«Нам песня строить и жить помогает, Она, как друг, и зовет, и ведет, И тот, кто с песней по жизни шагает, Тот никогда и нигде не пропадет!» Музыка И. Дунаевского, слова В. Лебедева-Кумача.
О том, как это дело было поставлено у нас в полку, уже сказали и еще скажут мои однополчане. За долгие девять лет выполнения интернационального долга в Афганистан приезжали с концертами многие известные творческие люди: актеры, певцы, музыканты. Большинство из нас этих популярнейших в нашей стране людей могли увидеть только по телевизору или услышать по радио, на пластинках и магнитофонных записях, а здесь же довелось не только увидеть, а даже пообщаться, как говорится, воочию. Уже весной в первых числах мая в Кабул с группой московских артистов прилетел знаменитый певец Иосиф Кобзон. Это был его первый приезд, в дальнейшем Иосиф Давыдович постоянно приезжал в ДРА, от души и сполна, поездив с концертами по афганским городам и весям, где дислоцировались наши воинские части. В наш же полк его первый приезд был в августе, выступление прошло на сцене только что построенного летнего клуба. Летом в Шиндандском госпитале прошел концерт ансамбля песни и пляски Краснознаменного Туркестанского военного округа. Этот прославленный творческий коллектив был создан в 1939 году и внес большой вклад в работу по идейно-нравственному воспитанию воинов округа. Ансамбль и в дальнейшем неоднократно приезжал на гастроли в Афганистан.
Выступление артистов в Шиндандском госпитале (из личного архива рядового Владимира Сальникова)
Госпиталь в Шинданде был рассчитан на 350 коек, а принимали по 1200–1300 человек. Несколько слов от женского медперсонала, тех, кто разворачивал госпиталь, устраивал свой быт, принимал и лечил раненых и больных. Из этих воспоминаний хорошо можно представить, каково это быть первыми!
Лидия Баклыкова, медсестра хирургического отделения Шиндандского госпиталя:
"Госпиталь вошел в Шинданд 11 февраля 1980 г. Мы со Светой Сулеймановой ехали с «партизаном». После Герата одна машина почему-то остановилась, остановился и наш водитель. Нашу машину облепили мальчишки-афганцы, смотрели на нас как на чудо, тыкали в стекло пальцами, смеялись. Водитель нам объяснил, что они видят женщин без паранджи. А в военкомате нам честно сказал военком, что он ничего не знает, какие там условия и вообще, что там будет. Когда нам уже нужно было явиться в облвоенкомат, он нам свою машину дал, мы на ней весь день ездили. Остальных возил автобус (в Куйбышеве). Военком просил нас написать письмо ему, рассказать, как там жизнь. Мы со Светой ему писали, что живем в палатках, вода привозная, свет бывает не всегда. Я помню, как мы приехали, а вокруг ничего нет, ни одного кустика, как на машинах ездили в степь в туалет. А от дождя у нас кровати проваливались, стояли боком. И палатки эти, наверное, никогда не забуду, мы такие никогда не видели. А перевозили из Кушки нас «партизаны» ‒ сверхсрочники автомобилисты, они там были уже где-то с ноября 1979 г. В первый же день как мы приехали, командир дивизии Шаталин к нам приехал. И потом часто приезжал, все морально нас поддерживал. С благодарностью его вспоминаю. В общем, есть что вспомнить. Только вот женщины никаких льгот не имеют. Говорят, что мы там деньги получали, а что меня туда не посылали, мне тоже говорили. А медсестра, про которую думают, что сбежала, была военнослужащей, у нее дембель был весной и она уехала. Она из Ташкента с вокзала нам письмо присылала. Писала, что сидит на ступеньках на вокзале, ест колбасу, вспоминает нас и плачет.
До сих пор перед глазами палатки хирургического отделения: перебинтованные раненые, окровавленные бинты, постоянные стоны раненых. Тяжелораненых отправляли самолетами в Ташкент, а у нас оставались с легкими ранениями и с ранениями, несовместимыми с жизнью. Большое поступление раненых началось в мае, когда были боевые действия в ущелье Фараха. Вертолеты садились на территорию госпиталя, к ним ехали «УАЗики», везли раненых в приемное отделение, мы все шли в отделение. Раненых нужно было разместить, оказывать первую помощь, потом привозили доноров. Мы у них всю ночь кровь брали для раненых. И с аэродрома тоже везли раненых. Мы до самого утра были в отделении.
Еще я помню, вскоре после 9 мая приезжал ансамбль Туркестанского военного округа с концертом. Они выступали у нас в госпитале. Мы пригласили их к нам в хирургию выступить, у нас все раненые хотели послушать концерт, но не всех можно было трогать с места. В отделение пришли трое артистов: 2 женщины и 1 мужчина, баянист. Я и еще одна медсестра встали напротив входа, вокруг нас встали раненые, перебинтованные, в гипсе, на костылях, с перевязанной головой, перевязанной грудью, перевязанной рукой. Одна из певиц, когда увидела в палате раненых, тем более, что у входа с одной стороны лежал с ампутированной рукой, а с другой стороны с ампутированной ногой, закрыла лицо руками, зарыдала, выбежала из палатки. Я ее не осуждаю, картина там была не для впечатлительных. Но оставшиеся пели отлично, от души! Этот концерт я до сих пор помню! "
Галина Козлитина, работник столовой госпиталя:
"Я осознанно ехала, никто не заставлял. Просто у меня все в семье воевали, кроме мамы и бабушки. И я была под завязку политизирована. Когда начались «ученья в Афганистане» мы сразу поняли, что там. Я пришла в военкомат, и сказала, что хочу в Афганистан, офицер, к которому направили, онемел. А потом говорит: "Деточка, а ты понимаешь, что там война? " Это был, пожалуй, единственный человек, кто честно и открыто со мной говорил до отправки. На собрании перед отправкой дядька в погонах с большой звездой на вопрос: "Скажите, что нам брать с собой?", посмотрел, как на идиотку, и провещал: "Девочки, вы едете за границу. Ну, там платьица, туфельки", козззел трусливый. Вот девочки и набрали для заграницы. Даже по фото нашим видно. Про "мы вас туда не посылали" говорили всем. И нам и военнослужащим. И если бы не Чеченская, думаю не было бы льгот и прав и у мужчин наших. Когда там началось, власти испугались, мне кажется. И заткнули рты нашим «афганцам»
