Граф в разговорах не скрывал, что ему хотелось бы иметь меня всегда в Петербурге, под рукой, дабы я помогал проводить в жизнь его весьма обширные планы. Я же не мог на это согласиться и в конце июля, намереваясь ехать домой, объявил ему, что уже совсем скоро в столицу прибудет мой брат Карл, который в деле телеграфа не менее сведущ, чем его покорный слуга, и что он сможет выполнять приказы министра даже лучше. Карл прибыл в Санкт-Петербург через несколько дней после моего отъезда. Когда он лично представился графу, тот был немало удивлен и даже возмущен его молодостью. С нескрываемым раздражением он приказал брату представить проект линии до Ораниенбаума и до Кронштадта с началом в башне Зимнего дворца, где раньше располагалась конечная станция варшавского оптического телеграфа. План должен был быть составлен с тем расчетом, чтобы переделок или перестроек в жилых императорских помещениях дворца не проводилось совсем.
Когда Карл внимательно осмотрел величественное здание дворца, и наиболее внимательно ту самую башню, он сразу заметил, что с одного из ее углов не было трубы водостока, хотя на других углах трубы были. Под впечатлением этого открытия он моментально вернулся к графу, которого эта мнимая суетливость еще больше разозлила. Он спросил, чего Карл от него еще хочет, на что последний сразу, без лишних слов, предложил провести телеграфный кабель в защитной трубе, по виду не отличающейся от водосточных труб, по тому самому свободному углу. Это оперативное решение произвело на графа большое впечатление. Он моментально перекинул свой гнев на своих офицеров, которые не могли придумать ничего лучше, как штробить в кирпичной кладке башни каналы для прокладки проводов. «И вот теперь, – кричал он, – приходит безбородый юнец и моментально указывает, как сделать дело легко, просто и почти незаметно». Так Карлу удалось в первый же день завоевать расположение графа, который отныне доверял ему не меньше, чем мне.
Уже осенью 1853 года, к полному удовлетворению графа Клейнмихеля, Карл завершил прокладку кронштадтской телеграфной линии. Это была первая в мире почти полностью подводная линия, функционировавшая довольно продолжительное время. Использованные при ее прокладке защищенные гуттаперчей и железной проволочной обмоткой провода показали себя с наилучшей стороны. После сдачи линии нам удалось получить шестилетний контракт на ее обслуживание и ремонт. За все это время кабель был серьезно поврежден лишь один раз, виной чему был корабельный якорь. В остальном по истечении шестилетнего срока линия была сдана российским властям в отличном состоянии. Функционирует она и сейчас, являя собой пример прочности хорошо сделанного и с умом проложенного подводного кабеля.
Весной 1854 года вспыхнула Крымская война. В связи с ней мы получили заказ на скорейшую прокладку наземной телеграфной линии из Варшавы в Санкт-Петербург, а точнее – в Гатчину, которая уже была связана со столицей подземной связью. Уже в апреле, до начала работ, я прибыл в Варшаву, где набрал отряд рабочих, начавших строительство линии со стороны Польши. Руководил ими капитан Бейлитц, мой старый армейский товарищ, поступивший после отставки на службу в нашу фирму. После этого я отправился в Санкт-Петербург, где вместе с Карлом сформировал второй отряд, который под его началом повел кабель навстречу рабочим Бейлитца. Таким образом, прокладка линии длиной почти 1100 верст, к великому удивлению русских, еще не привыкших к быстрой, хорошо организованной работе, была завершена в течение нескольких месяцев. Когда оба отряда встретились на половине дистанции в Даугавпилсе и линия после устранения некоторых обнаружившихся дефектов начала работу, Карл доложил об этом графу Клейнмихелю. Граф был настолько поражен таким опережением графика, что отказывался верить в полученное известие. Министр сразу отправился в телеграфную башню Зимнего дворца, откуда лично отправил запрос начальнику варшавской станции, на который сразу получил ответ. После этого сомнения графа развеялись, и он побежал доложить государю о радостном событии.
Успех линии Варшава – Санкт-Петербург привел к тому, что правительство России решило покрыть электрической телеграфной сетью всю гигантскую страну. Мы получили заказ на строительство от Москвы, как упоминалось, уже соединенной с Петербургом подземным кабелем, линии до Киева. Уже из Киева мы потянули кабель до Одессы, другой кабель пустили из Санкт-Петербурга в Ревель[109], из Ковно[110] до границы с Пруссией, из Петербурга в Гельсингфорс[111]. Все эти линии были построены в труднейшие для страны 1854 и 1855 годы и, несомненно, принесли России много пользы в то время, как Крымская война была еще в самом разгаре. Благодаря телеграфу теперь можно было быстро связаться с Берлином или другой страной Западной Европы, а внутри государства он обеспечивал согласованное перемещение войск и грузов. Правительство же и командование имели возможность оперативно получать известия о положении дел и моментально отдавать приказы.
Главной трудностью для нас было то, что все материалы, кроме деревянных телеграфных столбов, приходилось заказывать и везти из Берлина и Западной Германии. Причем в то время в России не было других железных дорог, кроме дороги от прусской границы до Варшавы и от Санкт-Петербурга до Москвы, да и те были перегружены военными заказами. Морские же перевозки тяжелых грузов были сильно затруднены из-за блокады российских портов. Лишь чудом удалось спастись двум большим шедшим из Любека судам, груженным металлической проволокой. Корабли чуть не взяли в плен английские крейсеры, но им удалось укрыться в Мемели[112], откуда груз доставлялся до места уже по суше.
Берлинская фирма не могла оказать Карлу существенную помощь в деле прокладки линии, так как она была чрезвычайно занята трудами по закупке материалов, производству аппаратов и доставке оборудования в Россию. Главными помощниками Карла при выполнении прокладочных работ были мой бывший денщик Хемп, который так помог мне когда-то в Шлезвиг-Гольштейне, и упомянутый выше капитан Бейлитц. Я вынужден был большую часть времени проводить в Берлине, где продолжалось интенсивное строительство железных дорог и прокладка связанных с ними телеграфных линий, и Петербург посещал многочисленными короткими набегами, дабы как-то координировать деятельность российского отделения и основной фирмы и осуществлять общее руководство работами.
Самое мое длительное посещение российской столицы состоялось весной 1855 года. В поездке меня сопровождал Вильгельм Мейер, оставивший к тому времени службу в государственном телеграфном управлении Пруссии и получивший в компании «Сименс и Гальске» пост главного инженера и управляющего секретаря. Нашей задачей было организовать работу дочерней компании в соответствии со стоявшими перед ней серьезнейшими задачами. Мы уже почти закончили работу и собирались возвращаться домой, когда меня неожиданно, среди ночи, нашли и почти насильно приволокли к помощнику графа Клейнмихеля генералу Герхардту. Последний сообщил мне, что государь приказал срочно провести линию в Крым, к крепости Севастополь, а потому я должен уже к 7 часам утра доложить стоимость и сроки работ. Все мои заявления о трудностях закупки и доставки необходимого оборудования из Берлина до Перекопа и Севастополя, а равно и о невозможности вообще линейного строительства на театре военных действий, когда все транспортные средства и дороги заняты войсками, были вдребезги разбиты одним коротким аргументом: «Государь желает!» Аргумент был железным и действенным: линия была построена.
Проведя всю ночь за работой и явившись ровно в 7 утра к генералу, я узнал, что его два часа назад потребовал к себе граф и что он до сих пор не вернулся. Через час с небольшим приехал генерал и сообщил мне, что император в 6 утра вызвал к себе графа и тот доложил монарху, что я обещал построить линию от Николаева до Перекопа за шесть недель, дальше, от перекопа до Севастополя, – за 10 недель и все это вместе по той же цене, какую получил за линию Киев – Одесса. Это было совершенно невозможно, и я сразу сказал об этом генералу. Одна только перевозка провода и аппаратуры от Берлина до Николаева по разрушенным войной дорогам займет никак не меньше двух месяцев. Расходы также будут значительно выше, да и мало кто из гражданских лиц, а особенно из иностранцев, согласится работать в военных условиях. И опять же все мои возражения разбились о несокрушимый русский аргумент: «Государь приказал!» Через несколько часов мне доставили официальное письмо, в котором император выражал компании свою монаршую благодарность за все услуги, кои мы оказали России, и за наше предложение построить в кратчайшие сроки важнейшую для государства телеграфную линию к самому театру военных действий. Вместе с тем император выражал надежду, что мы, проникнувшись тяжестью положения, в котором находится страна, построим эту линию за меньшую цену, чем раньше.
