Уже одно это побудило нас внимательно ознакомиться с папкой.
Ананий Петрович, как усматривалось из бумаг, больших должностей обычно не занимал. Однако против него никто никогда не решался поднять голоса. Его старались задобрить.
Специального образования он не имел, но это не помешало ему за последние семь лет занимать в районе должности руководителя художественной самодеятельности, зоотехника, статистика, агронома.
Как только он, ко всеобщему удивлению, перебрался из села в город, многие вздохнули с облегчением, уверенные, что в городе он обречен на прозябание.
Но уже через год Ананий Петрович приехал в район с командировочным удостоверением инструктора-ревизора.
Удача сопутствовала ему не только по службе. В городе он выиграл и битву за квартиру.
Началось с того, что Белоглазова временно прописали на площадь инженера, находившегося в заграничной командировке.
Прописка явилась плацдармом для дальнейшего наступления. Через стену жила закройщица ателье. Недели три Ананий Петрович был тих, приглядываясь к соседке, а потом нанес ей сокрушительный удар. В многочисленных жалобах Белоглазов уведомлял жилищное ведомство, что соседка имеет дом, который строила вдвоем с сестрой, и что половину этого дома она сдает квартирантам.
Портниха в отчаянии доказывала, что никакого отношения к дому сестры не имеет и никакого участия в строительстве не принимала. Однако поток жалоб не иссякал.
И ее затаскали в исполком.
Узнав, что у закройщицы служит в армии сын, Ананий Петрович поставил в известность командира воинской части о «гнусном прошлом» упомянутого офицера.
Каждую неделю по заявлениям Белоглазова к соседке являлся инспектор райфо и придирчиво осматривал комнату с целью выяснить, не занимается ли она пошивом одежды на дому. В один из субботних дней инспектор застал женщину за машинкой: она шила себе платье. Ее обложили налогом. Обложение позднее отменили, но издерганная женщина уже не решалась переступить порога своей квартиры. Она ютилась у знакомой, пока местком не добился для нее комнаты в микрорайоне. Ее прежнюю комнату исполком оставил за Белоглазовым, жалобы которого уже не вмешались в папку.
В областной сбытовой конторе Белоглазов сначала работал учетчиком на складе. Видя, что он каждый день что-то заносит в блокнот, кладовщик поспешил выдвинуть его на должность экспедитора. Новый начальник Белоглазова не был столь же догадлив и едва не поплатился за это креслом.
Целых полгода он представлял ревизующим и проверяющим объяснения и справки по поводу нарушений, значительная часть которых была до неузнаваемости преувеличена.
Кадровик считал, что бумажный зуд, которым заражен экспедитор, вызван тем, что третьестепенная должность не дает простора его энергии. Посоветовавшись с руководством, он предложил Белоглазову место инструктора-ревизора.
Все сознавали, что шестимесячная стажировка не сделает из Анания Петровича бухгалтера, однако недочеты нового работника с лихвой окупались тем, что отныне его можно было шесть месяцев в году держать в командировках.
И все-таки в конторе его уже боялись, перед ним заискивали.
Что может сравниться с сознанием тайной власти, прикрываемой скромным местом? Белоглазов ощущал эту власть ежеминутно. Он стремился привести в соответствие со своим настоящим весом и свои манеры, и свою внешность, и свою одежду. Он стал повышать культурный уровень жены, для чего составил программу занятий в объеме четырех классов начальной школы. Он звонил с работы, проверяя, занимается ли супруга. Немыслимо было представить себе собрание или совещание без фигуры Белоглазова на трибуне.
Все говорили, что, будь Ананий Петрович немного скромнее, он при всеобщем попустительстве мог бы добиться высоких степенен.
В один из мартовских дней он зашел на склад, чтобы взять два метра дерматина для обивки двери. Положив портфель на стол, Белоглазов ждал, пока завскладом оторвет от рулона кусок. В эту роковую минуту Анания Петровича позвали. Он отсутствовал десять минут.
Кладовщик свернул дерматин вчетверо, расстегнул блестящие замки белоглазовского портфеля, выбирая место среди бумаг, куда бы можно было сунуть сверток. Все люди грешны. Кладовщика обуяло неодолимое желание пробежать глазами хоть один документ. Каково же было его негодование, когда первая же бумажка, попавшаяся ему под руку, оказалась доносом на него самого! Кровь бросилась ему в лицо. Идея пришла после того, как он в полной мере осознал глубину грозящей опасности. Кладовщик поспешно отобрал десятка полтора заявлений и черновиков и сунул их к себе в стол. Буквально в следующую минуту на пороге склада показался владелец портфеля.
В конторе не нашлось ни одного сколько-нибудь значительного работника, о ком в бумагах Белоглазова не отыскалось бы записей. Буря, вызванная среди сотрудников конторы документами Анания Петровича, была столь велика, что от профорга потребовали немедленного созыва товарищеского суда. Кладовщик подал мысль пригласить для участия в разбирательстве и посторонних лиц, чьи адреса обнаружили в заявлениях и заметках Белоглазова.
Папка с материалами о ревизоре заканчивалась коллективным заявлением шести сотрудников конторы в товарищеский суд с просьбой обсудить поведение Белоглазова. Стала понятной причина прихода Анания Петровича в прокуратуру. Он надеялся оттянуть разбирательство, назначенное на тот самый день, когда мы посетили контору.
Мы остались послушать этот процесс.
Многие полагали, что Белоглазов на суд не явится. Но они заблуждались. В свежей рубашке и чисто выбритый, Ананий Петрович в объявленное время сидел в первом ряду, держа на коленях желтый, ставший знаменитым, портфель. И первым говорил именно он.
— В отдельном моменте я мог перегнуть. Но я не утверждал и не свидетельствовал. Я просил проверить. Про-ве-рить. И что же в данный момент происходит? Меня судят за критику.
— Суд просит вас отвечать по существу.
Самоуверенная усмешка тронула его губы.
— В данной инстанции мне больше сказать нечего.
Он гордо опустился на место.
Но фортуна изменила Ананию Петровичу. Председатель суда Тимохин, тот самый юрист, который представил нам для ознакомления свою папку, обычно веселый и жизнерадостный, сегодня выглядел неузнаваемым. Он был убийственно сух и сосредоточен. Он беспощадно поворачивал Анания Петровича перед собравшимися то одной стороной, то другой.
— Оглашается выписка из протокола производственного совещания. Выступление ревизора Белоглазова.
Тимохин надел очки.
— «Прошедшие полгода контора закончила с хорошими показателями. — Голос председателя звучал с нарочитой выразительностью. — В этом большая заслуга наших руководителей. Они наравне с нами месили грязь в районах в период заготовок и мерзли зимою в командировках». Подлинное за надлежащими подписями.
Тимохин поднял листок над головой.
— А теперь оглашается заявление Белоглазова в главк. Его нашли у товарища Белоглазова в портфеле.
— Не нашли, а выкрали!
Председатель оставил замечание без ответа.
«Управляющий конторой и главный инженер в дело не вникают. Ими допущен перерасход фонда зарплаты, выплачены огромные штрафы за простой вагонов. Они поощряют показуху и очковтирательство. Районные конторы поражены растратами, с которыми не ведется никакой борьбы. Дебиторская задолженность незаконно списывается на убытки».
— Это вы писали, товарищ Белоглазов?
— Заявление не было отослано.
— Не успели?
— Повторяю: факта подачи не было.
— Свидетель Котова!
К столу подошла седая женщина с серьезным лицом.
— Производили ли вы ревизию в Россоши?
— Да.
— Кто до вас ревизовал склад?
— Ананий Петрович.
— Что вы установили?
— Ананий Петрович искусственно подогнал до нужной суммы книжный остаток сырья, Он поставил впереди одной из цифр единицу.
— Для чего он это сделал?
— У него не балансировалась ведомость.
— Следовательно, он не хотел искать ошибку?
— Да.
— Что вы установили при повторной ревизии?
— У кладовщика была недостача сырья на триста рублей. Сейчас он уволен, а материал на него передан в суд для взыскания ущерба.
— Как это случилось, Белоглазов?
— Она сгущает краски. Я допустил ошибку.
— Вы свободны, товарищ Котова.
Процесс стремительно разворачивался.
— Оглашается жалоба Белоглазова в два адреса: на имя директора горпищеторга и на имя директора ликеро-водочного завода.
Председатель показал собравшимся желтоватый листок.
«Сего числа мною доставлена в магазин № 76 стеклопосуда емк. 0,5 л. Продавец Сыромятникова не пожелала ее принять, ссылаясь на горлобой. Однако такового не было. При мне она отказала в приеме посуды еще нескольким гражданам. Сообщая об изложенном, прошу принять меры».
