Ознакомительная версия.
Их не смогли оставить наедине и, мало того, Силуянов, скромно извинившись, предупредил, что времени, которым они обладают всего двадцать минут.
Дочь и отец уселись друг напротив друга и заговорили попеременно о прошлом, каждый рассказывал о матери, то есть о Милене. Татьяна – то, что знала от бабушки, отец – что знал только он, и что считал необходимым довести до нее.
Не прошло и десяти минут, как в их сторону загрохотал грузовик – самосвал, с кузовом, меняющим наклон, не как обычно назад, а в сторону. Если присмотреться, то было видно, что грузом были среднего диаметра, порезанные на длинные куски, стволы деревьев, спиленные на территории института.
Машина передвигалась не быстро и странно неровно, а постоянно подруливая от большого углубления, по всей видимости выкопанной траншеи, располагающейся как раз за спиной сидящего «Солдата», буквально в полутора метрах. На маленьких ямках и выбоинах кузов заметно подпрыгивал одной стороной, словно не был закреплен стопором.
Все, кроме говорящих девочки и мужчины, кстати, пристегнутого одной рукой к, огромного роста и крупного сложения, спецназовцу, которому это явно не нравилось, но приказ есть приказ, внимательно следили за приближающимся транспортным средством. Потом, все без исключения, будут говорить, что что-то чувствовали, но…
Грузовик подъезжая к месту, где расположились все участники описываемых событий, и где, по всей видимости, резкий рывок руля в право пьяным водителем, которому что-то почудилось – что именно он в последствии не смог объяснить, направил груженую машину прямиком в канаву.
Резкий удар придал не хватающую кузову инерцию, который в свою очередь, начал резко отрываться одной стороной, что позволило бревнам вываливаться из него и не куда-нибудь, а точно на, ничего не замечавших, отца и дочь.
Резкий рывок наручников вместе с рукой, пытающегося избежать, угрожающих накрыть их бревен, конвоира, реакция которого могла спасти и Алексея, отвлекла дитя и родителя от общения и открыла ужасающую картину летящих на их головы стволов.
Что было мочи «Солдат» рванул в другую сторону, от тянущего его «спеца», к дочери, что удалось лишь отчасти, но оказалось достаточным. Татьяна сама подалась к отцу, что позволило тому сгрести ее в охапку, бросить на землю и накрыть своим телом, опираясь коленями и локтями о почву, чтобы создать, хоть какое-то для нее безопасное пространство.
Крепкое тело выдержало несколько бревен, но тяжесть и нарастающее давление падающих остальных, оказались чрезмерными – жуткими ударами ломало все, что попадалось на их пути.
Со стороны наблюдавшим за происходившим, все стало понятным мгновенно, и казалось очевидным, что и Алексей, и Татьяна навечно погребены под горой свежеспиленных деревьев. Кара для одного, постигла обоих – ибо потомки наши будут страдать за грехи наши до четвертого колена, но…
…Через минуту люди бросились разбирать завал, стоны слышались, но раздавались они от раненного, который был соединен наручниками с Алексеем. От него же самого и того маленького ангела, который стал смыслом его жизни, не было не звука…
… Больничная палата представляла собой почти камеру, с металлической дверью, снаружи с охраной, и было похоже не некоторый симбиоз больницы и тюрьмы. Это было третье место и похоже заключительное, в случае, если «Солдат», борясь за жизнь уже четвертый месяц, выкарабкается. Если же нет, то дорога его лежит прямиком на кладбище.
Специальным разрешением министра юстиции к нему пускали дочь, Элеонору Алексеевну, гражданскую жену, сестру и наблюдавшего его доктора. Сегодня был его день рождения – 42, не Бог весть какая дата, но в этих условиях показательная, в связи с чем у постели больного-заключенного собрались по особому разрешению начальника тюрьмы «Палыча», интересного и своеобразного человека, потомственного «тюремщика» и в принципе неплохого человека, взвалившего на себя обязанности, имеющие рамки, в которые нормальному мужику поместиться не просто сложно, но почти невозможно, у него же во многом получалось.
Они стояли вкруг по периметру постели, отгораживая собой от находящегося в коме, аппараты на все случаи жизни, говорили в пол голоса и скорее совсем неподходящим тоном для этого места, в котором сквозило больше радости, чем грусти или переживания за лежащего перед ними.
Двое священников по очереди читали чуть слышно какой-то текст из Евангелия, проводя таинство «Соборования», на которое опять таки получили отдельное разрешение от высокого начальства, по ходатайству, чуть ли не третьего сана в иерархии Церкви. Остальные – кто пытался участвовать, а кто полушепотом обсуждали, новости вчерашнего дня. Заключались они в следующем: продолжавшийся суд вошел в фазу вынесения вердикта присяжными заседателями, в виду невозможности присутствия Алексея, его замещали по доверенности адвокаты. Присяжные, по сей день находясь под впечатлением того единственного выступления «Солдата», не смогли его обречь на «пожизненное заключение», вынеся своим вердиктом «виновным» по всем пунктам, но «достойным снисхождения», что в конечном итоге гарантировало ему срок не выше восемнадцати лет.
Чудо, произошедшее без присутствия человека, но сотворенное все же руками людей по милости Божией и их милосердию, еще раз, по словам отца Иоанна, подтвердило, что «…что невозможно человекам, то возможно Господу…».
Татьяна стояла в голове постели и гладя волосы отца, приговаривала:
– Я же говорила, что будешь скоро как я – вот и лежишь, как ребеночек. Тебя, папочка, и кормят и водичку дают…, и ходить тебе тоже заново придется учиться, но дядя доктор говорит, что такие как ты и летать научатся, если будет ради кого. А еще батюшка сегодня сказал, что дяди и тети из суда дали тебе то, что ты просил… – нууу, они тоже хотят, чтобы ты когда-нибудь вернулся ко мне… И ты меня, между прочем, тогда назвал «дочкой», так что теперь не отвертишься, как бы бабушка не упиралась… – она тоже хорошая и тебе понравится.
Но ты не торопись выздоравливать, а набирайся сил, на новую жизнь, ты ведь теперь как младенец. Папочка, и теперь, скорее я твой родитель…, нет не так…, дядя Мартын…, такой смешной, как дядя Степа – милиционер…, он сказал, что я твой Ангел…, может быть потому, что он так и не понял, что я твоя дочь… – Рядом стояли Элеонора Алексеевна и, наблюдающий больного, врач, на удивление им оказался тот самый «Доктор» – друг Алексея, Владимир. Не станем описывать перипетии, которые пришлось пройти ему, что бы не только участвовать в одной из двух операции, но и заиметь разрешение приходить наблюдать его сюда:
– Знаете, Элеонора Алексеевна, между нами говоря, вообще непонятно, как он остался жив. Травмы, конечно, достаточно серьезные: несколько переломов, разрывы связок и сухожилий, ушибы внутренних органов, но не этот перечень страшен, а их количество, то есть по идее он должен был умереть еще там от болевого шока…, ну как это часто бывает при автомобильных авариях – всего-то дел вколоть сильное обезболивающее, но именно его-то ни у кого и нет.
Я хочу сказать, что он держался какими-то резервами…, ну не знаю…, возможно что-то сверхъестественное. Представить себе не могу, как можно держать весь этот вес на сломанных конечностях, да еще так чтобы не коснуться своим телом дочери – что-то невразумительное, не понимаю, а я ведь, между прочем, профессиональный атлет. И знаете, нет травм головы, а потому и ушиба головного мозга…, но вот этот вот самый мозг, почему-то взял и отключился! Так бывает из-за…, ну назовем это перенагрузкой, да еще такой, которую ему приходилось испытывать в течении десятков лет, ну а последние то дни вообще ужасные… Зато вот Татьяна, спасенная им – может ради этого и жил… жил, жил…, да и будет жить!.. – Что было ей ответить? Она уже относилась к этому, странно очаровавшему ее человеку, как к сыну, но эти противоречия прошлого и настоящего…
Эта достойная женщина несла, для нее, неподъемный груз, совсем не понимая, как это ей удается, подняв и схватив эту ношу в день гибели своей племянницы, продолжая делать это до сих пор, чувствуя ответственность не столько перед людьми, сколько перед Самим Богом.
Кому-то это покажется не сложно, но каждому Господь посылает по силам его, и каждый по слабости и глупости своей, всегда ощущает их нехватку, потому и увлекаемся мы страстями, управляемся, зачастую, греховными помыслами или надуманным смыслом, кажущимся здравым.
Все сложности, возникшие в связи с переездом, оформлением документов, новой легендой, да и совсем новой жизнью, дались нелегко, но чудно появляющиеся на пути пожилой женщины и маленькой белокурой девочки, люди не могли остаться в стороне и помогали кто чем может – молитвы Элеоноры Алексеевны никогда не оставались безответными, а вера оскудевающей.
Многим помог батюшка – отец Иоанн. Он искренне полюбил всем сердцем этих пришлых людей, воспринимая тетушку Татьяны сестрой, а её саму внучкой. В конце концов все уладилось и казалось ничто, кроме взросления девочки, не в состоянии нарушить образовавшейся самодостаточной идиллии, обосновавшейся в почти игрушечном домике у реки.
Ознакомительная версия.
