О количестве раненых в Южной Осетии красноречиво говорило то, что в это время в аптеках Владикавказа невозможно было купить бинты и вату. На многих аптечных форточках висели таблички: «Перевязочного материала нет».
Все отправлялось на юг. Ожидалось, что к зиме количество беженцев возрастет до 100 тысяч.
26 апреля 1991 года парламент России принял закон «О реабилитации репрессированных народов». Прошло всего 10 лет после волнений 26–29 октября 1981 года в Орджоникидзе в связи с резко вспыхнувшим осетино-ингушским конфликтом. Уже в апреле 1991 года произошли первые вооруженные стычки, в результате которых в с. Куртат Северной Осетии погибло несколько человек, многие получили ранения и увечья. А 20 июня была провозглашена Республика Ингушетия в составе РСФСР. Почетным ее гражданином и почетным членом своего исполкома депутаты единогласно избрали Звиада Гамсахурдиа. Председатель Исполкома народных депутатов всех уровней Ингушетии И. Кодзоев при этом сказал: «Ингушский народ считает, что Республика Грузия не может оказаться безучастной к трагической судьбе Ингушетии».
Напряженность накапливалась с появлением каждой новой семьи беженцев из Грузии в Пригородном районе, который ингуши считали своим. Беженцы повлияли на демографическую ситуацию в Республике Северная Осетия, изменив на тот момент соотношение между частями населения и усилив удельный вес осетин. На 1 ноября 1992 года в Пригородном районе уже было расселено 6654 человек, бежавших из Грузии и Южной Осетии. Появились и экстремисты, готовые разыграть осетино-ингушскую карту с привлечением союзников.
В то же время правоохранительные органы Северной Осетии фиксировали всплеск преступности, связанный с появлением беженцев. Высокие милицейские чины сообщали, что «некоторые из них предпринимают антигрузинские акции, звонят им домой, посылают письма, угрожают похитить детей. Были попытки сформировать из местной молодежи боевые группы, остановить газоперекачивающие станции, отключить газопровод, идущий в Грузию. Совершен ряд серьезных преступлений. Так, несколько дней назад задержали двух несовершеннолетних: на их счету три грабежа. Отмечены вооруженные нападения на квартиры, много случаев хулиганства, дерзко ведут себя на улицах, в общественных местах». Для небольшой Северной Осетии с предельной плотностью населения на всем Северном Кавказе приток беженцев создал острые проблемы.
Беженцы получали во Владикавказе потребительские карточки заранее, за месяц вперед. В большинстве своем они были безработными, находясь на государственном обеспечении. У безработных было стандартное оправдание: «вот пропишусь и начну работать». Хотя прописку с них и не требовали, тем более что прописка во Владикавказе при устройстве на работу для беженцев не была обязательна, их в порядке исключения принимали на заводы и в учреждения без прописки, только на основе карточки беженца. Многие пошли работать в поле. Односельчане объединялись в отдельную бригаду, так легче было выдерживать свое новое положение. Но все же большая часть беженцев оставалась на попечении государства.
Характерна в этом смысле полемика во владикавказской газете «Слово», развернувшаяся в тот период между теми, кто призывал формировать отряды на помощь южанам, и теми, кто считал, что идти воевать должны беженцы-мужчины, прохлаждающиеся во Владикавказе. Вот один из таких комментариев. К. Дзатцеев: «…Р. Дзаттиаты предлагает Северной Осетии ввязаться в гражданскую войну с Грузией, утверждая, что только так мы сможем не допустить кровопролития на Кавказе. Крайне наивно полагать, что в гражданской войне вообще есть победители. Мысли, выраженные в этом письме, на языке у многих, на неофициальном уровне слышны призывы к молодежи Северной Осетии взяться за оружие и отправиться на освободительную войну за перевал. Между тем во Владикавказе уже находится не одна тысяча молодых здоровых парней, прибывших „оттуда“ и, мягко говоря, бесцельно слоняющихся по улицам города. Может, прежде чем звать в бой юность Северной Осетии, нужно было сначала обратиться к тем, кто с этого боя дезертировал? Газета „Слово“ первой открыто высказалась за создание республиканских вооруженных формирований, но эти отряды должны выполнять исключительно оборонительную функцию. Многие полагают, что любая попытка экстремизма с нашей стороны может привести только к резкому изменению общественного мнения, складывающегося пока не в пользу правительства Грузии. Как бы ни было тяжело, нужно отбросить эмоции и рассуждать трезво. Война с правительством Грузии приведет к войне с народом Грузии. Нельзя допустить и того, чтобы здесь у нас происходили расправы над лицами грузинской национальности. Это позор – вымещать свою боль и обиду на ни в чем не повинных людях. Только за последний месяц в Южную Осетию отправилось несколько групп добровольцев для оказания различного рода помощи. А в это же самое время в Северной Осетии занимается ничегонеделанием многосотенный отряд беженцев, или, если хотите, бежавших с поля боя мужчин. Не в этом ли огромном отряде потенциальных защитников нуждается сегодня больше, чем в хлебе, население Цхинвали? Мы против, когда тысячи истинных мужчин, стоящих насмерть на баррикадах, но не пропускающих бандитов в город, отождествляются с кучкой зажравшихся подонков, бесчинствующих здесь».
Возможно, это был просто комплекс человека, считавшего, что он не обязан идти на эту проклятую войну, и в такой форме объяснявшего свое раздражение от призывов к чести и долгу. Видно, что совесть давила на К. Дзатцеева, но видно и то, что он неадекватно воспринимал масштаб трагедии, названной им «полосой неудач»: «У нас у всех сегодня подавленное настроение. Полоса неудач преследует нас. Даже такая, казалось бы, никак не относящаяся к событиям в Южной Осетии мелочь, как уход Валерия Газзаева в Московское „Динамо“, в конечном итоге вызывает подавленность духа, упаднические настроения. Мы верим, что полоса неудач, преследующая нас в последнее время, обязательно закончится. Не нужно упрекать друг друга, нужно добиться, чтобы за правду боролись и те, кто судьбой и долгом призван к этому».
Исследования, проведенные уже после завершения вооруженной фазы конфликта, показали, что хуже привыкали к новым условиям жизни беженца выходцы из внутренних районов Грузии, особенно те, кто в свое время для того, чтобы приспособиться к жизни в грузинской среде, сменил фамилии, говорил по-грузински, отдавал детей в грузинские школы. Эти люди, кроме всего, ощущали личную трагедию. Ведь все это не помогло им избежать репрессий, и они были вынуждены покинуть свои родные места. Распространялась даже неофициальная информация, что в Северную Осетию направлялись специальные провокаторы, чтобы разжигать вражду между тамошними грузинами и осетинами, сделать грузино-осетинский конфликт также и проблемой северян. В радикальной прессе публиковались материалы, обвиняющие североосетинское руководство в бездействии, в чрезмерной заботе о местных грузинах. Попадали такие статьи и в центральную прессу. В одной из таких статей в газете «Правда» того периода говорилось о насильственном выселении летом 1991 года из общежитий женщин, стариков и детей с такой мотивировкой: беженцы должны возвратиться в Южную Осетию. Насколько обоснованны были такие требования к ним, если совершенно точно было известно, что подавляющее большинство беженцев были из внутренних районов Грузии, куда они не могли вернуться при всем желании. Имевшие место факты насильственного выселения («отселения») беженцев иногда с применением ОМОНа признал и зам. руководителя Управления по делам миграции РСО – Алания Д. Кулумбегов. Были даже случаи выселения стариков-беженцев из домов престарелых, куда их изначально определяли по прибытии из Грузии. Впрочем, дело могло быть и в том, что помещения действительно нуждались в срочном ремонте.
Беженцы из Южной Осетии все же психологически легче справлялись со своим положением: их рано или поздно ожидало возвращение на родную землю, хоть и на пепелище, но в среду своих соплеменников. У беженцев из Грузии такой надежды не было.
Они считали, что проблема южан заключается в том, быть или не быть независимой Республике Южная Осетия или хотя бы ее автономии в Грузии. Их же проблема была в том, что они являлись представителями другой, негрузинской нации.
Заместитель председателя парламента Северной Осетии Ю. Бирагов признавал, что самые серьезные трудности ожидаются с беженцами-осетинами, прибывшими в республику из внутренних районов Грузии: «В отличие от женщин (из Южной Осетии), которые намерены возвратиться в свои родные места, беженцы из внутренних областей Грузии приехали к нам навсегда. Сегодня они пока что молчат, но завтра мы должны будем вплотную заняться их трудоустройством, выделением им жилья. Если с работой у нас хоть как-то решается – на предприятиях республики ежегодно недоукомплектовано около 5 тысяч рабочих мест, кроме того, вновь организуемые малые предприятия дадут еще около 3 тысяч мест, – то с землей, с жильем все гораздо сложнее: в Северной Осетии чрезвычайно трудно с землей, слабы и мощности по строительству жилья. Здесь мы надеемся на помощь России, страны». Он назвал беженцев той неподконтрольной силой, которая могла повлиять на межнациональные отношения внутри самой Северной Осетии, где проживали 13 тысяч грузин. «Пока все делается для того, чтобы снять это напряжение: советские, партийные работники, депутаты, члены неформальных общественных организаций проводят большую разъяснительную работу с населением, квартиры и дома грузин обеспечены охраной. Но это пока. Что может произойти завтра, особенно с эскалацией событий в Южной Осетии и новыми потоками беженцев оттуда, предугадать трудно», – сказал он.
