Председатель. – Тогда вы были министром?
Хвостов. – Да, я был министром… Но раз у кого в руках деньги и охрана, – тому и служат… Все это было у Белецкого – они ему и служили… И, таким образом, я очутился в таком положении… Наконец, Ржевский имеет нахальство мне телеграфировать: «Позаботиться о том, чтобы были даны деньги трем лицам, о которых я телеграфировал…» Он думал, что я эту телеграмму разорву; а я ее Штюрмеру послал… Вот тут положение было трагическое, потому что начальником охранного отделения был уже Глобачев. (Белецкий ушел.) Ржевский ему подчинен – он же должен производить дознание при помощи охранных чинов… Ржевский – то ко мне, то к Штюрмеру! – Говорит: «Ради бога простите!» Мне председатель Совета Министров говорит об опасности… Человек не знает, куда деваться… Развал полный вносится в среду жандармов!… И, в конце концов, когда такое досье набрали, все это Распутин возил в Царское Село; при этом Распутин требовал, чтобы царь сам производил допрос этих публичных женщин, которых он набрал в свидетельницы, но этого не случилось… И Распутин Штюрмера ругал дураком, что он не заметил… Это дело возобновлялось несколько раз: его пытались куда-нибудь пристегнуть… Следствие вел и Манасевич-Мануйлов с Осипенко, которые никакого следственного материала иметь не могли. Тут видна была какая-то простая и грубая инсценировка: они знали, с какой публикой они имели дело – с нее и этого было достаточно! Ржевский сам говорил, что для того, чтобы убить Распутина…
Председатель. – Вы перешли к этому рассказу от утверждения вашего, что вы дошли до полного отчаяния и решили, что как-нибудь нужно от Распутина отделаться.
Хвостов. – Это было раньше, чем начались мои опыты отделаться; это было довольно быстро, – в течение трех недель… А через неделю уже инсценируют!
Соколов. – Может быть, вы расскажете о ваших попытках по отношению к Распутину…
Хвостов. – Я говорил Комиссарову: «Нельзя ли, как-нибудь, когда Распутин поедет пьянствовать, его пришибить?» Пробовал через агентов подходить… У меня был адъютант преданный… Он лет 11 при мне состоял (еще когда я был губернатором в Новгороде).[*] Он был на войне, был тяжело ранен, я его выписал из больницы и взял к себе, как бывшего по четвертой очереди… Он казак, который бы на все пошел… Но казак тоже иногда ничего не может сделать!… Он человек провинциальный: фамилия его Каменков…
Председатель. – А что вы знаете о деятельности Штюрмера?
Хвостов. – Относительно Штюрмера я пытался что-нибудь реальное узнать, но, кроме рассказов, ничего не узнал: документов не видал…
Председатель. – Как он был назначен?
Хвостов. – Он был назначен по требованию Манасевича-Мануйлова…
Председатель. – Он был назначен, когда вы были министром внутренних дел?
Хвостов. – Да, при мне, – по настоянию Распутина.
Председатель. – Почему вы знаете?
Хвостов. – Распутин сам говорил, что я молод, что царь хочет меня сделать председателем Совета Министров, но, что это не нужно, что нужно посадить надо мной «старшего…»
Председатель. – Как Штюрмер сошелся с Распутиным?
Хвостов. – Он раньше виделся с ним… А потом Манасевич-Мануйлов устроил свидание в квартире своей хорошей знакомой – Лерма, там они и видались… (Один из планов избавиться от Распутина был, когда он шел на свидание к ней.) Потом они видались на квартире гр. Борха… Это тоже темная личность…
Председатель. – К какому же кружку вы относите Манасевича–Мануйлова?
Хвостов. – Безусловно, к Распутинскому, а не Андроникова… Он может быть бывал у Андроникова, но он гораздо важнее в глазах Распутина, чем Андроникова… – Я могу рассказать подробности в отношении того вопроса, который вы мне предложили, – в отношении того, как Комиссаров взялся уничтожить Распутина, но потом торговался с Белецким (кто больше даст, кому выгоднее служить?). Тогда ему не поверили, что он обладает возможностью уничтожить Гришку. Чтобы доказать, – он отравил всех кошек на квартире Григория; значит, он мог бы и самого Распутина отравить… Это послужило ему доказательством перед Белецким, перед тем кружком… Когда Распутин вошел и увидел, что кошки все дохлые, он говорит: «Это князь Андроников перетравил кошек…» В результате Андроникова в Рязань выслали… Тут же, вместе, мешается трагизм государства в таких фактах!… Манасевич-Мануйлов больше влиял на Питирима. Манасевич-Мануйлов вел раньше иностранную агентуру и наблюдал за послами, при этом неизвестно, в чью пользу это наблюдение… Это в высшей степени опасный человек!… И этот Манасевич-Мануйлов сажает Штюрмера. Гришка говорит: «Хотя он старый, но ничего! – справится…» К Штюрмеру Распутин относился с презрением: – «Он, – говорит, – ничего: «хороший!…» – и через Манасевича-Мануйлова действовал на Штюрмера, как ему было угодно…
Соколов. – Почему Манасевич-Мануйлов пожелал посадить в председатели Совета Министров Штюрмера?
Хвостов. – Он его раньше знал в Ярославле. (Манасевич был агентом заграничным, у него чинов не хватало…) Он был в Ярославле начальником арестантских отделений при Штюрмере, и там они познакомились. При постройке был тюремный инспектор, который подробно рассказывал о постройках в Ярославле…
Председатель. – К какому времени это относится?
Хвостов. – Это было лет 20 тому назад… Штюрмер пришел с фирмой определенной и ясной… Мне хотелось, кроме фирмы, каких-нибудь доказательств принадлежности к немецкой партии или к иудейской… Прежде, говорят, он был вхож к немецкому послу: было ли это по консервативным убеждениям или так, – но, во всяком случае, фирма была самая печальная!… Сразу были выгнаны из Министерства Внутренних Дел разные экзекуторы, которые требовали отчета…[*] Одним словом, он свои счеты сводил с теми, кто ему мешал, когда он заведывал департаментом общих дел… Манасевич-Мануйлов стал своим человеком, и все стало через него делаться… Я слышал, будто один француз – Риве, который участвовал в разных делах с Манасевичем-Мануйловым, вместе с ним издал биографии русских государственных людей и что там были такие, за которые Штюрмер заплатил большие деньги, – чтобы книга эта не вышла в свет…
Председатель. – Что вы знаете относительно желания Распутина провести в Военное Министерство ген. Беляева?
Хвостов. – Я это знаю по «листкам…»
Председатель. – А эти листки документировали те разговоры, которые слышали ваши агенты у Распутина?
Хвостов. – Лично я ничего не слыхал, и с Распутиным о Беляеве ничего не говорил. Но эти листки говорили, что Распутин очень хвалит Беляева. Ругая Поливанова, он говорил: «Вот Беляев хороший министр был бы, – что там папашка смотрит!…» и т.д. Потом, будто, он рассказывал, что он ничего поделать не может с Поливановым: «Папашка не хочет его увольнять!… Александре я сказал, что бог желает, – а папашка уперся… Что же ты сделаешь!…»
Председатель. – Каким образом Беляев сошелся с Распутиным?
Хвостов. – Я это объяснял просто известным карьеризмом: Беляев был товарищем, а ему хотелось быть министром.
Председатель. – А вы не успели себе выяснить, какие силы стояли за спиной Белецкого?
Хвостов. – Я считал, что Белецкий просто желает сесть на мое место! Меня на эту мысль наводило то, что он не переезжал из своей квартиры и чего-то ждал: мне казалось, что он прямо хотел переехать на Фонтанку и что он это подчеркивает…
Председатель. – Вы не можете ли сказать, верно ли это?
Хвостов. – Мне противен стал Белецкий, потому что его хвалил Распутин, а тот, кого он проводил, мне делался неприятен…
Председатель. – Откуда у вас убеждение, что Распутин пользовался безграничным доверием как самого отрекшегося императора, так и императрицы, что они с ним совещались по самым важным государственным вопросам?
Хвостов. – Я вынес это впечатление, потому что, например, скажет Распутин «папашке» поехать в Думу, – и поедет!…
Председатель. – Так что назначения министров, по вашему мнению, всецело зависели от Распутина?
Хвостов. – Например, про Горемыкина он говорит: «Я скажу старика выгнать, потому что старик совсем не годный!…»
Председатель. – Какие еще имеются у вас примеры подобного влияния Распутина?
Хвостов. – Сейчас не помню… Если бы я тогда записал все!… Были выгнаны Самарин и Щербатов. Меня очень интересовало, кто ко мне премьером на шею сядет, и вот, например, такой факт. Одно время мне пришлось выехать в Москву, чтобы разгрузить узел. Мне хотелось, чтобы была произведена ревизия дорог. Я сделал доклад, что необходима сенаторская ревизия железных дорог и, по логике, я указал ген. Нейдгардта,[*] который делал сенаторскую ревизию. (Я его указал потому, что мне очень понравилось его ревизионное заключение, так как, мне казалось, действительно, мерзостью брать 100% при воссоздании флота…) Когда меня бывший император спрашивал: «Кого же вы думаете ревизующим сенатором сделать?» – я указал на Нейдгардта. Тогда мне страшно воспротивились – весь Совет Министров был против: «Как смеет министр внутренних дел касаться путей сообщения?! Хоть умри, а это не ваше дело!» Конечно, Горемыкин страшно противодействовал… И тут состоялось назначение Трепова…
