В сущности, столь же нелогичным актом, с точки зрения «самодержавного» принципа, которым до последних дней своего царствования руководился Император Николай, было также подписание им акта 17 октября 1905 г., устанавливавшего начало перехода России к конституционному строю. Император Николай сам признавался, что этот акт был им дан в припадке «лихорадки», охватившей двор, под влиянием революционных событий в России 1905 г. Только искреннее убеждение графа [С. Ю.] Витте,[3] поддержанное Великим князем Николаем Николаевичем, и твердое слово Д. [Ф.] Трепова,[4] которому Царь безгранично верил, решили дело.
Но этих насилий над собою Император Николай никогда не прощал. Всю свою остальную жизнь он таил недоброжелательное и недоверчивое чувство к своему «либеральному» дяде. Лишился вскоре влияния и граф Витте, не миновать бы немилости, вероятно, также и Д. Трепову, если бы последний весьма скоро, после своего поступка, не скончался от сердечного припадка.
Чувство недоверия и некоторой зависти к растущей популярности Великого князя Николая Николаевича особенно укрепилось под влиянием Императрицы Александры Федоровны[5] и дворцовых настроений, ее окружавших.
В сущности, известно только одно лицо, сумевшее вполне овладеть личностью последнего русского Монарха. Это была его жена Императрица Александра Федоровна, «Аликс», как звал ее Император Николай и неофициально вся Царская семья. Эта полубольная женщина постепенно завладела умом, сердцем, всеми поступками и мыслями своего мужа, который перед ее волей стушевался окончательно. Впитав в себя преклонение перед самодержавием и веру в какую-то неземную связь русского Царя с его народом, она приблизила к своей Царственной семье [Г. Е.] Распутина,[6] простого сибирского мужика, который вследствие своего крайнего невежества и аморальности явился проводником к царскому престолу, самых темных влияний, сгубивших в конце концов Россию. Внимая его советам, Императрица направила все свои силы и болезненно-твердую волю на поддержание в ее муже решимости бороться до конца против тех политических уступок, который властно подсказывались жизнью и возросшим сознанием русского народа.
Император Николай II, кроме отмеченных выше черт, отличался еще необыкновенно тонко развитым чувством самолюбия и ревности в отношении к собственному престижу.
– Как будто в России политику делает министр иностранных дел, – сказал он однажды, с некоторым раздражением и мелкою обидою в голосе, по поводу одного из шагов, приписанных в Ставке [министру иностранных дел С. Д.] Сазонову![7]
Титульный лист книги Ю. Н. Данилова «Великий князь Николай Николаевич» (1930 г.)
Данилов Юрий (Георгий) Никифорович (1866–1937). Военный деятель, генерал от инфантерии (1914). Окончил Владимирский Киевский кадетский корпус (1883), Михайловское артиллерийское училище (1886), Николаевскую академию Генерального штаба (1892). По окончании академии состоял при Киевском военном округе, капитан (1894). С 1898 г. – помощник делопроизводителя канцелярии комитета по мобилизации войск, подполковник (1899), полковник (1903); состоял в числе штаб-офицеров Генштаба при Главном штабе (1903–1904); начальник отделения Главного штаба (с января 1904); начальник отделения Главного управления Генерального штаба (с июня 1905); помощник 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (с июня 1906), затем обер-квартирмейстер управления (1908–1909); генерал-майор (1909). С июля 1907 г. – генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба; одновременно (с 1908) – постоянный член Главного крепостного комитета, затем (с 1910) – председатель Крепостной комиссии при управлении; генерал-лейтенант (1913).
С началом Первой мировой войны – генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего; генерал от инфантерии (1914). С августа 1915 г., после ухода Великого князя Николая Николаевича с поста Главнокомандующего, командовал 25-м армейским корпусом; с августа 1916 г. – исполняющий должность начальника штаба армий Северного фронта; с апреля 1917 г. – командующий 5-й армией; в сентябре 1917 г. снят с должности, переведен в резерв чинов при штабе Петроградского военного округа. За годы войны награжден орденами Святого Владимира 2-й степени (1915) и Святого Георгия 4-й степени (1914).
В 1918 г. вступил в РККА; в марте 1918 г. возглавил группу военных экспертов при советской делегации на переговорах с Центральными державами в Брест-Литовске, выступал против заключения мира. После возвращения в Петроград включен в состав Комиссии военных специалистов по выработке плана преобразования военного центра для реорганизации армии; в конце марта 1918 г. вышел в отставку, уехал в Украину. Участник Белого движения на Юге России. В 1919 г. занимал пост помощника начальника Военного управления Вооруженных сил Юга России.
С 1920 г. в эмиграции (сначала в Константинополе, затем в Париже). В 1922–1930 гг. постоянно выступал с лекциями о Первой мировой войне в Русском академическом союзе, Русском народном университете, Франко-русском институте, на собраниях русских офицерских организаций в Париже и др. Регулярно печатался в «Архиве русской революции», журналах «Голос минувшего», «Современные записки», «Часовой». Сотрудник газеты «Возрождение». Автор ряда военно-исторических сочинений, среди которых: «Россия в мировой войне 1914–1915 гг.» (1924), «Мои воспоминания об императоре Николае II и великом князе Михаиле Александровиче» (1928), «Великий князь Николай Николаевич» (1930), «Русские войска на французском и македонском фронтах, 1916–1918 гг.» (1933), «На пути к крушению» (1992) и др.
Умер в Булонь-сюр-Сен, под Парижем, похоронен на местном кладбище.
Это повышенное самолюбие заставляло министров быть особо осторожными в своих докладах по вопросам, которые могли бы затронуть личность Императора. Так, по крайней мере, могу я себе объяснить причину, по которой до самой войны 1914 г. оставался невыясненным в окончательной форме вопрос о Верховном главнокомандовании русскими действующими армиями, на случай вооруженного столкновения с западными державами. В списке лиц, назначаемых при мобилизации на высшие ответственные должности, в графе против должности Верховного главнокомандующего, оставалось белое место.
В начале 1911 г. […] в Главном управлении Генерального штаба возникло предположение об организации в Петербурге военной игры, с приглашением на нее, в качестве участников, всех высших чинов армии, которым во время войны предстояло занять наиболее ответственные посты в армии. Имелось в виду, в течение игры ознакомить этих лиц с наиболее вероятной обстановкой, в ее целом, совместно обсудить решения, которые могли бы быть в этой обстановке приняты, и получить материал для суждения о подготовке приглашенных к участию в военной игре лиц к их предназначениям на случай войны. Попутно предполагалось также, что Государь, наконец, выскажется о том, примет ли он сам на себя предводительствование войсками в случае войны, или доверит обязанность Главнокомандующего кому-либо из высших чинов армии.
По должности Главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа, Великий князь Николай Николаевич должен был при мобилизации занять должность Главнокомандующего армией, остававшейся, по плану стратегического развертывания в начале войны, в районе Петербурга и Финляндии. Так как военная игра намечалась в районе Привислинского края, то, в сущности, Великий князь первое время должен быль остаться простым зрителем этой игры. Поэтому он свободно мог рассчитывать получить приглашение Государя взять на себя обязанность старшего посредника, что и могло служить хотя бы и косвенным намеком на вероятность назначения его, в случае войны, на должность Верховного.
Но этого не случилось. Царь оставил за собой роль высшего посредника, от его имени должны были исходить и директивы командующим армиям русской стороны. Вместе с тем, он пригласил себе в помощь военного министра генерал-адъютанта [В. А.] Сухомлинова.[8] Хотя военная игра на этот раз не состоялась, тем не менее, описанное обстоятельство указывало как бы на то, что Верховное командование армиями Государь оставляет за собою и что он склонен видеть своим заместителем не Великого князя, а генерала Сухомлинова.
Читатель уже знает, что по поводу отмены военной игры, выяснившейся лишь за час до ее начала, ходило много сплетен и слухов. Игра была назначена в Зимнем Дворце, где для нее был отведен ряд зал, в них расставлены были столы и развешаны на стенах карты. Все имело торжественный и крайне внушительный вид, отвечавший серьезности предстоявших занятий. В отведенное помещение уже прибыли начальник Генерального штаба генерал [Е. А.] Гернгросс,[9] я, по должности генерал-квартирмейстера, и чины моего управления, разрабатывавшие вместе со мною задания и план игры. И вдруг – отмена!..
