Однако, как выяснилось, успокаиваться Лаврентию Павловичу было еще очень рано. После ареста Фукса, которым пожертвовали, похоже, сознательно, чтобы испортить англо-американские отношения — в СССР знали, что он «под колпаком», но не вывели его из-под удара — вслед за его арестом последовали провалы Голда («Раймонда»), Грингласса («Калибр»), Розенберга («Либерал»), Саранта (Хьюз»), Барра («Метр») и многих других шпионов и добровольных информаторов.
Оставался, правда, еще на свободе Теодор Холл, но он старался отвертеться от поручений советской разведки. Были еще два физика в Лос-Аламосе, были «свои» люди в Госдепартаменте, Министерстве обороны, в Комиссии по атомной энергии и во многих фирмах-контрагентах — всего около сотни информаторов пахало на этой специфичной ядерной ниве — но все труднее становилось налаживать и поддерживать связь с ними, да и сама информация от оставшихся пока на свободе агентов выглядела в основном никудышной — все больше общие слова и мало конкретики.
Поэтому, похоже, взрыв американцами настоящего термоядерного устройства «Майк» мощностью 10 мегатонн застал многих в СССР врасплох. Не случайно Берия послал записку, в которой явно ощущался моральный нажим, вслед за которым мог последовать и нажим на спусковой крючок:
«И.В. Курчатову. Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым дошедшим до нас данным (? — авт.) в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А.П. Завенягиным в КБ-II передайте Ю.Б. Харитону, К.Л. Щелкину, Н.Л. Духову, И.Е. Тамму, А.Д. Сахарову, Я.Б. Зельдовичу, Е.И. Забабахину и Н.Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л.Д. Ландау и А.Н. Тихонову».
Из этой записки видно, что Лаврентий Павлович совершенно не в курсе дел — в США никто не испытывал «этот тип изделий», т. е. слойку, этот суррогат даже и не собирались конструировать. Американские ученые уже добрались до сути и секретов настоящего термояда, к которым россияне подойдут только три года спустя.
Странная формулировка Лаврентия Павловича «…по некоторым дошедшим до нас данным…» означала, что «данные» появились не через агентуру, как было раньше, когда об испытании сообщалось за несколько месяцев, а из открытой американской печати и оказались весьма неожиданными.
Для усиления нажима на ученых слегка растерявшийся председатель Спецкомитета велел послать «на объект» (КБ-11) академика Михаила Лаврентьева и членккора Алексея Ильюшина — запасную, так сказать, команду, которая заменила бы курчатовскую, буде испытания неудачными.
Лаврентьев понял навязанную ему роль и быстро отбился от провокационного задания. Зато Ильюшин сообразил, что вот, наконец, пробил его час и можно теперь отомстить всем тем, кто топтал «квасных патриотов». Он стал заводить досье на «космополитов» и «западных низкопоклонников», следить и тщательно фиксировать все промахи, неудачи и срывы. Причем специально раздувал из мухи слона, вызывая «на объект» для расследований своих сообщников. Он прямо-таки ликовал в скором ожидании провала и последующего за этим «лысенковского» разгрома в теоретической физике, которого «патриоты» так и не дождались три года тому назад…
Провалы разведки в получении секретной информации попытался компенсировать Андрей Дмитриевич. Для этой цели он набрал себе команду и в один прекрасный день выехал с ней загород, где все стали набивать большие картонные коробки свежевыпавшим снегом.
По расчетам Сахарова в этот день до Арзамаса должны были дойти осадки с радиоактивными продуктами американского термоядерного взрыва на атолле Эниветок. Снег растопили и стали выпаривать из него воду, чтобы разгадать по снежной гуще — концентрированным остаткам — какие элементы, а также их осколки присутствуют в продуктах взрыва.
По поводу этой акции и поныне много споров, мнений и суждений, причем часто прямо противоположных. Особое мнение, конечно, у «квасных патриотов» — несмотря на разгром большевистской идеологии с ее непременными кампаниями подавления инакомыслия — они все еще верят, что настанет момент, когда можно будет твердо и решительно заявить: «Россия — родина слонов!» Они не приемлют интернационального духа науки, ее делят на «ихнюю» — тлетворную и нашу — родную «квасную». Добровольную помощь западных ученых, данные разведки, информацию от других источников «квасные патриоты» отрицают, а если нельзя от нее отмахнуться, стараются принизить, обесценить.
С этой точки зрения попытка Сахарова украсть чужие секреты кажется им заведомо ненужной и недостойной, поскольку все необходимые идеи обязаны появиться в голове советского ученого без подсказки извне, а «токмо по воле» партии и ее ЦК. Так в одной из статей УФН Юрий Смирнов и Кo небрежно замечают, что «…радиохимический анализ проб в принципе (! авт.) не мог дать каких-либо сведений о реальной конструкции этого устройства».
Конечно, если под сведениями о реальной конструкции понимать точные размеры, веса, состав, схемы и чертежи взорванного термоядерного заряда, то ожидать их появления в осадках было весьма маловероятно. Но если у человека есть голова на плечах и нужная квалификация, то радиоактивные осадки могут многое ему рассказать о реальной конструкции.
Забегая несколько вперед, можно отметить — когда в СССР, наконец, испытали в 1955 году первый настоящий термоядерный заряд, англичане внимательно исследовали осадки этого взрыва и сделали все вытекающие отсюда предложения по реальной конструкции водородной бомбы, каковую и взорвали три года спустя. Американцы оберегали секрет водородной бомбы от англичан также ревниво, как и от СССР. Интересно заметить, что СССР испытал свою настоящую водородную бомбу тоже три года спустя, после первого термоядерного взрыва США, разнесшего по всему миру тщательно скрываемую информацию.
Именно по этой причине Оппенгеймер всячески противодействовал испытаниям водородных зарядов — из-за опасности раскрытия русскими секретов «термояда». Именно поэтому сокрушался впоследствии Теллер, что не только настоял на испытании, но и потребовал провести его как можно раньше.
Как считают и по сей день крупнейшие американские физики-ядерщики, Эдвард Теллер своей настойчивостью и торопливостью стимулировал работы по созданию водородного оружия в СССР. Итак, сначала комбинированная бомба и ее зеркальный образ — слойка. Затем настоящая двухступенчатая, одновременно со взрывом разносящая информацию о своем устройстве. И в каждом случае Теллер — настоящий «отец» обеих бомб. Можно сказать «дважды отец Советского Союза».
Действительно, в жутком потоке нейтронов термоядерного взрыва ядра урана за совершенно ничтожные промежутки времени захватывают по 10, по 15 и более нейтронов, образуя немыслимые и несуществующие на Земле изотопы. Эти изотопы быстро распадаются на новые элементы более или менее стабильные.
Таким образом, в продуктах термоядерного взрыва бы открыт новый химический элемент «фермий», а потом — «эйнштейний» с номерами в таблице Менделеева 100 и 99 соответственно. Сам уран имеет номер 92, поэтому все более «массивные» элементы называют трансурановыми.
Итак, уже одно наличие трансуранов в осколках указывает на колоссальные интенсивности потока нейтронов. По этой интенсивности — 10 нейтронов на один квадратный сантиметр (интересно отметить, что ее численное значение было опубликовано американцами в открытой печати до термоядерного испытания в СССР) — можно высчитать плотность дейтерия, участвующего в термоядерном синтезе — 100 г/см 3. Самые тяжелые металлы имеют в нормальных условиях плотность около 20 г/см 3. Сжатый же в бомбе водород — наилегчайший элемент — в пять раз превосходит эту плотность.
Для такого сжатия нужны давления, которые не обеспечит ни одна взрывчатка. Значит, сжатие происходило с использованием энергии продуктов атомного взрыва — делящейся бомбы. Отсюда, а также принимая во внимание другие обстоятельства анализа осколков, вполне закономерно следовал вывод о том, что американская термоядерная бомба была двухступенчатой, а дейтерий сжимался в холодном состоянии продуктами взрыва первой ступени — излучением.
Глава теоретического отдела Лос-Аламоса Ганс Бете — один из наиболее высоких авторитетов в области «термояда» — считает, что в СССР из анализа продуктов взрыва легко могли определить, что в американской водородной бомбе «использовалась вторичная имплозия и достигнуто повышение плотности горючего. Сахаров мог бы заключить, что реакция шла в сжатом материале, исходя из соотношения различных изотопов. Теперь мы знаем, что этим у них действительно занимался Сахаров, но даже без него у русских были весьма компетентные в этих вопросах люди. А группа компетентных в таких делах специалистов может проанализировать осколки очень и очень эффективно». Следы взрывов, — считает Бете, — дают знатокам такие подробности, что следствие не может не быть безуспешным.
