Однако и дальше не все укладывается в рамки нормальной логики. Ну, если проинструктировали, как надо говорить о своих свидетельских впечатлениях, то почему бы сразу не опубликовать эту самую «легенду Лозгачева»? Ан нет. Потребовалось еще ждать не менее 12 лет, чтобы публикации на этот счет посыпались как из рога изобилия. Однако и на дворе была уже иная эпоха, вернее все эти люди жили уже в другой стране. Стало быть, запрет на публикацию «легенды Лозгачева» и во времена «правления» Ю.В. Андропова и К.У. Черненко (годы их правления на звания эпох никак не тянут) и даже в «эпоху Горбачева» снят не был. Вы не находите, что все это довольно странно? Кому все это было нужно, и в связи с чем? Ситуация с разгадкой таинственной смерти Сталина, таким образом, подошла к такому рубежу, что назови только имя этого таинственного «некто», так все станет на свои места. Так кто же этот «некто»? Придет время, и мы подведем читателя к этому самому рубежу и он сам назовет это имя.
Особняком от показаний «Охраны» находятся показания генерала B.C. Рясного, которые «выудил» из него Феликс Чуев — великий мастер столь своеобразного литературного жанра, коим является интервью со знаменитостями[57]. Кто такой генерал Рясной и чем он «знаменит», что стал объектом внимания Ф. Чуева?
После назначения на пост министра госбезопасности СССР С Д. Игнатьев формально заменил начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, который был освобожден от этой должности 29.04.1952 г.
B.C. Рясной поведал Ф.Чуеву: «…И тогда исполняющим обязанности начальника Главного управления охраны назначили министра Игнатьева. А тот по договоренности с Маленковым и Сталиным поручил это дело мне. И я в последнее время ежедневно со своей дачи в Серебряном бору приезжал на дачу Сталина в Кунцево. Это февраль 1952 года…»[58]
Это на самом деле так и было, поскольку 23 мая 1952 года ГУОМГБ было реорганизовано в Управление охраны (УО) МГБ СССР, а управления № 1 и № 2, входившие ранее в ГУО, были преобразованы в отделы Управления охраны, куратором которого по-прежнему являлся министр ГБ СССР С.Д. Игнатьев. Фактическое руководство охраной высших должностных лиц осуществляли заместитель министра B.C. Рясной и заместители начальника УО МГБ СССР полковники Н.П. Новик и Н.П. Максименко.
Таким образом, генерал B.C. Рясной имел прямое отношение к охране первого лица страны и к его воспоминаниям следует отнестись с должным внимание, хотя, как уже было раннее высказано, «версия Рясного»— ну прямо-таки ни в какие ворота. Несколько повторимся, но приведем, хотя бы фрагментарно, рассказ генерала Рясного Ф. Чуеву: беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года, мы знаем уже по «легенде Лозгчева», что это случилось еще вечером 1 марта, где-то, как показали «остановившиеся часы Сталина», в 19 ч. 30 мин. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина (на самом деле, всего лишь начальник дежурной смены): — Что-то не просыпается.
В последнее время Сталин редко выезжал с дачи и поздно по вечерам собирал своих ближайших помощников. Приезжали Маленков, Хрущев, Берия, Булганин… Молотов тоже бывал, но уже редко.
Прежде Сталин выезжал в Кремль, а сейчас все вопросы стал решать здесь, на даче… (А как быть с «кино» в Кремле 28 февраля 1953 г.?)
Было уже часов девять утра (выходит, 2-го, в 9 утра. По документам консилиум врачей уже был в 7 часов в этот же день). А он обычно вставал рано.
— А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! — посоветовал Рясной Старостину.
Над дверью в спальню было стеклянное окно…»
Прервем на минуту рассказ генерала, чтобы внести ясность по форме дверей в сталинских апартаментах. Наличие таких окон характерно для всех дач Сталина. Как и на Ближней даче, такие же окна есть и на даче в Сочи близ Мацесты над входом в здание с кинозалом и бильярдной, в спальни Сталина, Василия и Светланы и в других комнатах. По замыслу архитектора окна над дверями способствуют большему проникновению света в помещения и зрительно удлиняют их высоту, а также, главное, обеспечивают безопасность в экстремальных ситуациях. Рясной и посоветовал Старостину воспользоваться таким окном[59].
Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. (А как быть с тем, что охранники уже обнаружили Сталина в 11 вечера 1 марта?)… Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу же вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал на шелковой накидке.
«Скорей звони Маленкову! — приказал Рясной Старостину.
Дверь в спальню заперта на ключ. Ломать не смеют. Ключ у хозяина. «Не знаем, что делать, — говорит Рясной, — ждем, приедет Маленков, распорядится. Я-то чего?».
Действительно, он-то, генерал-лейтенант, заместитель министра госбезопасности СССР, начальник Управления контрразведки внутри страны, фактический начальник охраны И.В. Сталина — чего? А как же быть с показаниями П. Лозгачева, который в приоткрытую дверь увидел Сталина на полу в малой столовой?
Маленков и Берия приехали вместе. Рясной встретил их во дворе, кратко доложил о случившемся и добавил:
Надо срочно вызвать врачей!
Тучный Маленков побежал в коридор к телефону, а Берия усмехнулся:
— А, наверно, он вчера здорово выпил!
«Эта фраза покоробила меня настолько, что до сих пор заставляет кое о чем задуматься», — признается Рясной. Тем самым Берия неожиданно высказал свое отношение к Сталину.
…А вождь лежал на полу, на спине, в полосатой пижаме. Наверно, собирался ложиться спать и сел за столик почитать. Рядом, под большим столом, лежали кучи пакетов постановлений Совета Министров, целую машину их потом загрузили и вывезли.
Приехал министр здравоохранения СССР Третьяков, посмотрел и сразу сказал:
— Это инсульт.
Потом врачи… Много часов прошло, пока они приехали.
В те годы для оказания медицинской помощи даже простым гражданам в Москве все кареты «скорой помощи» были оборудованы на базе таких же машин, как и правительственные автомобили — ЗИС-110 или ЗИМ, и приезжали к больному действительно скоро. От старейшей станции «Скорой помощи», расположенной на Брянской улице в Москве, до дачи Сталина в Волынском не спеша на машине по Можайскому шоссе (ныне Кутузовский проспект) можно было доехать за 7—10 минут. До Кремлевской поликлиники на ул. Грановского (Центральной Клинической больницы в Кунцево еще не было) от Ближней на 5 минут дольше. О каких часах речь? Действительно, подобные свидетельства — ни в какие ворота, на этом генерал Рясной, будучи в то время уже глубоким стариком (он родился в 1903 году, а интервью давал в 1995 году), свой рассказ заключил словами:
«Сталина перенесли в другую комнату на постель. А члены Политбюро, тоже собравшиеся к этому времени, разбились на две группы и засели в соседних комнатах— делили портфели»[60].
Учитывая, что А. Рыбин опубликовал «легенду Лозгачева» в 1992 году, а генерал давал интервью Ф. Чуеву в 1995 году, он не мог не знать о показаниях «Охраны», но, тем не менее, «нарисовал» совершенно отличную от «легенды Лозгачева» картину происшедшего. А вот почему? В нужном месте мы покажем, что Рясной был великолепно осведомлен об истинной картине происшедшего в ночь с 1-го на 2 марта, но, чтобы скрыть свою осведомленность, он и придумывает свою версию событий, чтобы полностью выгородить себя от участия в них. А о «легенде Лозгачева» он действительно мог ничего не знать — человеку 90 лет!
Но парадокс «большого вранья» заключается в том, что мюнхгаузенствующий автор такого сочинения совершенно непроизвольно воспроизводит некоторые, весьма неприметные детали, реально сопутствующие тому событию, которое хочет заболтать. Вот по этим-то деталям «большой лжи» можно более или менее правдоподобно восстановить истинную картину «забалтываемого» события.
Итак, генерал не только прекрасно был осведомлен о существовании «легенды Лозгачева», но и доподлинно знал истинную картину происшедшего, и ему не было никакой нужды поддерживать версию об успешно состоявшемся заговоре по убийству Сталина. Поскольку ему, хотя и временно, но ответственному за охрану вождя, надлежит отвечать за то, что охрана не уберегла вождя. А посему его устраивала версия несвоевременно оказанной медицинской помощи Сталину, болезнь которого случилась по вполне естественным причинам («А, наверно, он вчера здорово выпил!»). И не его вина, что Берия и Маленков тянули время с вызовом врачей, которые тоже почему-то не спешили, а «я-то чего?»
Однако, при всем при этом, он просто не мог не привнести в свой «рассказ» некоторые детали, которые с головой выдают его вранье.
Во-первых, он точно воспроизводит ситуацию с устройством дверей на «Ближней даче». К Сталину нельзя было так вот запросто попасть, небрежно толкнув ногой незапертую дверь, как это делал то ли Старостин, то ли Лозгачев, когда им нужно было нести Сталину почту. Двери запирались изнутри, на замок, ключ от которого был у Сталина. Они могли открываться и дистанционно, поскольку под рукой у него был соответствующий пульт. Двери действительно соответствовали описанию, приведенному рассказчиком. В. Жухрай, который несколько лет проходил через эти двери на доклад к Сталину, подтверждает наличие таких окон над дверью и запирающих устройств с внутренней стороны.
