И я был бы готов согласиться с любым неверующим человеком, который называет эту книгу «еврейскими сказками». И я…
В замочной скважине щелкнул ключ, и заложник осекся на полуслове. На пороге стоял охранник. Он перевел с заложника на Юсуфа взгляд, показавшийся Юсуфу подозрительным, поправил автомат за спиной и сказал:
— Приехал Тайсир. Он просит вас подняться, доктор.
Юсуф кивнул, поспешно встал и шагнул в сторону двери.
* * *
Заре не спалось. Юсуф тихо похрапывал рядом, повернувшись к ней лицом. А ей не спалось. Что делать? Как спасти мужа? Он молчит, ничего не хочет рассказывать. Понятно. Оберегает. От страшных вестей, от страшных рассказов, от страшных людей, с которыми он связал свою жизнь. Но сколько он так продержится? Сколько он сможет держать в себе те ужасы, которые видит у Тайсира? Воображение рисовало Заре темный подвал, заложника, стоящего на коленях, головорезов Тайсира и его самого, огромного, бородатого и страшного. Они бьют заложника плетью, топчут ногами. Течет кровь, лицо заложника теряет четкие очертания, покрывается шрамами и кровоподтеками. И тогда в подвал заталкивают Юсуфа. «Приведите его в чувство, доктор, — Тайсир тычет в заложника плетью, с которой капает кровь, — мы должны продолжать». И Юсуф покорно опускается на колени над лежащим навзничь человеком. Нет, убеждала себя Зара. Такого не может быть. Юсуф никогда не согласится на такую работу. Да и Тайсиру незачем пытать заложника. Этот заложник ведь не генерал и не разведчик, чтобы открыть им секреты. Он простой человек, заблудившийся в пути и оказавшийся в неподходящем месте в неподходящее время. Никто его не бьет. Но для чего им тогда нужен Юсуф? Почему они приезжают за ним ежедневно? И почему он возвращается задумчивый и молчаливый? Вот и сегодня. Приехал, поцеловал мальчишек перед сном, спросил, как дела в школе. Но Зара видела, спросил не как раньше. Как-то формально спросил. Потому что родителям следует задавать такие вопросы детям. Раньше его это интересовало по-настоящему. Он дотошно копался в деталях каждого мальчишеского происшествия, пытался разобраться. А сейчас… «Как дела в школе?» Выслушал ответ, кивнул. «Ложитесь спать». И замолчал. Зара собрала на стол. Он обмакнул лепешку в хумус, взял кусочек помидора, отщипнул веточку зелени и все. Не голоден. Почему не голоден? Как может быть не голоден мужчина после рабочего дня? Понятно. Он вспоминает ужасы, которые только что видел, и от этих воспоминаний его мутит. Она предложила ему кофе. Кивнул. Пил кофе молча, о чем-то думал, встал, подошел к книжной полке, достал томик Корана, открыл, полистал, прочел какой-то отрывок, опять полистал, еще что-то прочел и вернулся за стол. Кофе остыл. Она предложила налить горячий, но он отказался. Сидел, смотрел куда-то вдаль и пил остывший кофе. А ведь это время всегда было лучшим для нее. Муж дома, дети спят, день заканчивается, все тревоги и заботы позади, она поит его кофе, он нахваливает ее халву и рассказывает обо всем, что произошло за день. Он никогда не стеснялся рассказывать ей обо всем. О проблемах на операциях и о капризных пациентах, о трудностях в отношениях с коллегами. А сейчас молчит. И смотрит куда-то вдаль. И заглядывает в Коран, словно пытается найти оправдание каким-то своим действиям. Он никогда не расскажет ей о том, что делают с ним там, у Тайсира. Он будет молчать и делать все, что от него потребуют. Чтобы спасти ее и мальчишек. Он привык их спасать. Привык быть для них каменной стеной. И во имя того, чтобы сохранить эту стену, она должна спасти его. Только она может сделать это.
Зара повернулась на бок и нежно провела пальцем по щеке мужа. Небритый. Конечно, сейчас ему не до бритья. Юсуф что-то пробормотал во сне, но она не разобрала, что именно. Как она может ему помочь? Она даже не знает, куда его возят. Ах, если бы она могла водить машину! А ведь Юсуф предлагал ей получить права. Не захотела. Испугалась. Не столько дорог, сколько молвы. Что скажут соседи? А родители? Если бы она была смелой, могла бы сейчас выследить, куда его возят. Пристроилась бы на их маленьком «фиатике» за тем «Мерседесом» и… Что бы она сделала? Ворвалась в дом, полный боевиков, и потребовала оставить ее мужа в покое? Или сообщила бы адрес израильтянам? От этой мысли Заре стало не по себе. Тайсир такого не простит никому. Будет выяснять, кто предал. И выяснит. А это смерть. Верная смерть и ей, и Юсуфу, и детям. Тайсир не пощадит никого. Даже думать нельзя о том, чтобы связаться с израильтянами. Да и как с ними связаться? И как выследить, куда возят Юсуфа. Попросить кого-нибудь из братьев? Нет. Нельзя никого просить. Братья запретят ей даже думать об этом. Скажут, Юсуф — мужчина, глава семьи, сам разберется со всеми проблемами. Если надо, они помогут. Помогут ему, а не ей. Она — женщина и ее дело — дом и дети. Нет, братья — это не выход из положения. Она должна что-то придумать сама. И она придумает. Она не позволит отнять у нее мужа. Она строила свое счастье и никому не позволит его разрушить. Никому!
Зара закинула руку за голову. Как неожиданно у них все сложилось. Как давно это было. Она помнила до мелочей тот удивительный день, когда Юсуф увязался за ней. Он не пытался ее догнать, ничего не говорил вслед. Просто шел по краю тротуара. Но она поняла сразу: он идет за ней. Переходя дорогу, Зара обернулась и мельком разглядела его лицо. Ничего особенного. Смуглая кожа, черные волосы. Необычны, пожалуй, только элегантные усики. И взгляд. Не бессмысленно-отчужденный, как у многих ее сограждан, а ироничный и чуть насмешливый. Позже она заметила его на камне напротив ворот. Взгляд его уже был не насмешливым, а напряженным. Он явно что-то обдумывал. И это ее испугало. А вдруг он шел вовсе не за ней? А вдруг он какой-нибудь шпион? Или торговец наркотиками и ждет одного из ее братьев. Зара решила никому не говорить о странном незнакомце, но смотреть в оба. И если заметит, что кто-то из братьев с ним общается, сразу позовет отца. А потом она услышала крик отца: «Зара! Зара!» и побежала. Отец был во дворе, стоял, опираясь на лопату, а перед ним — этот парень. Братья грозно окружили незнакомца, словно танки, взявшие на прицел огневую точку противника. Она поняла, что первая часть какого-то разговора уже состоялась. Вторая часть требовала ее
