Ознакомительная версия.
Она ответила: «Отец мой, а почему я не должна попасть на небо? Я жила и живу в этом замке, как собака на привязи. Какие удовольствия и развлечения у меня были? Никаких. Но я всегда должна была всем своим видом показывать слугам, что безмерно счастлива. Мой муж – тяжелый человек, и, как вы знаете, никакого интереса к женщинам у него никогда не было. Ну разве не была я в этом замке как в клетке?»
Я сказал ей: «Значит, вы думаете, что, когда вы умрете, Господь пришлет своих ангелов, чтобы отнести вашу душу в рай?»
«Да, я твердо верю в это», – ответила она. И тогда я сказал ей: «Пусть Господь даст вам то, во что вы верите».
И все же жизнь крепостной нельзя было сравнить ни с чем: ее и считали-то существом лишь немногим лучше животного. В 1411 году в поместье Лиесталь был издан указ о том, что «каждый год перед Страстным вторником, когда люди обычно думают связать себя святыми узами брака, бейлиф отбирал молодых людей и девушек подходящего возраста, чтобы составить из них пары».
Королева Бланш, мать Людовика Святого, близко к сердцу принимала судьбу крепостных и повелела, чтобы хозяева освобождали их за определенную плату. С особенным участием она относилась к молодым девушкам-крепостным, поскольку многие из них уже были обесчещены и мужчины не брали их замуж. Это нежелание жениться на крепостной было причиной многих трагедий, как в случае с девушкой из Шампани. В 1472 году она была осуждена за убийство ребенка, однако утверждала, что отец запретил ей выходить замуж за «мужчину, которого она с радостью взяла бы в мужья», потому что он был крепостным. С другой стороны, в некоторых поместьях к крепостным женщинам относились более гуманно, особенно во время исповеди: иногда им разрешали не платить положенную дань в виде курицы на Страстную неделю, а иногда даже делали небольшой подарок в виде вязанки хвороста или рыбины из господского пруда.
В местечке Денхендорф в Германии при крещении каждого из ее детей женщина получала в подарок две меры вина и восемь буханок белого хлеба. Как говорит средневековая писательница Кристина де Пизан: «Они получали хлеб, молоко, ячмень, немного рыбы, и их жизнь была чаще более безопасной и даже более обеспеченной, чем у женщин высшего сословия».
Отношение церкви к разводу также не облегчало положение женщин. По каноническому закону, заключенный брак не мог быть расторгнут. Самое большее, на что шла церковь в этом вопросе, – это объявить брак «аннулированным и не имеющим законной силы», то есть сказать, что на деле брак не имел места. Родство, вплоть до четвероюродного, делало брак незаконным с точки зрения церкви. Таким образом, сфабриковав родословное древо, мужчина, которому надоела его жена или по какой-то другой причине желавший избавиться от нее, мог спокойно объявить ее родственницей и развестись, если только у него было достаточно денег, чтобы оплатить все необходимые процедуры.
В сатирическом стихотворении эпохи Эдуарда II говорится:
Если у мужа есть жена,
А он ее не любит,
Тащи скорей ее к судье,
Где ложь восторжествует.
Вот два свидетеля при нем
И сам он тут же рядом.
Раз, два – и брака больше нет,
Но только если он сейчас
Докажет, что его жена
Была ему неверной.
Еще одним достаточным поводом для аннулирования брака было обнаружение среди предков жены крепостных; иногда муж, растратив полученное за жену приданое, «бесстыдно покидал ее, ради ловкой, привлекательной и богатой особы».
Рис. 27. Помолвка
Конечно, было много примеров и счастливых браков. Префект Парижа – пожилой французский чиновник, весьма состоятельный и влиятельный – написал книгу наставлений для своей юной жены, которая к тому же была сиротой. В каждой строке этой книги видна любовь и понимание ее нужд. Он говорит, что пишет эту книгу «не для себя, но для твоей чести и любви, поскольку я люблю тебя и сочувствую тебе, ведь у тебя не было ни отца, ни матери, к которым ты могла бы обратиться за советом и утешением. Только я могу быть твоим другом и советчиком. И знай, что я рад, что ты ухаживаешь за своими розами и фиалками, поешь и танцуешь… Ты говоришь, что сделала бы все для меня, если бы только могла, но я буду доволен тем, что и твои соседки делают для своих мужей… ведь я не настолько безумен, чтобы не удовлетворяться тем, что ты делаешь для меня. Конечно, если ты только не будешь пренебрегать мною и презирать меня… хотя я и знаю, что ты более благородного происхождения, чем я… но я не боюсь этого и верю в тебя и твои добрые намерения».
Префект Парижа выдерживает этот чуть ли не уничижительный тон до самого конца книги: «Ведь мне не принадлежит ничего, кроме службы другим, – и даже меньше».
Томас Бетсон, 40-летний английский купец, торговавший в Кале, был безоглядно влюблен в свою невесту, 15-летнюю Кэтрин Рич, и это ясно видно из его письма ей, написанного в 1476 году:
«Моя возлюбленная кузина Кэтрин, припадаю к Вашим ногам со всем моим влюбленным сердцем. Подарок, который Вы послали мне, всегда со мной. А также письмо, написанное Вашей ручкой, в котором Вы пишете, что здоровы и веселы… если бы Вы кушали побольше мяса, Вы бы быстрее стали настоящей женщиной, чем несказанно порадовали бы меня…
Всемогущий Господь сотворил Вас прекрасной женщиной… в великом Кале, в первый день июня, когда мужчины ушли обедать, а часы пробили девять, все Ваше семейство в один голос закричало мне: «Спускайся сейчас же обедать!» – и Вы знаете, что я ответил им.
Остаюсь Вашим искренним и любящим кузеном Томасом Бетсоном. Посылаю Вам кольцо в знак моей любви».
Томас Бетсон продолжал желать, чтобы Кэтрин поторопилась и доросла до возраста замужества, и два года спустя он написал ее матери: «Я помню Кэтрин всю ее жизнь. Мне она снилась тридцатилетней, а проснувшись, я видел, что ей нет и двадцати, и страстно жаждал этого. И, судя по всему, моя мечта сбудется быстрее, чем мой сон». Вскоре после этого Томас женился на своей Кэтрин, и, как мы можем догадаться, она стала ему верной и любящей женой. Когда год спустя Томас опасно заболел, Кэтрин, ожидавшая ребенка в свои 16 лет, не только преданно ухаживала за ним, но и вела его дела со всей тщательностью и знанием дела, к которым средневековые женщины привыкли с самого детства.
Рыцарь Ла Тур, несмотря на ужасающий рассказ о жестоком отношении к женщине, нисколько не возражал против жены, ведущей дела. Очевидно, он даже одобрял это и, судя по всему, был очень счастлив в браке. В начале своей книги он пишет, что у него была «жена, красивая и честная… она любила песни, баллады и поэмы и любила все новое. Однако смерть забрала ее от меня, и я провел много дней в тяжелых раздумьях и печали. И все еще оплакиваю ее. Ведь настоящее любящее сердце никогда не забудет женщину, которую оно любило».
Рис. 28. Девушка раскрашивает фигурки Девы Марии
Рис. 29. Клятва в любви и верности
Этот более идеалистический взгляд на женщину особенно укрепился с ростом и развитием культа Девы Марии. Параллельно с благоговейным отношением к Богородице развилась и идея превосходства женского начала над мужским. Один средневековый автор весьма недвусмысленно заявляет:
«Женщине следует отдавать предпочтение перед мужчиной во всем, а именно: в материале, потому что Адам был сделан из глины, а Ева – из ребра Адама; по месту, потому что Адам был сотворен вне рая, а Ева – внутри его; в зачатии, потому что женщина родила Бога, а мужчина не мог этого сделать; в явлении, потому что Христос после воскрешения явился именно женщине; в возвышении, потому что женщина, а именно Дева Мария, парит над хором ангелов».
В светской жизни культ Девы Марии уравновешивался культом дамы в том виде, как его исповедовали рыцари Средневековья. Это было совершенно светское изобретение. Эти два культа развивались параллельно, и каждый из них противостоял аскетическому взгляду на женщину, который лишал ее достоинства и стремился очернить ее. Лирическая поэзия трубадуров и менестрелей Франции и Германии, которые превыше всего ставили любовь и поклонение женщине, также стремилась культивировать эти высокие чувства:
В длинные майские дни
Я наслаждаюсь пением
Птиц, поющих далеко отсюда,
Но стоит мне покинуть
Любимые края,
Как сердце и душа
Рыдают от тоски,
Ведь я любовь оставил
Далеко отсюда.
Мне лишь ее любовь нужна,
Другой не надо вовсе.
Она меня околдовала
Своею чистотой,
И в дальних странах,
И в беде
Любовь ее со мной.
Вообще рыцарская любовь была окружена таким же количеством церемоний, что и само феодальное общество. Если дама принимала любовь рыцаря, то ее согласие было обставлено целым рядом церемоний, напоминающих обряд принесения вассальской клятвы. Рыцарь становился на колени и вкладывал сложенные ладони в руки своей возлюбленной, а затем в присутствии свидетелей клялся до гроба служить ей и защищать ее от врагов. Принимая его клятву, дама обещала верно любить его, надевала кольцо ему на палец, целовала его и разрешала ему подняться с колен.
Ознакомительная версия.
