Ознакомительная версия.
– И такого не было. Серьезно, честное слово. Для нас каждый поход в храм – это праздник. Они сызмальства любили, чтобы их как-то принарядили: бантики, рубашечки.
– А потом продолжение какое-то праздника?
– Нет, нет. Сейчас модно совмещать храм с последующим развлечением, но я считаю, что это неправильно. Нам это в голову никогда не приходило. Была служба, мы молились, потом шли домой обедать. Но, к сожалению, сейчас, я даже на нашем приходе многим мамам объясняю: нельзя, чтобы ребенок шел в храм только для того, чтобы его потом в «Макдоналдс» сводили.
– А что эта ситуация возникает?
– Все бывает. Я могу сказать, почему она возникает в данный период, это моя точка зрения. Для молодых женщин сейчас много послаблений. Хорошо это или плохо – другой вопрос.
Конечно, проще после службы зайти в кафе, накормить ребенка и идти домой, чем ломать голову, чем кормить и что готовить, когда придешь. Но, с другой стороны, ребенок все меньше и меньше стремится к дому, отвыкает от домашнего общения, от традиции совместного воскресного обеда. Допустим, когда дети были маленькие, я знала, что если иду ко всенощной или литургии, то мне заранее надо приготовить трапезу какую-нибудь, к которой мы приходим со службы, чтобы накормить и спать уложить. Идем мы к обедне, значит, дома уже обед должен быть готов, чтобы не прийти и не начинать суп варить.
– А семейные обеды какие-то большие у вас бывали?
– Конечно, когда какие-то праздники, именины или дни рождения, батюшка старался как-то пораньше приходить домой. У нас когда папа дома, тогда и праздник. Но в основном большие праздники совпадают с церковными праздниками, и батюшка у нас очень занят. Конечно, старались отмечать какие-то даты, собирались и родня, и знакомые, близкие и друзья. Но многое зависело от расписания отца Николая.
– А вот проблема, когда приходится делить священника между приходом и семьей. У вас была ревность какая-то, переживания по этому поводу?
– Нет. В этой теме не должно быть разделения. Потому что если брак по любви, то никаких
страшилок, никаких вот этих разделений, что батюшка на службе, батюшка не дома, батюшка с детьми, батюшка вне детей, их нет. Вы просто вместе. Если сказать откровенно, то я себя никак не воспринимаю в каком-то отделении от отца Николая, так же и он. Сейчас, когда у батюшки такое множество послушаний от Патриарха, я стараюсь ему во всем помогать. Мы вообще по жизни все делаем вместе. Надо служить – мы вместе, дети – вместе, работа – вместе, музыка – вместе. Даже некоторые на это смотрят с недоумением: как это так, батюшка везде матушку с собой таскает! Но у нас не «таскает». Мы по-другому просто не можем.
– И что, это так легко всю жизнь у вас получается?
– Не могу сказать, что наша семья во всем пример и образец. Нет. Но милостью Божией между нами глубокое личное взаимопонимание. Я хорошо знаю, что в некоторых семьях бывают проблемы между матушками и батюшками. И чтобы сохранить или восстановить мир, здесь порукой только любовь. Многие спрашивали, как я понимаю слово «любовь». Я вам могу сказать честно и откровенно, что расшифровать это понятие какими-то словами я не могу. Это на столько внутреннее духовное чувство, что кому Господь его дает, те великие и счастливые люди. А когда этого нет, я думаю, что, молитвой этого можно достичь. Потому что бывают разные браки. Иногда вполне светские молодые люди приходят к вере и вдруг решают идти в священнослужители, а их жены к этому не готовы. Потому что вот она была просто женой, а вдруг должна стать матушкой. Здесь есть серьезная основа для конфликта. Конечно, если ты любишь человека, то пойдешь за ним, не задумываясь. Но тут, мне кажется, очень важно поведение мужа, будущего священника. Оно должно быть не только просветительское по отношению к супруге, но и мягкое. Отец Николай семь лет до свадьбы меня просвещал настолько мудро и мягко, что я никогда не была лишена свободы выбора. До того момента, пока не поняла, что я действительно верующий человек.
Протоиерей Андрей Лобашинский (р. 1956) – настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Карижа (Калужская область), благочинный Малояросла-вецкого округа. Преподает в Калужской духовной семинарии. Окончил факультет журналистики Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
Лилия (Калисса) Лобашинская (р. 1959) окончила Московский государственный педагогический университет по специальности «логопед». Растит четверых детей.
Когда батюшку рукополагали, я стояла в церкви с розами, это было 19 декабря 1995 года на Николу зимнего, а дьяконом рукоположили на 14 октября на Покров. И вот ко мне подошла женщина и спросила: это вас рукополагают? Я ответила, да, нас. Именно такое чувство было – нас обоих…
Это было то самое неотвратимое событие, которого я боялась. У меня к тому моменту уже сложилось какое-то общее представление о том, что такое быть священником и что такое быть матушкой – мы были в Церкви не первый год. Однажды во время службы в Зачатьевском монастыре я поняла, что этот жизненный поворот вполне возможен, и просто разрыдалась. Я помню гульбище надвратного храма, по которому ходила и рыдала. Потому что огромная ответственность и полная перемена жизни не могут не потрясать…
Я родилась в простой московской семье: мама – служащая, папа – инженер… Когда мне исполнилось шесть лет, папа нас оставил, и мы с мамой жили вдвоем. Но воспитывали меня в основном бабушка с дедушкой. В то время рабочая неделя состояла из шести дней, выходной – только воскресенье. Мама заканчивала работу в семь, домой приходила к восьми – какое уж тут воспитание. Я жила с ними единственной внучкой, хотя родственников было много, и очень их любила. Детей у них было 10 человек – 8 человек осталось в живых, поэтому братьев и сестер двоюродных у меня было много, и еще тети и дяди. Детство у меня было счастливое. И баловали меня все.
Бабушка моя всю жизнь занималась только хозяйством и детьми, на всю семью зарабатывал дедушка. Она была очень аккуратной, опрятной хозяйкой, но, наверное, не очень хорошей воспитательницей. Потому что своих дочерей она даже не пускала на кухню. Когда они остались без бабушки, то не умели вообще ничего. Первые пироги, которые они испекли, было невозможно есть – они были черные. Она сама стирала, сама готовила. Вот и меня вырастили белоручкой. Если я делала какие-то дела по дому, то только по собственной инициативе. И мама меня не заставляла.
После школы я сразу поступила в Педагогический институт на олигофрено-педагогику. Нас готовили на логопедов вспомогательной школы широкой специализации. Институт был выбран совершенно случайно, но педагогическое образование мне впоследствии очень помогло с детьми.
А потом я познакомилась с батюшкой. Надо сказать, что это было довольно-таки случайное знакомство, просто мы оказались вместе в одной компании. Мне было чуть за 20, я была студенткой. А батюшка тогда работал художником-оформителем. Он меня старше только на три года. Какое-то время мы перезванивались, встречались. А потом наступил момент, когда мы поняли, что обязательно должны быть вместе. И мы понимали, что это чувство нужно обязательно сохранять, потому что никогда с нами такого не было и вряд ли когда-то повторится. Мы сразу договорились, что будем это хранить несмотря ни на что, хотя понимали, что нас могут ждать разные испытания. Так это чувство и идет с нами через всю жизнь.
Наверное, у батюшки всегда была тяга к духовной жизни. Но тогда он еще не определился. Семьи у нас обоих были неверующие, а чему учили в школе и институте, понятно. Мы читали тогда всякую ерунду, то, что удавалось достать, конечно, малоправославное. Говорили с друзьями о вере и Боге, и некоторые из них уверенно утверждали, что духовный мир, безусловно, есть и жизнь пребыванием здесь не заканчивается. Я помню удивительный эпизод. Батюшка беседовал с одним человеком, кому доверял, и спросил: «Есть Бог?» А тот ответил: «Есть стул?» – «Да, есть». – «Вот так же и Бог – есть». Вот такое было своеобразное объяснение. Это, пожалуй, можно назвать робкими шагами к началу духовной жизни. А батюшка, как человек настойчивый, стал искать. Он довольно очень быстро сделал выбор в пользу христианства. Не ходил вокруг да около, как многие делают, а решительно принял Православие и очень быстро вошел в церковную жизнь. Стал интересоваться богослужением, оно очень привлекало его.
Я в то время работала в школе, была комсомолкой (тогда почти все были комсомольцами, от этого было никуда не деться), и за хождение в церковь меня просто могли выгнать с работы. Поэтому поначалу я немножко испугалась. Но я батюшку очень любила и понимала, что если сейчас по этой дороге с ним не пойду, то его выбор будет однозначным (и не в мою пользу, конечно). Это я почувствовала сразу. Поэтому я стала потихонечку за ним продвигаться. Я крестилась. Мы стали ходить в церковь вместе. Для меня это было очень ново и даже странно. После школы, вообще после той жизни, в которой Церковь была как бы на задворках. И действительно, бытовало такое представление, что Церковь – это место для старушек и неудачников. Старушек, и правда, было много, а вот мужчин – единицы. Мы ходили в храм Рождества Богородицы во Владыкино. Молодых людей там практически не было. Мы в основном общались с пожилыми женщинами, со старыми прихожанками этого храма. Когда ходили на Пасху, на праздники, то проходили через строй комсомольцев, ДНД и милиции. Было довольно страшновато, но нас, к счастью, ни разу не останавливали. Так мы провели не одну Пасху, а несколько лет…
Ознакомительная версия.
