Ознакомительная версия.
На «Стиляг» шёл исполненный скепсиса и недоверия. Точнее, был уверен, что разрекламированный, имеющий такую кассу и так радостно принятый массами фильм не может быть хорошим. К тому же я знал, что у этого фильма есть все признаки мюзикла (улыбка). Русский мюзикл – что может быть страшнее?!
И как же мне понравилась картина! Какой Валера молодец! И как хорошо, что именно этот фильм стал рекордсменом продаж и победил! Это хорошо говорит о нас, о зрителях. Мы, очень разные, разных возрастов, вкусов, достатка и образования, приняли этот фильм, а «Обитаемый остров» не приняли. Мы молодцы.
В «Стилягах» много остроумных, художественных и очень кинематографичных решений. Такую Москву, какой в общем-то никогда не было, но которая есть на открытках, а главное – в каком-то мифическом ощущении ушедших эпох, было создать наверняка гораздо труднее и интереснее, чем ту вторичную, простите, хрень, которую мы наблюдали в «Обитаемом острове». Москва в «Стилягах» будто бы нарисована американскими художниками пятидесятых годов, которые рисовали девушек «пин ап». А ещё атмосфера фильма напоминает «Книгу о вкусной и здоровой пище» 1953 года с раскрашенными фотографиями. Это очень верное решение автора, сделать Москву такой, какой он не видел, но нафантазировал. Точно так же Масленников создавал из Риги Лондон для своего гениального Шерлока Холмса, правда, не компьютером, а фантазиями и своим представлением о том, каким мог быть Лондон той прекрасной эпохи.
Музыкальное решение фильма меня потрясло: так просто и так верно. Валерий Тодоровский чуть старше меня, но, в общем-то, мы сверстники. И он использовал в фильме песни нашей юности. Те песни, под которые мы проходили наши первые сильные переживания. Это были наши песни, и в них была наша свобода. Аранжировать их под пятидесятые – это замечательно, это мощное художественное решение. Если бы там прозвучали американские песни пятидесятых, наверное, ничего бы не произошло, не случилось бы того чуда, какое есть в этом фильме. Я слышал о нелепых претензиях к фильму с точки зрения подлинности воспроизведения эпохи. Чушь! Автор воспроизвёл свою любовь к юности родителей, к мифам того времени и той Москвы, но главное – к своей собственной юности. Весь фильм пропитан любовью. В нём нет плохих, есть счастливые и несчастливые, а мерзавцев нет.
И как же чудесно играет актёр, занятый в главной роли! Символична разница между главным героем «Стиляг» и «Обитаемого острова».
Не знаю, какая судьба ждёт этого актёра, но он настоящий. Есть надежда, что ему хватит сил и вкуса не затеряться в сериалах и бессмысленных проектах. Как он сыграл! В нём такое сильное внутреннее напряжение, настоящее понимание того, что он делал, и очень высокая степень точности. Он мне напомнил молодого Шона Пенна, пожалуй, моего самого любимого актёра современности. Они оба маленькие, некрасивые, какие-то жилистые, беспородные что ли. И при этом – не понимаю, как они делают то, что делают. Об Антоне Шагине ещё, конечно, рано говорить как о большом артисте, но дай ему Бог!
Очень рекомендую всем посмотреть фильм Вуди Алена «Сладкий и гадкий», где молодой Шон Пени играет джазового гитариста. Как он это сыграл – не понимаю! Между фильмами «Стиляги» и «Сладкий и гадкий» нет практически ничего общего. Но страсти в исполнителях главных ролей буквально через край.
А ещё, когда смотрел «Стиляг», вспомнился мне фильм «Плакса» («Crybaby») с юным Джонни Деппом. Этот фильм я давно люблю, здесь впервые увидел Джонни Деппа, и я уверен, что Тодоровский его смотрел. Это очень близкие по сути фильмы, но при этом «Стиляги» ничуть не вторичны, они скорее развивают тему, чем её повторяют.
Я совсем не боюсь упрёков и ругани в свой адрес за то, что мне понравились «Стиляги»: в этом фильме есть любовь к тому, что дорого мне. А в фильме «Обитаемый остров» любви нет. И я догадываюсь, как сейчас хреново Бондарчуку. Какой бы он ни был заласканный и захваленный, защищенный государством и мощной пропагандисткой машиной, всё же он человек и не дурак. И я думаю, наедине с собой, внутри себя, он понимает, что сделал фальшивку и дрянь, и наверное догадывается, что на большее не способен. Без любви жить страшно. А Валера молодец! И все мы, кто способен радоваться и чувствовать, тоже молодцы.
В воскресенье практически весь день вылетал в Москву. В девять тридцать должен был вылететь, а улетел вечером. Утром сел в самолёт, как положено, выключил мобильный, посмотрел, как следует пользоваться кислородной маской (однажды слышал, как стюардессы между собой говорили, перед тем как показывать: «Ну, что, пойдём, покажем маски-шоу»), потом самолёт поехал выруливать на взлётную и сбил крылом передвижной трап, оставленный наземными службами в неположенном месте. Удар был очень сильный. Погнулись рули и даже конец крыла порвался в лохмотья. Причём я издали видел, сидя у иллюминатора, что мы с этим трапом не разойдёмся. Это было так странно! Я видел, что мы неизбежно столкнёмся с трапом, мне хотелось громко крикнуть кому-то об этом, но вместо этого я сидел и сам себе тихонько ойкал. И хоть машину водить не умею, давил ногой на несуществующий тормоз, – а потом произошёл удар.
Так жалко самолёт! Любимый Ту-154. Я их так люблю! Считаю, что это очень красивый, изящный самолёт, он отлично летает, пилоты и стюардессы их любят. А осталось их уже мало. И этот, как сказали, вряд ли подлежит восстановлению. А «тушка», правда, очень изящный, можно даже сказать, элегантный самолёт, любимый с детства… После столкновения нас долго не выпускали из самолёта, понаехали разные службы, всё снимали, документировали, чуть ли не замеряли тормозной путь. А потом всех пассажиров рейса рассаживали по другим. Долетел на неизящном, пузатом, но новом Боинге (улыбка). В ближайшие дни буду репетировать «По По» с Игорем Золотовицким. Вчера была первая репетиция. Работать с нам интересно, и ясно, что обновлённый спектакль будет сильно другим.
Вот уже шесть дней как я вернулся из Вьетнама. Очень скучаю по вьетнамской еде, не хватает мне их еды. Когда пробыл в Южной Корее почти месяц, участвуя в двух фестивалях, сильно скучал по картошке и борщу, ну или, не знаю, по колбасе и по котлете. Во Вьетнаме этого не произошло, наоборот.
Больше всего меня там поразило буйство жизни. Пульс невероятно ускорен, почти одиннадцатимиллионный Сайгон весь шевелится и пульсирует. Там же приближается Новый год, а под Новый год у них сезон свадеб. Свадьбы кругом, в каждой забегаловке. В больших помещениях или ресторанах может гулять сразу три свадьбы. Едешь по трассе между городами, и вдоль дороги свадьбы, свадьбы. Пыль, копоть, рёв грузовиков, гудки клаксонов, жарища, а вдоль дороги под навесами нарядные люди, невесты то в национальных, то в привычных нам платьях. Свадьбы играются чуть ли не в магазинах и на заправках.
В каждой луже выращивают карпов или других рыб. На каждом клочке земли что-то растёт, везде копошатся люди. На каждом сантиметре что-нибудь продают или покупают. И везде сидят едят или пьют. И самое главное во время путешествия по Вьетнаму – нужно снять с себя скафандр. Я имею в виду шагнуть в эту жизнь. Иначе найдётся достаточно привычных отелей и вполне туристических ресторанов, где местной специфики будет ровно столько, сколько можно найти во вьетнамском ресторане в Москве, Париже или Лондоне. «Снятие скафандра» со мной случилось уже на второй день. Мы попали по рекомендации давно живущего во Вьетнаме француза в о-о-очень вьетнамское место. Нашему появлению хозяева удивились. Похоже всё это было на большую столовку, только ещё выгорожено маленькое интернет-кафе. Довольно поздно вечером было много людей. Полно детей, пьяных мужиков, на пластмассовых столах с железными ножками стояли батареи банок пива, бутылки с рисовой водкой, совсем немного закуски. Помимо всего этого вдоль стен стояли аквариумы с рыбами, террариумы со змеями, клетки с какими-то ондатрами и неизвестными мне грызунами. И всё это можно было есть. Меню на английском или человека, говорящего по-английски, не было. И тут, хочешь не хочешь, надо было снять с себя скафандр.
Мой друг – отчаянный в смысле еды экспериментатор. Он взял всё в свои руки, и в итоге мы ели королевскую кобру. Для вьетнамцев это очень дорогое блюдо. Я возмущался. Мне было категорически жаль несчастное животное, но… если бы вы видели, что происходило! Откуда-то за хвост (если, конечно, у змеи есть хвост), выволокли огромную кобру, прямо в центр столовки. Все пьяные посетители, все дети и весь персонал тут же сгрудились вокруг, начался даже не шум, а гвалт. Смех, визг, свист. Кобра шипела, распускала капюшон, все страшно радовались, никто её не боялся, хотя вели себя осторожно. Это всё очень напоминало мне кадры из фильма «Охотник на оленей», и, наверное, как-то так проходила в Средневековье казнь ведьмы на площади. У меня закружилась голова, и я не смог наблюдать дальнейшее, отошёл в сторонку. А мой друг, сильно возвышаясь над вьетнамцами, был центром и внимания и веселья и каких-то беззлобных насмешек. Когда змея была обезглавлена… я этого не видел, но зато услышал громкий всеобщий одобрительный и восторженный вой, из неё была выдавлена кровь и вырезано сердце. Это сердце, которое ещё пульсировало, было брошено в рюмку, залито рисовой водкой, и мой друг выпил это, с чем толпа радостно его поздравила. Дети скакали вокруг, пьяные мужики одобрительно похлопывали его по разным частям тела. И было ясно, что в этой культуре и в этом мире не произошло ничего предосудительного. Так они живут. Если бы всё происходило в каком-нибудь закрытом и нелегальном ресторане Лондона, это было бы отвратительно. А здесь – вот так.
Ознакомительная версия.
