Той же ночью «Cisne» попытался пройти в глубину лагуны, но начал цеплять корпусом дно, и Кэшман решил, что двигаться дальше будет слишком рискованно. Погода только ухудшалась, а видимость давно уже и так была почти нулевой. Морде начал подумывать, не стоит ли ему вернуться вместе с кораблем на побережье и высадиться в каком-нибудь другом месте, поближе к устью Патуки. Около часа ночи он вышел на палубу, чтобы осмотреться, но все скрывала болотная мгла. Луна спряталась за тучами, и видна вокруг была только кишащая крокодилами и водорослями коричнево-черная вода и торчащие из нее высокие кустарники. Это было самое большое болото Центральной Америки, и заблудиться здесь не составляло труда.С другой стороны, если Морде и Браун останутся на «Cisne», им придется пережидать шторм: Кэшман не смог поручиться, что в такую непогоду ему удастся высадить их где-нибудь еще на побережье. Они приняли решение остаться и найти Патуку самостоятельно.
Морде и Браун выгрузили почти полтонны снаряжения на берег и попрощались со старым морским волком. Путешественники провожали взглядом скрывающийся в ночной тьме корабль и понимали, что вместе с ним исчезает последняя возможность связи с цивилизованным миром. Минут через пятнадцать наконец разверзлись хляби небесные, и мужчины, дрожа от холода, укрылись от проливного дождя под брезентовым тентом. Морде сделал в своем дневнике следующую запись: «Ужасная ночь… совсем не спали. Промокли до нитки». Но потом с определенной долей оптимизма добавил: «Наконец-то все начинается по-настоящему!»
Долина индейской принцессы
Мы двинулись в путьи через несколько часов наткнулись на труп человека.
Взятый напрокат джип «Тойота» был под завязку набит нашим снаряжением. Идя по стопам Морде, мы направились на восток, в Трухильо, с которым у нас ассоциировались первые слухи о потерянном городе. Мы планировали остановиться там на ночь, а на следующий день встретиться с двумя местными проводниками, взявшимися провести нас через джунгли. По пути мы проезжали мимо будок с вооруженными охранниками, спрятанных за высокими стенами домов, обнесенных проволочными изгородями банановых плантаций и помойных куч, в которых копались одичавшие собаки. Дома стали встречаться все реже и реже, выглядели они все беднее и беднее, и в конце концов остались только редкие убогие хижины, стоящие на отвоеванных у джунглей кусочках земли. В какой-то момент я заметил на обочине дороги мальчишку, державшего на поводке игуану длиной метра в полтора. Он пытался продать ее проезжающим. Каждые полчаса нас останавливали либо военные, либо полицейские. Они искали наркотики и вооруженных сторонников президента Мела.
Я уже почти задремал, но Крис вдруг сказал, что мы находимся совсем недалеко от той долины, на которую когда-то взирали Педраса с индейской принцессой. «Вон там, – сказал он, – видишь?» Он показал на простирающуюся до видневшихся на горизонте гор плоскую зеленую равнину, покрытую зарослями гвинейских масличных пальм. В поисках хоть каких-нибудь полезных для нас подсказок я сто раз перечитал эту историю, изложенную в письме королю Испании Карлу. Из всех ранних свидетельств рассказ Педрасы, первого епископа Гондураса, был связан с легендой о потерянном городе теснее всего. Обосновавшись в Трухильо, он регулярно уходил в длинные миссионерские экспедиции по неисследованным территориям страны. В том знаменитом походе его сопровождала группа из 60 «миролюбивых индейцев». Они три дня и три ночи продирались через непроходимые джунгли и пробирались через непролазные болота, пока наконец не поднялись на вершину высокой горы. Там на встречу с Педрасой уже собрались лидеры местных индейских племен. В этой компании было трое мужчин и дочь одного из вождей. Ученые до сих пор спорят, где конкретно находилась конечная точка экспедиции, и в большинстве своем сходятся во мнении, что это было где-то в 80 или 150 километрах к западу от берега моря.
Именно стоя на вершине этой горы, Педраса услышал от принцессы рассказ о находящемся в глубине джунглей городе. Подняв руку, она показала на другой край долины, где покрытые зеленью горы сливались с синевой неба. Там, сказала она, находится Тагусгуальпа – мой дом, где льют золото.Под ярким солнцем этот золотой дворец отсвечивал белым, сливаясь с окружающими его горами. Не об этом ли самом месте говорили Колумб и Кортес? В письме королю Педраса не сообщал, сколько людей населяло те места, и не упоминал названия родного города девушки. В ответ на его настойчивые расспросы она просто сказала: это очень богатый город, где «едят с золотых тарелок», показывая, таким образом, что там живут не дикари, а цивилизованные люди.
Охотникам за сокровищами и исследователям эта история казалась особенно привлекательной, потому что автором ее был не какой-то безответственный и хвастливый конкистадор, а уважаемый священнослужитель Педраса. Кроме того, она была интересна еще и тем, что факт существования такого города противоречил общепринятому мнению, что пришлые европейцы были людьми более современными и цивилизованными, чем жившие до их появления индейцы. Но отец Педраса так и не добрался до загадочного мегаполиса. По крайней мере, в письмах домой он ни о чем таком не упоминал. Он вернулся в Трухильо, оставив поиски потерянного города другим.
* * *
На дороге, около остановившегося на обочине школьного автобуса, толпились люди. Через полуоткрытую трехстворчатую дверь из него доносилась неизвестная мне песня в стиле «кантри». Все стоявшие рассматривали что-то на земле. Мы чуть не врезались в них, но Крис успел резко крутануть руль, одновременно с этим приказав мне не смотреть в их сторону. Он ударил по тормозам, и наша машина замерла на самом краю заболоченной канавы. Я все-таки посмотрел.
Крис остался за рулем, а я вылез из джипа и начал пробираться к центру толпы. Сначала я переступил через одиноко лежащий на земле до блеска начищенный коричневый ковбойский сапог. Еще один шаг, и в поле моего зрения появилось переднее колесо валяющегося на грязной дороге мотоцикла. А потом и труп.
То, что я увидел, просто не укладывалось у меня в сознании. Тело было выгнуто и перекручено совершенно неестественным образом – руки в локтях вывернуты назад, выбитые в суставах колени согнуты в обратную сторону. Кожа на правой и левой руке в трех местах пробита сверкающими белизной осколками костей. Мужчина был одет в джинсы и красную рубаху, его темная шевелюра была насквозь пропитана кровью, а лицо покрыто такой толстой коркой из грязи, камушков и крови, что больше походило на комок говяжьего фарша. Школьный автобус, с которым этот мотоциклист столкнулся лоб в лоб, теперь стоял метрах в пяти от места катастрофы.
Один мужчина, с белым, как торчащие из рук мертвеца кости, лицом, стоял прямо над трупом и в отчаянии заламывал руки. Я догадался, что это – водитель автобуса. Он был чуть старше меня. Солнце жарило немилосердно, и мне показалось, что я чувствую запах крови. Во рту появился привкус рвоты, но мне удалось проглотить подступающий к горлу ком. У меня закружилась голова, и я еле-еле устоял на ногах. Зеваки, конечно, осмотрели странноватого гринго, но в остальном вели себя совершенно спокойно, курили, попивали газировку и лопотали на уже привычном моему уху испанском. Поворачиваясь к нашей машине, я услышал чьи-то слова о том, что мотоциклист был совсем еще мальчишка, ему всего-то 25 лет.
Я доковылял до джипа, в котором меня дожидался Крис… «Крис из этого фильма», – подумал я, представляя, как буду описывать эту сцену, и чувствуя, что начинаю немножко сходить с ума. За три следующих дня я увижу еще два мертвых тела: мы найдем в реке труп семилетнего мальчишки, а потом обнаружим застреленного в собственном доме мужчину.Я не раз вспомню совет своего партнера: «Молись». Крис завел мотор, и мы свернули с дороги прямо в болото, чтобы объехать стороной военные блок-посты. Мы не сказали друг другу ни слова. До Трухильо оставалось чуть больше 30 километров.
* * *
Уильям Сидни Портер, более известный нам под именем О. Генри, описывал Трухильо в опубликованном в 1919 году романе «Короли и капуста». Гондурас он в этой книге называет «Анчурией», «страной беззакония и вседозволенности», а Трухильо в ней превратился в «Коралио», «брильянтик, вкрапленный в ярко-зеленую ленту моря». Лет за тридцать до выхода этой книги он сам на протяжении некоторого времени жил в Трухильо… еще один «гринго», оказавшийся в почти безвыходном положении. Это была очень серьезная черная полоса в жизни О. Генри. Его, работавшего банковским клерком в Хьюстоне, обвинили в растрате, но буквально за день до суда ему удалось сбежать в Новый Орлеан, а там сесть на идущий в Гондурас корабль. «Годы жизни в Соединенных Штатах, – написал он, – теперь кажутся мне каким-то надоедливым дурным сном».
