Чтобы не увести в сторону основное направление объяс нений, мы согласились с тем, что потери энергии в расчете на одну единицу исчезающей информации именитые физики определяют указанной ничтожно малой величиной, после чего доктор Нахум продолжил. «Применив формулу соотношения массы и энергии, как это делал Эйнштейн, можно прийти к тому, что если наше предположение верно, то мы должны получить килограмм в минус тридцать восьмой степени». То есть вес одного бита информации, – а информация есть то, что составляет наше сознание, – это одна миллиардная одной миллиардной миллиардной одной миллиардной одной миллиардной доли килограмма. «Очень малая величина», – проговорил Нахум, и это было тем, что я поняла.
Однако сколько битов информации содержит наше сознание? Или хотя бы одна наша мысль? Я подумала про себя: «А что, если этот человек продувает мои микротубулы?» Сколько информации в битах при этом расходуется? Неизвестно. «Одна мысль несет в себе миллиард бит? – спросил Нахум. – Или десять миллиардов? Мы не знаем. Если взглянуть на человеческое сознание, сколько в нем воплощено информации? Сколько в битах? Мы не знаем». Однако это не столь уж существенно. Что для нас действительно важно, так это возможность измерить изменения в системе, следуя нашей основной задаче – определить, существует ли душа. Потеря энергии, возникающая, когда душа улетает в «оконце», может быть зафиксирована – по крайней мере, теоретически – как потеря веса.
Фирма Фербэнкса не создаст весов для Герри Нахума и тех задач, которые он обрисовал в разговоре со мной. Может быть, такие весы сделает кто-нибудь еще? Не исключено. Со времен Макдугалла этот прибор прошел в своем развитии немалый путь. Существуют весы, способные легко и точно отмерять микрограммы – миллионные доли грамма. Поймать одну миллиардную грамма – нанограмм – также возможно, хотя и дорого. «А как насчет пикограмма? – рассуждает Нахум. – Это триллионная доля грамма – 10 в минус пятнадцатой степени килограмма. Можем ли мы измерить такую величину? Да, можем. Помните, я упоминал число 10 в минус тридцать восьмой степени?» Да, я помнила: мы говорили, сколько должен весить один бит информации. «Должен заметить, что могу измерить 15 порядков от этой величины. Остается вопрос: могу ли я уловить еще 20 порядков?» Пожалуй, у доктора Нахума не было такой необходимости. Принимая во внимание то обстоятельство, что сознание человека включает огромное множество битов информации, он мог легко обходиться без весов с ценой деления в 1 пикограмм.
Герри отметил, что направленные потоки электромагнитных полей вокруг закрытого ящика – это более существенная проблема, чем весы. Ни один из детекторов не ограничен восприятием одного четко ограниченного спектра излучений. Поэтому наложения потоков и данных неизбежны – и доктору пришлось бы импровизировать по ходу эксперимента. Несмотря на подобное затруднение, ученый полагает, что такое измерение провести можно.
Но что будет, если душа – остаточная энергия/информация, которую не зарегистрируют детекторы электромагнитного излучения, – никуда не устремится, а просто, знаете, как бы испарится, точно по мановению волшебной палочки? Ну, перестанет существовать – и все? Когда я думаю о смерти, этот вопрос всегда нагоняет на меня тоску. Хотя и давно мне наскучил. Быть такого не может, заявил мне Нахум. Вспомните первое начало термодинамики: энергия не может возникнуть из ниоткуда и не может исчезнуть в никуда. Она обязательно должна куда-то переходить. Герри поведал, что убедился в правильности этого принципа в приложении к жизни сознания, когда ему было пять лет. Примерно в том возрасте, когда вы или я распутывали загадки, связанные со шнурками на обуви, Нахум «размышлял о том, какая это отсталая штука – то, что нет никакого выхода». Он немного повернулся на вертящемся стуле, чтобы прямо взглянуть на меня. «Затем возник вопрос – а куда оно идет? Заметьте, сомнение было не в том, присутствует оно здесь или нет, – оно здесь».
Герри помолчал минуту, давая мне возможность усвоить мысли из области квантовой теории, которые он в довольно концентрированном виде пытался передать. В углу потолка световая трубка замигала и погасла. В полном соответствии с первым началом термодинамики мы знали: где-то в уголке нашей Вселенной только что зажегся не слишком привлекательный, но очень экономичный огонек.
Хотя Герри Нахума уже давно интересует жизнь души, он не религиозен. Тем не менее у него были весьма любопытные контакты с католической церковью. «Я пришел к ним много лет назад, будучи очень наивно настроенным. Искал финансирование. И обрисовал все примерно так, как только что для вас». Я представила себе епископов, сидящих на своих креслах с высокими спинками, и Нахума, тут и там перемежающего свою речь – с ее неровным ритмом и нарочитой прозаичностью – обращением «Вше превосходительство».
Монсеньоры не поняли всех особенностей предложения ученого, но уловили достаточно, чтобы ощутить, насколько оно их нервирует. «У них есть система верований, и они знают готовый ответ. Им не нужны доказательства, которые можно приводить или не приводить. А если бы результаты не соответствовали тому, что уже установлено, случилась бы катастрофа. Эти люди не хотели брать на себя подобный риск». После первой аудиенции Нахума пригласили вновь. И на этот раз обстановка оказалась куда более официальной. Были призваны сторонние эксперты – теологи с познаниями в областях космологии и физики. И они не только не предложили открыть финансирование проекта Герри, но сделали все, что было в их силах, дабы отговорить доктора от его затеи. Они толковали о «божественной воле» применительно к разделению миров и пытались представить дело так, будто эксперимент, предлагаемый Нахумом, угрожает пробить брешь в подобном разделении. Последствия, предупреждали они, могут быть неизмеримо чудовищными. «Они, – рассказывал доктор, – предвидели возможность того, что некая темная «схизма» пробьет дорогу доселе неизведанной «силе», которая ворвется в наш надежно защищенный мир». И вновь возникла метафора окна. Герри обвинили в попытке «открыть окно, которое, возможно, затем не удастся закрыть».
Однако, как предполагается, подобное окно открывается само по себе всегда, когда кто-то умирает. Почему же нужно думать, будто именно доктор Нахум проявляет излишнее любопытство, стремясь открыть его? Почему его эксперимент должен помешать окну закрыться? И почему души не могут, как все мы, входить и выходить через двери?
Во время последней встречи епископы постарались, так сказать, открыть окно, стирая со стекла одно из пятен позора. «Они предложили мне серьезно подумать о том, чтобы вернуться в лоно католической церкви – мол, тогда я бы смог воспринять происходящее во всей его целостности. В конце концов я прикинулся невинным ягненком и сделал вид, что утратил интерес к своему замыслу».
В то время Нахум рыл землю, как тролль, пытаясь найти финансовую поддержку в институтах и университетах, обращаясь к тем, кто изучает физику. Например, в лабораторию по системному изучению энергии человека Аризонского университета. В надежде обрести партнеров он сопрягал квантовую теорию с наукой о сознании человека везде, где только мог. Дело подвигалось медленно. «Большинство людей, – сказал доктор, – не слушали меня так терпеливо и долго, как вы». Да, согласилась я. Но, возможно, они слушали лучше меня. И да, и нет – заметил, в свою очередь, Герри. «То, чем я занимаюсь, находится в пограничной области нескольких дисциплин, поэтому трудно найти конкретную поддержку. Инженеры и специалисты по информатике ничего не знают о биологии. Врачи, биологи и нейроученые – отнюдь не доки в теории информации. И никто из них ничего не ведает о космологии… или о физике миров, развернутых в нескольких измерениях. Многие из тех, с кем я говорил, – толковые люди. Но у них нет той широкой основы знаний, которая нужна, дабы вместить все, что нужно, в одну предметную область интереса». Нахум чем-то напоминает зверей из детских книжек – странных существ, состоящих из частей различных животных: страницы в таких книжках разбиты и разрезаны на три части. Поэтому, перелистывая их по частям, можно получить страуса с ногами кенгуру или полужирафа-полугиппопотама. Герри как бы составлен понемногу из всего. Поэтому ему так трудно найти партнера, с которым можно было бы иметь дело.
Родственную душу ему, правда, удалось найти в Патрике Луи (Patric Lui), который изучает термодинамику и руководит в Стэнфордском университете программой сотрудничества по исследованиям и развитию в Центре изучения линейного ускорения. С Луи я встретилась по возращении из Дюкского университета, и мы говорили о его попытках привлечь других физиков своего университета, включая их бывшего руководителя, чтобы «начать думать вместе с Герри». Луи и его коллеги полагают: концептуально подход Нахума верен, и сам проект, несомненно, имеет смысл в интеллектуальном отношении. Однако проведение эксперимента может оказаться исключительно сложным или даже просто невозможным, поскольку особую трудность представляет проблема измерения столь малых величин энергии. «Но в данной связи мы не должны приходить к выводу, – быстро добавляет Луи, – что никому не следует браться за эту работу. Это, образно говоря, подача с крученым мячом, но сам мяч – не выдумка».
