Ознакомительная версия.
В марте 1829 г. за выказанную на уроке истории «необыкновенную апатию» Николай I запретил цесаревичу «подходить к нему при прощании вечером»247. Были и наказания несколько парадоксального характера. В 1829 г. 11-летнего цесаревича за «плаксивость и апатичность» наказали лишением права входить в учебную комнату в воскресенье. В январе 1832 г. за невыученное наизусть стихотворение цесаревич «за обедом кушал один суп»248. Спустя несколько дней, когда цесаревич получил отметки хуже, чем его товарищи, и за это «получил выговор от государя императора», то опять за обедом он ел один суп249. Если поведение и успеваемость мальчиков была хорошая, то К.К. Мердер мог себе позволить обратиться к Николаю I с просьбой «о помиловании» цесаревича и его товарищей250.
Наказывали цесаревича не только за учебу, но и за промахи во время военных упражнений. Когда в мае 1832 г. 14-летний цесаревич во время парада «опозорился», проскакав галопом вместо рыси, то по распоряжению отца его посадили «под арест» на дворцовую гауптвахту251.
Остальные дети Николая I были обычными детьми, то есть далеко не ангелами. Например, мемуаристы упоминают о «выходящей за рамки» шалости второго сына царя – великого князя Константина Николаевича. Однажды он во время карточной игры родителей и их гостей потихоньку выдернул стул из-под одного из гостей, когда тот собирался сесть за карточный стол. Грузный И.М. Толстой упал на пол и, огорошенный этим падением, с трудом поднялся с помощью М.Ю. Вильегорского. При этом маленький великий князь со смехом выбежал из комнаты. Николай I, побелев от гнева, положил на стол свои карты и, обращаясь к императрице, сидевшей невдалеке, произнес: «Мадам, встаньте». Императрица поднялась. «Просим извинения у Ивана Матвеевича в том, что так плохо воспитали нашего сына!» После чего мальчика наказали252.
В семье самого Александра II эти традиции соблюдались в полной мере. Осуждение со стороны императора-отца и императрицы-матери имело для детей огромное значение. Тем более следует учесть, что общение детей и родителей не было постоянным. Детские комнаты были совершенно изолированы от половин императора и императрицы. Поэтому контакты родителей и детей сводились к кратковременным «визитам» родителей в детскую или «визитам» детей на родительскую половину. Иногда родители и дети «пересекались» во время светских мероприятий. Одна из фрейлин описывает визит детей Александра II на половину императрицы Марии Александровны в июле 1855 г. следующим образом: «Сегодня утром я была у императрицы. К ней вошли ее четыре сына, все крупные, красивые, хорошо сложенные мальчики, смотреть на которых доставляет удовольствие. Императрица спросила у них отчет о их уроках; младший сознался, что он плохо учился. Императрица очень строго посмотрела на него и сказала: «Это меня очень огорчает»»253.
Дети учились по-разному. Старший сын Александра II, Николай, учился очень хорошо. Александр и Владимир – «упертые» троечники и учились откровенно плохо. Для учителей и воспитателей это была серьезная проблема, которую они пытались решать, в том числе используя те или иные наказания.
Если систематизировать эти наказания, то они оказались достаточно стандартны, поскольку педагогика вещь довольно консервативная по природе. Во-первых, самой серьезной формой наказания было обращение воспитателей к родителям мальчиков. Иногда устно, иногда в форме писем и докладных. Надо заметить, что «стукачеством» воспитатели не злоупотребляли, поскольку хорошо понимали, что тем самым расписываются в собственной несостоятельности. Чаще они прибегали к угрозе обратиться к родителям. Этот «педагогический шантаж» оказывался достаточно действенным для всех поколений Романовых. Детей больше страшил не сам факт наказания, а то, что их неуспехи в учебе огорчат царственных родителей. Но иногда нервы воспитателей не выдерживали. И как это ни странно, в «забавах» принимал участие и «отличник» – 19-летний цесаревич Николай Александрович: «Александр Александрович и Николай Александрович начали приставать к маленькому брату Алексею Александровичу; дело началось шуткой, а кончилось очень неприятно для старших братьев. Алексея Александровича так облили водой и измучили, что он пожаловался императрице и государю. Всех старших братьев государь позвал к себе и сделал им строгий выговор»254. Доставалось мальчикам от родителей и после «ревизии» их успеваемости: «Владимир Александрович получил сегодня от императрицы строгий выговор за его «О» баллов»255. Когда осенью 1865 г. воспитатель великого князя семилетнего Сергея Александровича напомнил, что «их Величествам будет известно все, что он делает, то немедленно стал послушен и уже больше не шалил»256.
Во-вторых, это были традиционные ограничения в еде: лишение за чаем хлеба с маслом или сладкого блюда за обедом. Один из воспитателей девятилетнего великого князя Сергея Александровича описывает типичную ситуацию (31 августа 1866 г., Ливадия), которая воспроизводилась несколькими поколениями воспитателей царских детей: «Я ограничился упреком, обещав в следующий раз лишить его сладкого блюда за обедом. Наказание это, в котором лишение соединено с унижением (т. к. ежедневно обедает с великим князем один из учителей), будет, полагаю, действенным»257. И такое наказание было в самом деле действенным. Надо заметить, что в отношении еды маленьких великих князей держали буквально в ежовых рукавицах. В сентябре 1866 г. девятилетнего Сергея Александровича поставили в угол перед обедом только за то, что он хотел без позволения съесть кусок малиновой лепешки258. А через несколько дней на невинный вопрос мальчика «Что будет у нас к ужину?» воспитатель жестко ответил: «Если вы голодны, ужинайте, в противном случае, идите спать»259.
В-третьих, это различные дисциплинарные наказания, когда мальчиков могли поставить «на несколько минут в угол»260. Любые формы физических наказаний были, конечно, исключены.
В-четвертых, это были запреты на какие-либо игры и развлечения. Например, когда поздней осенью 1861 г. Александру Александровичу запретили кататься на лыжах рядом с Александровским дворцом, то он «был сильно огорчен тем, что я не позволил ему этого без особого разрешения графа»261. Иногда поводы для запретов возникали серьезные. Воспитатель зафиксировал следующую ситуацию: «После обеда Александр Александрович и Владимир Александрович поссорились друг с другом. Владимир Александрович спрятался в камердинерскую и боялся оттуда выходить, потому что Александр Александрович не на шутку угрожал ему. Я велел Владимиру Александровичу выйти из засады и обещал, что никто его не тронет, а Александру Александровичу сказал, что если он только дотронется до него, то не пойдет вечером к великому князю Константину Николаевичу. Этим средством я обоих успокоил»262.
В опубликованных дневниках воспитателей Александра и Владимира Александровичей встречается множество упоминаний самого обычного мальчишеского поведения. Это поведение буквально прорывалось сквозь пристальную опеку воспитателей и, возможно, было неосознанной формой протеста против этой чрезмерной опеки. Воспитатели же в свою очередь использовали весь свой «арсенал» для того, чтобы держать мальчиков «в рамках». Конечно, когда в 1854 г. девятилетний Александр Александрович «шалил во время урока, прыгал по стульям или прятался под стол»263, воспитателям приходилось принимать меры. А 5 сентября 1861 г., встав «в шесть с четвертью часов… Александр Александрович был как-то особенно в духе с самого утра, что он выражал, испуская дикие горловые звуки. Впрочем, он прилежно приготовил уроки до 8 часов»264.
15 сентября братья играли после обеда в крокет и входили «в такой азарт, что со стороны ничего не слышно, кроме ругательств и насмешек»265. Видимо, это было обычной манерой игры братьев, поскольку через несколько дней воспитатель отметил, что «великие князья ужасно неприлично ведут себя во время игры; они решительно не могут играть спокойно и мирно и беспрестанно ругаются»266. Воспитатель, конечно, пытался бороться с таким поведением воспитанников: «Во время игры он больше ничего не делал, как ругался. Я вызвал Александра Александровича в особую комнату и при Николае Александровиче же довольно долго распекал его за это, обещая, что его в другой раз не допустят до игры за подобное невежество»267. Ради справедливости следует отметить, что не лучше вели себя и двоюродные братья сыновей царя. Когда в игре принял участие 11-летний великий князь Николай Константинович, то воспитатели буквально схватились за голову, поскольку этот воспитанник Мраморного дворца «так кривлялся и паясничал, что я был сам не рад, что взял его с собою»268. Иногда мальчики обзывались: «За чаем мне пришлось сделать выговор Александру Александровичу за это несчастное слово «цинготный»»269.
Ознакомительная версия.
