Родился в семье мелкого чиновника. Получив домашнее образование, в 1916 г. поступил на военную службу юнкером в 23-ю артиллерийскую бригаду. В 1824 г. вышел в отставку в чине подпоручика. Поэтому чину был внесен во 2-ю часть дворянской родословной книги Тульской губ. В 1829–1837 гг. заседатель Тульской палаты уголовного суда. В 18441855 депутат дворянского депутатского собрания от Тульского у. И в 1853 1856 гг. судья Тульского у. С 1856-го по 1864 г. непременный член комиссии народного продовольствия. Являясь последователем «Скептической школы» М.Т.Каченовского, Андреев в 1840–1850-х годах опубликовал цикл статей по истории Тульского края. Первый в нашей краеведческой литературе поднял вопросы методики работы историка, археографа, источниковеда. Андреев занимался как ранней, так и новой и новейшей историей Тульского края, сохранив для нас многие интересные факты.
Место захоронения утеряно.
1842 г. Пребывание в Туле Екатерины II
К лучшим воспоминаниям старожилов Тульских принадлежит пребывание Екатерины Второй в нашем городе, уже названном губернским. Возвращаясь с юга, в северную свою Пальмиру, что было, как известно, в 1787 году, она следовала по тракту из Орла на Тулу. Заметим, что это путешествие Екатерины Великой в полуденный край России было описано у нас кем-то и когда-то, но оно далеко неудовлетворительно, лишено всякого интереса, ничего не имеет в себе любопытного, а тем менее литературных достоинств. Это заметки какого-нибудь гоф-фурьера, выдававшего прогонные деньги на станциях или приготовлявшего ночлеги, словом, это маршрут, а не путешествие. А какую бы можно составить дельную книгу, человеку наблюдательному, писателю с талантом! Материал был под рукою.
Тут ненадобно было ни большой смышлености, ни вдохновения, потому что те, которые составляли свиту Государыни, во все это продолжительное путешествие, наговорили столько умного, острого, замечательного, что стоило бы только с толком записывать в стройной последовательности, и потом дать труду своему известную форму…. Но этого не сделано, и все погибло безвозвратно, и потомство жалеет о таких лишениях…
За долго до того все уже знали, что Екатерина Великая осчастливит Тулу своим прибытием что они, ее современники, увидят обожаемую свою Государыню, и эта мысль производила всеобщий энтузиазм, которым одушевлен был каждый гражданин, каждый подданный ее славного царствования. Надобно слышать с какою энергиею, с каким искренним, благодарным чувством рассказывают старожилы об этом событии; надобно видеть их лица, их улыбки их печаль, их слезы, чтобы понять всю прелесть патриотического воспоминания, составляющего для этих инвалидов драгоценную собственность сердца, к которой не посмело коснуться и самое время, записавшее за ними так много….. К сожалению, трудно если невозможно, передать вполне то, о чем повествуют Екатерининские современники, получившие от нас книжное название, которого, впрочем, они по справедливости заслуживают. Главное достоинство этой изустной хроники составляют, кроме, разумеется, истины, – простота и неподдельное, искреннее чувство, а такие данные, как вам известно, не всякому по силам. И мы с ребяческою робостью приступаем к описанию двухдневного пребывания Екатерины и в городе Туле.
«Это было в конце июня месяца 1787 года, точно в июне: я хорошо помню, что тогда уже продавали спелую землянику, говорил нам, почтенный старец, окидывая нас орлиными глазами своими, в которых не совсем угас огонь молодости. Еще за несколько дней до прибытия Великой Государыни, множество дворян и даже простолюдинов приехали и пришли к нам из Рязанской, Тамбовской, Воронежской и Калужской Губернии, чтобы видеть её, поклониться ей, и если можно, сказать: Матушка! мы Твои верные подданные, Любим, обожаем Тебя и благословляем судьбу, благодарим Бога, что мы Русские». Но прежде, нежели буду говорить вам о прибытии Государыни, я расскажу анекдот любопытный и замечательный по многим отношениям.
Старец самодовольно улыбнулся, как бы приветствуя прошедшее.
«Наместник наш Михаил Никитич Кречетников приказал правителю своей Канцелярии, Веницееву, составить докладную записку по одному делу, чрезвычайно важного содержания, которую он намерен был подать Императрице. Надобно знать, что Семен Никифорович Веницеев (да будет известно вам имя его) принадлежал к тем немногим людям, которые соединяют в себе редкие достоинства. Одарённый умом быстрым и наблюдательным, он имел воображение живое, пламенное, и превосходную память. Верный взгляд на вещи, глубокие юридические познания и простой, естественный слог в деловых бумагах, удивляли самых опытных его сослуживцев, которые в сомнительных случаях по производившимся процессам всегда обращались к нему, и не было примера, чтобы он не удовлетворял их желаний в полной мере. (Да покоится прах его с миром!) Выслушав приказание своего строгого начальника, впрочем, его уважавшего, Веницеев отправился домой, чтобы на просторе исполнить данное ему приказание; но убедительная просьба искреннего друга, (в старину еще они бывали), приглашавшего Веницеева на вечер увлекли его в шумную и веселую беседу приятелей, где он провел всю ночь, осушая заздравные тосты в честь именинника, у которого пировал. Ранним утром правителя Канцелярии потребовали к Наместнику. Освежившись холодною водой и обтерев лицо своё льдом, Веницеев явился к начальнику уже сидевшему за туалетом.
– Готова ли докладная записка? серьёзно спросил его Кречетников, разумея о вчерашнем приказании своем.
– Готова, Ваше Превосходительство, смело отвечал Веницеев.
– Ну, так читайте!
Повинуясь этим многозначительным трем словам, правитель Канцелярии преспокойно вынул из бокового кармана своего мундира нисколько листов бумаги, развернул ее и начал читать….
– Прекрасно, прекрасно, говорил Наместник, обращаясь к Веницееву, когда он кончил чтение теперь стоит только подписать, прибавил Начальник, протягивая руку к бумаге…. Веницеев медлил обнаруживать истину.
– Подайте же, я подпишу, у меня пропасть дел сказал Кречетников с некоторым движением.
– Виноват, Ваше Превосходительство, отвечал правитель Канцелярии, подавая ему белые листы бумаги: я читал то, что еще не написано…. виноват (Следовательно, такой случай был не с одним Князем Безбородко?)!
– Как! вы осмелились не исполнить моего приказания? вскричал Наместник, бросая на Веницеева гневные взгляды. Императрица будет в Тулу непременно к обеду, а я не могу приготовить этого дела к ее приезду. Вы, сударь….
И раздраженный начальник в пылу справедливого негодования хотел было назвать своего подчиненного как-то обидным именем, но смягчив жесткое выражение, прибавил:
– Не исполняете вашей прямой обязанности и очень невнимательны к моим приказаниям…., вскричал Наместник, ходив крупными шагами по комнате.
– Прошу одного снисхождения: позвольте мне выполнить вчерашнее приказание в присутствии Вашего Превосходительства….
– Поздно, сударь, поздно, вы все бражничаете….
– Осмеливаюсь уверить Ваше Превосходительство….
– Меня не в чем уверять, когда я знаю, что вы всю ночь не были дома, что вы находились в кругу ваших приятелей, весьма подозрительной нравственности…,
Кречетников был деятельным, строгим Наместником, но добрым и не редко снисходительным. Ошибки и недоразумения он легко извинял, но не исполнение личного его приказания влекло за собой опасные следствия на виновных. Находившись в неприятном расположении духа, он остановился и сказал:
– Что ж теперь нам делать сударь?
– Еще успеем, отвечал Веницеев.
– Это не возможно! говорил Наместник, посмотрев на часы.
– Честью ручаюсь, что всё будет готово, возразил правитель Канцелярии.
– Хорошо, отвечал Наместник, садитесь здесь и работайте.
Веницеев сел к письменному столу, положил возле себя известное дело, принесённое из Канцелярии, и едва ли не в час написал то, что стоило другому не мало трудов и не мало времени.
В таком случае я вас прощаю, сказал Кречетников, подписывая докладную записку.
«И эта-то небольшое сочинение Веницеева, выкупившее его из беды неминуемой, удостоилось самого лестного внимания той, для которой оно было писано. Императрица, прочитав докладную записку, поданную ей Кречетниковым, пожелала знать ее сочинителя. Наместник назвал его по Фамилии. Государыня приказала явиться ему во Дворец. Можете представить себе восхищение Веницеева, когда он услыхал из уст повелительницы миллионов людей следующие слова:
– Доклад ваш я прочитала с особенным удовольствием. Охраняйте Михаила Никитича: он человек военный и легко может ошибаться в делах гражданских.
Сказав это, она сама изволила пожаловать Веницееву золотую табакерку, наполненную червонцами.
Так Великая умела нагружать истинное дарование! Этот анекдот многим старожилам известен в Туле. «Я уже помнится, сказал вам, продолжал старец, что в наш город наехало и нашло множество гостей всех возрастов и всех сословий. Тульский Гражданский Губернатор, Иван Андреевич Заборовский, заготовив до шести сот лошадей на каждой станции, ездил на границу вверенной ему Губернии встречать Императрицу. С самой зари того незабвенного дня, в который ожидали Высочайшего прибытия, все ужё поднялось на ноги, все, как говорится, разряженные в пух спешили на Киевскую улицу, чтобы занять лучшее место. Рогатки, брошенные поперек переулков, упирающихся в Юьевскую улицу, прервали сообщение, канаты протягивались от крепости до триумфальных ворот, сооруженных по этому случаю, и езда по ней совершенно прекратилась. Одни колоны граждан торопливо шли за город, другие в поле, но вся масса народа двигалась и стояла по Киевской улице; многие поместились на кровлях домов, у открытых окошек которых чинно и жеманно сидела Тульская аристократия и дамы среднего сословия. И все говорили об одном предмете, и все одушевлялись одною мыслию, одним желанием: скорее увидеть Матушку-Царицу. Да, с позволения вашего, сказал старец, возвысив свой голос и пронзив нас своими взорами, понимаете ли вы это слово: «Матушка? – не думаю? надобно жить нашим умом, нашими чувствами и в наше время, чтобы вполне понять всю его силу и значение. Ведь его не выразят никакие сладкие слова, не объяснит никакой академический лексикон, это язык нашего народа, язык целой нации великой Империи, которой подсказало его сердце, и звуки Русского слова выразили: мать Отечества!.. Посмотрели бы вы тогда на этот веселый народ, послушали бы вы его радостного говору! Не ищите народности в книгах, она живёт в толпе простолюдинов. Трудно ее схватить: она почти неуловима.
