Ознакомительная версия.
Ф<аня> И<сааковна> и Г<ерман> Л<еопольдович> <Ловцкие>, представьте, все еще в Париже и никак не могут оттуда выбраться из-за всяких так называемых дел. Ужасно это досадно – когда они увидятся с Вами, они Вам сами объяснят, что это за дела – в письме не расскажешь.
Всего Вам доброго. Привет сердечный Мирре Яковлевне – передайте ей, что я еще до сих пор рассказываю А<нне> Е<леазаровне> про нашу жизнь в Берлине, и она очень завидует мне и жалеет, что не была со мной. Она бы тоже приписала – но ей пришлось пойти к доктору с Я<ковом> Льв<овичем> (он ведь во французском плох и один не может объясняться с врачами), и вообще целый день занята (у нее есть порядочно работы) – т<ак> ч<то> вместо письма посылает свой дружеский привет и Вам и Мирре Яковлевне. И от нас обоих – Елизавете Яковлевне и Леониду Николаевичу <Райгородским>.
Жму Вашу руку
Дружески Ваш Шестов
* Первые четыре абзаца с отдельными мелкими неточностями приведены в кн. Барановой-Шестовой, I: 310-12.
1. Намек на название своей же работы, уже появившейся к тому времени в печати – Из книги ‘Странствования по душам’ (Окно (Париж), 1923, № 1, сс. 157–204; № 2, сс. 277–311), и в дальнейшем ставшее подзаголовком книги На весах Иова.
2. τὸ τιμιώτατον – самое ценное, самое важное (греч.). Этим выражением Шестов зачастую пользовался как в письмах (см. письмо 36, от 21 сентября 1926 г.), так и в своих философских работах, см., например, в статье, упомянутой в предыд. прим.:
Платоновские «идеи» Аристотель отвергал главным образом потому, что видел в них ненужное удвоение мира. Но это ненужное для Аристотеля представлялось Платону самым нужным, самым важным и существенным, τὸ τιμιώτατον, ради которого только и он сам, и все верные его последователи и шли к философии (Окно, 1923, № 2, с. 281).
3. Эта декада была посвящена теме Le muse et la grace (Муза и благодать).
4. О Маркане см. прим. 5 к письму 7, от 11 марта 1924 г.
5. Речь идет о книге Dostojewsky und Nietzsche, см. прим. 4 к письму 4, от 16 января 1924 г.
6. Комментируя это место, Баранова-Шестова пишет:
Не удалось определить, вышла ли в то время книга по-итальянски <…>. В 1950 г. появилась книга La filosofia della Tragedia в издательстве Эдиционе Шентифике Итальяне. Имя переводчика не указано
(I: 312).
7. Имеется в виду юрист и еврейский общественный деятель Яков Львович Тейтель (1850–1939), первый еврей-судья в царской России. После эмиграции в начале 1921 г. Тейтель до 1933 г. жил в Берлине, где возглавлял Союз русских евреев в Германии (из последних работ о деятельности Тейтеля в этом качестве см.: Олег Будницкий, Александра Полян. Русско-еврейский Берлин 1920–1941. М.: Новое литературное обозрение, 2013 (по указателю)). Поздравляя Тейтеля в 1931 г. с 80-летием, Шестов писал ему (Я.Л. Тейтель: Юбилейный сборник, 1851–1931. Париж – Берлин <1931>, с. 143):
Мы – Анна Александровна <sic> и я – рассчитывали увидеть Вас лично и поздравить на банкете 24 ноября. Но, человек предполагает, а Бог располагает: оба заболели инфлюэнцией и только что начинаем оправляться, так что по вечерам нам не разрешается выходить из дому. Очень мы этим огорчены – и остается только взамен личного поздравления – ограничиться письмом. Желаем Вам от всей души прожить, как Вы сами обыкновенно говорите, до ста лет в добром здоровьи и до конца жизни продолжать с такой же энергией, как и до сих пор, Вашу деятельность, столь радостную для Вас и столь полезную для слабых, бедных и обездоленных евреев. Я уверен, что, если на банкете будут только сотни людей, приветствий и пожеланий – то на огромном пространстве, на котором ныне рассеяны евреи, найдутся десятки и сотни тысяч, которые в этот торжественный день будут воссылать к небу молитвы о даровании Вам здоровья и долгой жизни. Очень, очень жаль и мне, и жене, что не удается Вас увидеть – ведь Вы, наверное, будете так заняты в Париже, что не останется у Вас времени для нас. Остается только заочно обнять Вас и еще раз поздравить.
Париж, 21 января 1931 г.
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*
Châtel-Guyon (Puy-de-Dôme)
Pension Kremer
1. IX. <19>24
Дорогой Макс Ефимович!
Давно уже ничего от Вас не получаю. Знаю от сестры, [1] что у Вас все благополучно и что к 1-му сентября Вы будете дома. Дошло до Вас мое последнее письмо (по баварскому адресу)? [2] Боюсь, что не дошло. Здесь, в Châtel, мы останемся до 15-го /IX, потом поедем в Виши. На адрес в Châtel пишите только в том случае, если, по расчету, письмо еще меня сможет застать. Тут с пересылкой писем дело обстоит неважно: некому заботиться об этом.
Чувствую себя не плохо. Было даже совсем хорошо, но <в> последние дни вдруг рецидив болей. Я рассчитывал сейчас, после возвращения из Pontigny, начать лечиться, но мой доктор и сам заболел – пришлось на десять дней лечение отложить. Третьего дня пошел к нему опять, и он начал меня исследовать. Относится необычайно внимательно. За 1Л суток пять раз осветил рентгеном и т. д. Пришел к заключению, что у меня застарелое воспаление и на этой почве неврит. Сегодня начну лечение. Погода стоит здесь дивная – лечиться будет хорошо – и, может быть, лечение пойдет впрок.
У А<нны> Е<леазаровны> дела не плохи – во всяком случае много лучше, чем в прошлом году. По-видимому, она угадала, что в Châtel можно иметь работу. Все вероятия, что в будущем году будет еще лучше. И, кроме того, по-видимому, и для меня Châtel во всех смыслах хорош. Таня еще на уроке, но получила уже от Luchaire предложение с 1-го октября начать у него работать. [3]. Наташа (я, кажется писал Вам, что она из 210 кончила десятой свою школу) еще пока отдыхает – верно, на днях приедет к нам: А<нна> Е<леазаровна> нашла здесь для нее урок. Таковы наши дела. Как видите, жаловаться нельзя. Я даже понемногу работаю – хотя писать еще не решаюсь – только читаю и обдумываю.
В Pontigny было много любопытного – но в письме этого не расскажешь. Уж подождем, когда увидеться придется.
Теперь о Гершензоне. Еще в июле я получил от Штейна [4] чек на 300 зап.<?> марок, которые ему передал консул. [5] Так что, кроме 225 д<олларов>, которые Вы мне дали при отъезде из Бер<лина> для него, у меня есть еще 25 дол<ларов>, которые я у Вас взял, и 300 марок. Деньги я ему уже отправил – с оказией, и получил от него ответ, что деньги прибыли. К сожалению, он очень боится переписываться об этом, и потому мне не совсем ясно, сколько ему уже дали. Во всяком случае, это устроится. Люди, через которых я посылаю – очень надежные. Гершензон пишет, что самое лучшее, чтобы через них пересылать. Как только он получил деньги – он поступил в санаторий. [6]
Как Вы провели лето? Как себя чувствуете? Что Мирра Яковлевна? Отдохнула? Поправилась? Если бы я был теперь в Париже, мог бы позвонить 01–80 Gobelin и все узнать [7] – а теперь придется ждать, пока письмо придет. Постарайтесь все-таки ответить так, чтобы письмо пришло не позже 14/IX, а то пока я Вам адрес Виши сообщу и пока Вы в Виши ответите – сколько времени пройдет.
Получили ли Вы экземпл<яр> немецк<ого> D<ostojewsky> und N<ietzsche> <?> [8] Marcan пишет, что послал Вам в Franzensbad.
Всего Вам доброго. Привет от меня и А<нны> Е<леазаровны> Вам и Мирре Яковлевне. А<нна> Е<леазаровна> приписала бы – но она сейчас пошла по отелям странствовать и когда еще вернется, а мне хочется задействовать письмо. Обнимаю.
Ваш Шестов
PS. Если Вам не трудно распорядиться в книж<ном> магазине, чтобы выслали для Наташи книжку по электротехнике, о которой мы говорили – был бы очень благодарен. Я забыл и номер и адрес магазина.
* Фрагмент от слов – «Таня еще на уроке…» до «.. когда увидеться придется» – приведен в кн. Барановой-Шестовой, I: 312.
1. Т. е. от Ф.И. Ловцкой.
2. В августе Эйтингоны находились в горном курортном баварском городке Badersee.
3. См. прим. 13 к письму 4, от 16 января 1924 г.
4. Неустановленное лицо.
5. См. прим. 7 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
6. См. прим. 6 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
7. Т. е. позвонить Райгородским.
8. См. прим. 4 к письму 4, от 16 января 1924 г.
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*
Châtel-Guyon (Puy-de-Dôme)
Pension Kremer
12. IX. <19>24
Дорогой Макс Ефимович!
Наши письма, действительно, разошлись: на другой день, как я отправил Вам свое, пришло Ваше.
Большое спасибо Вам за заботы о моих американских делах. Нужно, конечно, и в этих, как и в прочих делах, терпение. Ведь и с французскими, и с немецкими изданиями долго тянулось, с итальянским все еще тянется. [1]
Между прочим, когда я был в Pontigny, пришло письмо от Karl Einstein’а, [2] в котором он мне сообщает, что он сейчас очень близок к издательству Kiepenteuer <sic> [3] и что он предлагает мне у этого издателя выпустить одну из своих книг. В Pontigny было несколько немцев, между ними Max Scheller [4] и Сurtius [5] (с Шеллером я, между прочим, очень сошелся, он оказалось – в этом я убедился из беседы с ним – хорошо прочел Т<олстого> и Д<остоевского> [6]). Я спросил его о Kiepenteuer’е. Он сказал, что это один из лучших нем<ецких> издателей. Тогда я написал Marcan’у – ссылаясь на Шеллера. Но и это не помогло – Маркан до сих пор не дал своего согласия. Т. к. мне хочется быть оптимистом, то я стараюсь думать, что это к лучшему. И, в самом деле, если только в Германии условия изменятся, все вероятия, что и Маркан будет иметь больше возможностей печатать и эту возможность использует.
Ознакомительная версия.
