«Господи, я молил тебя о лёгкой жизни, а надо было молить о лёгкой смерти», — вспомнил он древнее изречение и усмехнулся. О лёгкой жизни молить ему было некогда. А лёгкой смерти желает для себя и для близких каждый.
Пока ещё были силы, Энгельс решил уехать в Истборн, на любимый берег, где среди скал и песка над морскими волнами упруго раскачивались сосны.
«Уж не убегаю ли я от людей, чтобы умереть в одиночестве?» — подумал он.
Может быть, это было и так, а возможно, он просто ехал проститься с дорогим местом. Луиза Каутская и Фрейбергер боялись оставить его одного и поехали с ним вместе. Да он и не сопротивлялся теперь, понял, что одному быть невозможно.
Доктор Фрейбергер по-прежнему разговаривал преувеличенно бодрым голосом, готовил лекарства. Энгельс глотал их, делая вид, что верит в чудодейственную лечебную силу тех лекарств.
Он взял с собой и работу — несколько монографий, присланных из Германии, Франции. Здесь были рукописи Лафарга, Бебеля. Их надо было внимательно изучить, написать авторам отзывы.
…Позже приехала Лаура. Они остались вдвоём и, как когда-то, в её детстве, перешучивались, строили планы на будущее.
Неожиданно разговор их оборвался. Энгельс вгляделся в лицо Лауры с застывшей, неестественной улыбкой и увидел, что по этому улыбающемуся лицу текут слёзы.
— Не бойся, девочка, твой Генерал всё знает и ждёт будущего спокойно, — сказал он ей серьёзно и тихо. — А знаешь, меня тут вчера спрашивали о боге, как я к нему отношусь. И мне вспомнилась пресмешная история, когда я только приехал в Манчестер. Я был в гостях, и меня спросили, какую церковь я посещаю по воскресеньям и какой проповедник мне больше нравится. Я им ответил, что в воскресенье предпочитаю прогулки по лугам. «К какой оригинальной религиозной секте вы принадлежите!» — удивились тогда хозяева. Эти буржуа я представить себе не могли, что можно жить, не нуждаясь в боге… И знаешь, ещё лет десять назад меня уверяли: «Хоть вы и атеист, а почувствуете близость конца, призадумаетесь. Ведь каждый хочет надеяться, что там — что-то есть». Что могу сказать: похоже на то, что конец близок, но я и сейчас уверен, что всё — только здесь, а там — ничего.
Лаура успокоилась, чуть было даже не заспорила с Энгельсом. Конечно, и она знает, что вера в бессмертие души — только хитрая уловка для самого себя. Но что в сегодняшней жизни людей можно ей противопоставить? И она даже знала, что Генерал ответил бы ей. Он бы наверняка сказал, что продолжение себя в будущих людях, в делах человечества — это гораздо надёжнее наивного самообмана верующего.
К двадцатым числам июля у него пропал голос. Энгельс едва мог глотать жидкость. Опухоль перекрыла пищевод.
Ему принесли аспидную доску на подставке, грифель.
«А жаль, что мне не удастся съесть отбивную за компанию с вами, — написал он Фрейбергеру. — Поехали в Лондон».
Он едва мог двигаться, когда его перевозили назад, на Ридженс-парк-род.
Через несколько дней Элеонора Маркс-Эвелинг вернулась из Ноттингема, прокопчённого рабочего города, в Лондон и сразу поднялась в кабинет Энгельса. Она уже знала, что Генерал не может разговаривать.
«Как хорошо, что я дождался тебя, Тусси! — написал он ей на грифельной доске. — Что-то ты похудела, девочка. Сильно устала? Удались ли твои выступления?»
Тусси стала рассказывать о ноттингемских встречах, об агитации за рабочую партию.
Энгельс писал вопрос за вопросом.
— Невозможно сказать, какие страшные боли он испытывает сейчас! — мучился от бессилия доктор Фрейбергер.
Энгельс продолжал смотреть на всех прозрачно-серыми глазами. Только были теперь они на исхудавшем лице огромными и пронзительными.
Сердце Фридриха Энгельса остановилось 5 августа 1895 года в половине одиннадцатого вечера.
* * *
Энгельс просил, чтобы похороны были скромными, а урну с прахом опустили в море — поблизости от любимого его места — Истборна.
В зале ожидания на вокзале Ватерлоо собрались лишь самые близкие.
Гроб был покрыт венками от рабочих организаций разных стран мира. Выступали Поль Лафарг, Август Бебель…
От имени российских социал-демократов возложила венок известная революционерка Вера Засулич.
27 августа Элеонора, старик Лесснер и ещё несколько человек пришли на скалистый морской берег.
Впереди, метрах в двухстах, белел среди волн истборнский маяк.
Море было неспокойно, ветер на скалах гнул сосны.
Люди молча сели в лодку, оттолкнулись от берега.
Скоро наступила последняя минута, минута прощания.
Тусси бережно опустила урну.
— Прощай, Генерал, — тихо прошептала она.
Волна приняла урну, и та медленно пошла в зелёную глубину. И теперь лишь море знало, где покоится прах великого человека…
* * *
7 сентября Владимир Ульянов возвращался в Россию.
В специальном чемодане с двойным дном ему удалось провезти немало нелегальных изданий.
Сразу после приезда он начал писать статью о Фридрихе Энгельсе. Этой статьёй открылся первый номер «Работника» — журнала, об издании которого Ульянов договорился в Швейцарии с группой «Освобождение труда».
15 декабря в Петербурге, столице Российского государства, общегородская организация, которую возглавил Ульянов, стала называться «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Он положил начало работе по объединению социал-демократических кружков, чтобы приступить к массовой агитации рабочих.
В России всё ярче разгорался факел, зажжённый Марксом и Энгельсом, и на свет его собирались лучшие люди страны.
