Как сим фейерверкам и маскарадом все бывшия тогда в Туле празднествы и увеселения кончились и боле жить в оной было не для чего, то на другой же день после сего все излишние начали из сего города разъезжаться. А их примеру последовали и мы, и собравшись, отправились в прежнее свое местопребывание в Богородицк, куда на другой день благополучно и возвратились.
Как случилось сие уже в святки и пред самым наступлением новаго года, а вкупе с ним пред наступлением совсем новаго и достопамятнейшаго периода в моей жизни, весьма отменнаго от прежних, то займу я достальное место в сем письме изображением того состояния и положения, в каком я при конце сего года находился.
Что касается собственно до меня и всего моего семейства, то я был тогда в наилучшей поре моего возраста. Шел мне сороковой год, а потому хотя и переступил уже я за половину обыкновенного человеческаго века, но был совершенно еще свеж, мужествен и бодр, и по благости Господней пользовался наисовершейнейшим здоровьем, а вкупе благосостоянием таким, какого не желал я лучше. Семейство имел я уже тогда нарочито многочисленное, и состояло оно из тещи, жены и пятерых детей, из коих все были хотя мал-мала меньше, но доставляли нам бесчисленныя удовольствия и утехи. Старшая из дочерей моих, Елисавета, была уже изрядная девочка, и с красотою телесною утешала нас вкупе и умом, а паче всего своим добронравием и хорошим, характером. Все качествы и свойству ея были таковы, что приобретала она от всех видавших ее любовь и уважение. Сын мой был также уже мальчик, вышедший из лет младенческих. Ему шел уже седьмой год и он умел уже грамоте и мог уже читать и писать изряднехонько; а по понятливости своей учился уже тогда и немецкому языку. Душевныя и телесныя способности его ко всему открывались час-от-часу больше, и он с каждым годом подавал нам о себе от часу лучшую надежду и был по всем отношениям милой, добронравной и любезной ребенок. Обе следующия за ним меньшия его сестры, Настасья и Ольга, возростали уже также мало-по-малу, и первая из них умела также уже грамоте и обе утешали нас своими невинными детскими делишечками и обе подавали о себе уже нам добрую надежду. Что касается до самой меньшей и четвертой моей дочери, Александры, то сия была еще на руках младенцем и чтой-то не очень здорова, так что не было дальней надежды о ея жизни. Теща моя хотя начинала уже стараться, но была также еще в совершенних силах, хотя и не всегда равно здорова. Кроме ее и жены моей, жила тогда еще с нами помянутая девушка, госпожа Беляева, которая всем поведением своим заставила нас столько себя любить, что мы ее наравне со своими родными почитали и сотовариществом ея были очень довольны. (9, стр. 715–730)
Путешественные записки из Санкт-Петербурга до Херсона в 1781–1782 годах.
В левой стороне, едучи от городища, оставили мы село Сухининку Ивана Ивановича Шувалова в коем каменная церковь, а подле её находилась другая деревянная по речке Кривуше, в Оку текущей, недалеко от той проехали деревню по имени речки Кривушей называемой, от которой по берегу Оки виден был простиравшийся красной и чёрной лес. Наконец за 12 вёрст приехали мы к перевозу через реку Оку. Она здесь шириною была саженей около 50 и перевозят через неё на барке. По ту и другую стороны стояли на прекрасном положении сёла, на леве Овчуртино, на право Никольское, в коих обоих были каменные церкви. Берега Оки состоят из долин, бугров, лугов и перелесков, делали вид наипрекраснейший и тем уподоблялись славящимся красотой берегам Волгским. Из берегов, известковым камнем наполненных извергались многие источники, долины покрыты были густою и высокою травою, меж коею росло много ягод земляных которые крупностью сыплющимися своею походила почти на садовую. Между каменьями по буеракам нашли мы многие окаменелые черепокожные каковы хамиты и кардиты, серпулиты и прочая, а из каменнорастенных окаменелых мадрепориты разные, трахиты, а наипаче попался мне один камень содержащий в себе прекрасную тубипору. Мы, набрав сего сколько можно, так как и трав по берегу цветущих и поехали далее и тотчас переехали речку Ужердь мостом. От ея поднялись в гору увидели деревню Ахлебину состоящую дворов из 30 и принадлежащую 3 помещикам. Мы в оную приехали засветло, однако за уборкою собранных по дороге вещей и перекладыванием трав промешкали так, что наконец должно было в ей остаться ночевать.
Из Ахлебиной поехали мы поутру высокими ровными местами кои все покрыты были пашенными полями кое-где рощами и перелесками изукрашенными. На пути не было почти ни единого селения, которое б нам через переезжать случилось, но все были или в стороне или прикасались к дороге одним только краем. На пашнях, впервые видел я здесь, сеют горох и гречуху, во всём Калужском уезде, как едучи от Москвы, так и из Калуги, далее сельский образ в убирании хлеба видел я совсем особливым от Московского. Оный различествует не только величиною снопов, которые по большему плодородию, несравненно больше, так что два оных едва сильному человеку стащить можно, но и кладкою в копны. Бабы по снятии хлеба серпом, раскладывают его по полю, чтоб он сох на земле на воле, потом вяжут его во снопы и оные кладут крест на крест колосьями врозь, каждый ряд, или каждые 4 снопа называются у них крестцом, в крестец же ярового хлеба проходит таковых снопов 5. Таковых крестцов кладут друг на друга до тех пор покуда стебли накладутся сами собою в образ пирамиды, коея на верх опрокинув становят ещё сноп и тогда сие называют копною. Из домашнего скота особливо мне кажется здесь по деревням свиньи и собаки, кои думаю произошли или от смешения Русских свиней с лучшею породою, или лучшие свиньи быв здесь некогда разведены оставались порождаться таковыми в потомки. Они все из крупного сорта, на ногах высоки и щетина по всему телу хорошая, но сверх обыкновенной щетины есть ещё и другая, гораздо длиннее, которая, проседая между первым по всему хребту и спине стоит стойком и составляет будто щётку, от затылка до хвоста продолжающуюся. Собаки равным образом были крупнее обыкновенных, поджаристее, шерстистее и остродолгоносее, хвост также очень шерстенист и снизу метёлкой; без сомнения оне должны быть выродки из борзых и Малороссийских густошерстных собак. За 15 верст проехали мы мимо большой деревни Куровой, стоящей на границе Калужского уезда, который по сей дороге простирается на 35 верст. За 3 версты от оной было село Макарово, стоящее уже в Лихвенской уезде, коего здесь переезду, впредь по дороге будет на 15 верст, а до самого города Лихвина отсель считают 40 верст. Макарово село стоит на пруду, а водою жители пользуются из колодцев, в нем есть деревянная церковь и господский дом. Мы в его приехали хотя задолго прежде обеда, однако как дорога сия была не почтовая, а крестьяне все были в поле, то должны были дожидаться за полудни покудова лошадей согнали; сверх того лошади были рабочие, замученные под сохою, то следующий переезд хотя не далеко, однако мы довольно имели дела, как с ними тащиться. В стороне дороги оставили село Ильинское с каменной церковью, подле которого течёт изрядная речка Дугня, взявшаяся версты за 3 от села из одного ключа, и продолжающаяся до Оки к северо-востоку. Пашенная земля здесь чернозёмная с суглинком и частью с красноватым песком. Оный в большом количестве находился в яру долины, по которой течет другая речка Дугня, впадающая в первую; ее мы переехав ее проехали и деревню на ей стоящую Позднякову, от которой далее следовал хороший лесок, в коем мы увидя, что много летало насекомых, остановились на несколько времяни ловить оных, из их лучшие были Phalaena B. Domina, Libella dtpreffa коих я в сих местах увидел еще впервые. Множество Шпанских мух осыпало молодые рябинки, коих листьем они питались и через то делали почти совсем голыми. Наконец приехали мы в село Грязное в 12 верстах от Макарово отстоящее. Оно стоит на речке Дугне, имеет небольшую деревянную церковь и господский дом и принадлежит Плещееву. Здесь видел я сеют много коноплей, в селе мы должны были опять дожидаться покудова новых лошадей с поля пригонят; мое намерение было как возможно выехать поскорее с тем, чтобы заехать стоящую по дороге полотняную и шелковую фабрику, принадлежащую купцу Микулину, которая отсюда будет в верстах 6; однако сколько я не торопился, но приехал туда поздно и по тому как видеть ничего было не можно, то и не разсудил я в оной оставаться. Хозяин в ей делает разные шёлковые материи из получаемого из Персии и Бухари шёлку. Версты за 3 от Грязного проехал и мы село Кутьково на Дугне же реке стоящее, которая здесь собою хотя мала, однако течет по пространной долине, через которую сделан деревянный мост. С полверсты далее от села имеется другая долина, которая называется Дурнино Повершье, потому что вышеупомянутая речка и ея имеет свой начало. Чудны мне казались здесь часто случающиеся с землями перемены. В одном месте кажет она белесоватою, в другом чёрная, инде из серокрасноватою, и я не мог дознаться тому причины, а думал, может быть не от наносного ли после дождей илу сие происходит, однако мужики меня уверили, что она и во внутренности своей такая же инде чистый чернозём, а подле его не в дальнем разстоянии суглинке голой или смешанной с песком. При всём том, что касается до доброты, то везде одинаково и хлеб родит изрядно; мужики унаваживают ее немного, хлеб же убирают с соломой до чиста, так то как в других местах оставляют ея несколько на корню, с тем чтобы весной запалить и тем землю удобрить. Оною соломою здесь кроют домы, а изрубив мелко и смешивая с мукою, кормят скот. За 2 версты от Повершья переехали мы изрядной каменной мост, об одном своде с пирамидами по концам, зделанной через долину же, без сомнения от вышеупомянутого купца Микулина, которой недалеко отсель имеет свою фабрику. Мы оную, по причине ночи, проехали мимо за 5 верст, в деревне Хованской остановились ночевать, которая от Грязнова села отстояла в 12 верстах.
