Ознакомительная версия.
Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.
В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.
По поручению Правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта…»
Гитлер, действительно, пытался представить СССР нападающей стороной, но выглядело это неубедительно и успеха не имело…
Вернемся, однако, к «Директиве № 1». По содержанию ее особых вопросов не возникает. По времени написания – тоже. Известно, что она была передана в войска в 0 часов 30 минут 22 июня. Даже с учетом зашифровки – расшифровки – передачи на ее выполнение времени хватало. Срок подъема частей по тревоге, как мы помним, – 2–3 часа. Немцы тоже не сразу пойдут в атаку. Сперва артподготовка, бомбежка – большого урона от них быть не должно, поскольку части держатся «рассредоточенно и замаскированно», в укрытиях, авиация – на полевых аэродромах, тоже замаскированная. Потом немцам надо переправиться через границу (а там еще и река может быть, и немаленькая). Наши линии обороны большей частью находятся в нескольких километрах от границы, их тоже надо пройти, пехота идет не быстрее 5 километров в час, это если по дороге… В общем, хватало времени изготовиться к обороне.
Итак, не возникает особых вопросов по содержанию и времени отправки. А вот по времени и обстоятельствам написания – есть, и много. Вот как, по воспоминаниям маршала Жукова, появился на свет этот документ:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».
О боевой готовности мы уже говорили. Странно другое: военные обычно пишут воспоминания достаточно четко. И уж время-то, тем более, если речь идет о таком дне, указывают. «Вечером» – это когда? В 17 часов, в 19, в 21? Можно, конечно, посмотреть по журналу посетителей, и мы непременно посмотрим, но такая расплывчатость сама по себе настораживает.
«И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С. К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду».
Тут все интересно. Перебежчик явился к пограничникам. Те конечно, доложили о нем в округ (тут уж не время было считаться амбициями), но доложили и по начальству. Учитывая прежнюю историю, Берия добегал до вождя быстрее, чем доходили генералы, так что Сталин давно уже должен был все знать. И про перебежчика, и про то, не является ли он провокатором. Тем не менее, он спрашивает об этом у Тимошенко, а товарищ Тимошенко, не видя в глаза перебежчика, не являясь чекистом, тем не менее, свято уверен в его честности.
Следующий сталинский вопрос прямо-таки напрашивается: «Почему вы так считаете, товарищ Тимошенко?» Вот тут и начать бы говорить о данных разведки: что приграничная полоса полна немецких войск, с той стороны слышен шум моторов, разведка доносит то-то и то-то… Ничего подобного! Товарищ Сталин, читавший порой даже исходники разведдонесений, качеством столь судьбоносной информации совершенно не озабочен. А как же «на провокации не поддаваться?»
«Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало. (7! – Е. П.) (Ах, да! Мы и забыли! Они же все запуганы усатым злодеем до полной бессловесности! – Е. П.)
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы».
Интересно, кстати – что это за проект? Маршал его не приводит. Более того, ни в архивах, ни в литературе нет никаких следов первоначального текста.
«И. В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи…
С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».
А теперь обратимся к журналу посетителей сталинского кабинета за 21 июня.
Действительно, нарком обороны Тимошенко вошел туда в 19.05, но… без Жукова. При этом Сталин никак не мог «встретить его один», потому что у него к тому времени почти сорок минут сидел Молотов. Вместе с Тимошенко (а не после него) пришли еще шесть человек. Это Берия, Ворошилов, Маленков, начальник Госплана Вознесенский, начальник мобилизационно-планового отдела комитета обороны при Совнаркоме и какой-то Кузнецов. (В журнале указаны только фамилии, без инициалов и должностей. Историки могут выбирать из трех Кузнецовых, я обнаружила четвертого – впрочем, наличие пятого тоже не исключено). Из них член Политбюро – всего один (Ворошилов) и два кандидата (Берия и Маленков).
Затем Тимошенко ушел от Сталина в 20.15 и через полчаса вернулся вместе с Жуковым. Вечер? Вечер! Но никакого приватного разговора у них снова быть не могло, потому что у Сталина все еще находились Берия, Молотов, Ворошилов и Маленков, а вместе с нашими героями пришли Буденный и Мехлис. Все военные и Маленков покинули сталинский кабинет в 22.20.
Вам ничего не кажется странным? Ватутин-то где?
А не было там Ватутина вовсе!
Как видим, не было никаких приватных бесед, а было совещание, чрезвычайно представительное, с участием всей руководящей «пятерки» (ее вычислить легко – через несколько дней «пятерка» будет преобразована в Государственный комитет обороны, состав которого мы знаем поименно). Насчет «молчащих членов Политбюро» – тоже «непонятки». Вы можете представить себе молчащего Мехлиса? Да и Буденного тоже – Ворошилов у него в Гражданскую был членом РВС армии, а Сталин – членом РВС фронта. Кого маршалу-кавалеристу бояться?
Опять же, во время этого совещания Жуков и Тимошенко выходят в приемную писать директиву, оставив прочих совещаться по военным вопросам без наркома и начальника ГШ. Им что – потом все по новой рассказывали? Или остальные их терпеливо ждали?
Одним словом, чушь какая-то получается…
Случайным свидетелем составления директивы стал нарком ВМФ адмирал Кузнецов, оставивший об этом аж целых два варианта воспоминаний. Согласно канонической версии, дело было так:
«…Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С. К. Тимошенко:
Ознакомительная версия.
