мел планировал вернуться через горы и джунгли верхом на осле, возможно, даже переодевшись в женское платье.
Пилот прибавил тяги, и самолет двинулся по взлетной полосе. Уже в воздухе мне показалось, что нервничали не только пассажиры, но и бортпроводники, не знающие, с чем нам придется столкнуться в пункте назначения.
Весь полет я проспал. Через шесть часов лайнер, скрипнув резиной, коснулся посадочной полосы. Гондурас. Сан-Педро-Сула. Мы прилетели с опережением графика.
«Его бросили умирать, но он был сильнее смерти»
Спустя почти неделюходу по беспокойным морям, 6 апреля, наши путешественники наконец прибыли в гондурасскую Ла-Сейбу. В порту было жарко и душно. Морде с Брауном собрали свое снаряжение и сошли на берег, чувствуя, как раскалываются головы от бесконечной качки и ноют мышцы от ночей, когда приходилось спать в неудобном положении. Им очень нужно было отдохнуть, но не давала накатившая гигантской волной эйфория. Посмотрев вдаль, они видели, как тянутся до самого горизонта и растворяются в белесой дымке, наводящей на мысли о древних проклятьях, горы, одновременно округлые и зазубренные, как поломанные ребра каких-то гигантских животных. Морде был одет в габардиновые штаны, кожаные сапоги и легкую летнюю рубашку. Они с Брауном зарегистрировали на таможне свое оружие, а потом отправились в город.
Над немощеными и слабо освещенными улицами висели тучи пыли. Редкие электрические фонари тщетно пытались разогнать подступающую ночную темноту. Город в этот субботний вечер кишел людьми – портовые работники, банановые маклеры, миссионеры и шлюхи. Нашим путешественникам казалось, что они очутились в маленьком ковбойском поселке на Диком Западе, в местечке на границе цивилизованного мира, постоянно балансирующего на грани полного бедлама. Во время прогулки они заметили, что почти все мужчины вооружены: одни демонстративно втыкали за пояс штанов пистолеты, у других на ремнях висели длинные мачете.Жизнь била ключом, но сразу разобраться, что к чему, было очень трудно. Ясно было только одно: в этих местах надо держать ухо востро.
Ла-Сейба мало отличалась от остального Гондураса, проходящего через очередной трудный момент своей истории. Экономика, в основном базирующаяся на экспорте фруктов, пыталась подняться на ноги после удара, нанесенного Великой депрессией. Во всех соседних странах бушевали революции и гражданские войны, и гондурасский президент, отставной генерал Тибурсио Кариас Андино, прославившийся в народе своей тяжелой нижней челюстью, делал все возможное, чтобы не дать стране скатиться в хаос. Диссидентствующих бросали в тюрьмы, а время от времени и казнили. Наводя страх на людей, повсюду рыскали агенты тайной полиции.
Свое место в этом политическом вакууме поспешили занять американские банановые компании: Standard Fruit со штаб-квартирами в Ла-Сейбе и Новом Орлеане и United Friut с главными офисами в Бостоне и гондурасском городе Тела, и теперь без их ведома в стране почти ничего не происходило. Они вели себя, словно наркокартели, которым, по странному стечению обстоятельств, временно приходится торговать фруктами. С помощью особенно жестоких диктаторов региона компании подмяли под себя всю Центральную Америку и прославились кровавыми методами решения трудовых конфликтов.
Один из самых вопиющих эпизодов произошел в Колумбии в 1928 году, то есть лет за десять до путешествия Теодора Морде. Эти события вошли в историю под названием «банановая резня». Рабочие банановых плантаций вышли на улицы с требованием сократить рабочий день и поднять заработную плату. Военные, действующие, как стало известно, по приказу United Fruit, прозванной в народе El Pulpo (Осьминог) за почти неограниченную власть и влияние в регионе, открыли огонь по толпам невооруженных демонстрантов. Количество погибших в тот день неизвестно до сих пор, но, по разным сведениям, их было от 49 до 2000 человек. Позднее эти события опишет в своем романе «Сто лет одиночества» Габриэль Гарсия Маркес.
