И надо же было такому случиться, что через год именно в этом месте всё так и произошло. Люди, читатели книг серии «Звенящие кедры России», стали брать землю под строительство родовых поместий. Организаторы предложили и мне тоже взять один гектар, и я, сам не знаю почему, согласился. Может быть, поддержать их тогда захотелось. Но своим гектаром я почти никак не занимался, временами вообще о нём забывал. Лишь два раза позвонил и попросил, чтобы засеяли землю горчицей для облагораживания почвы. Земли там малоплодородные, сантиметров пятнадцать-двадцать плодородный слой, дальше идёт песок сантиметров на тридцать, потом сплошная глина.
О своём гектаре я совсем позабыл. Есть у меня квартира, дом загородный недалеко от города, ты знаешь о нём, Анастасия. Да и в Сибири мне есть где жить.
Но так случилось, что через пять лет я приехал туда, где застрял мой джип. Уже подъезжая, я был поражён увиденным. Ты представляешь, Анастасия? Бывают же чудеса! По обе стороны большого озера, там, где раньше был пустырь, стояли дома. Разные они были. Большие, добротные и совсем крошечные. От трассы к домам вели насыпные гравием подъездные дороги. Поля, заброшенные вокруг озера, люди разбивали на участки и закладывали свои родовые поместья.
Я вспоминал, как мечтал у застрявшего джипа о родовых поместьях всего на одном поле. А тут, надо же такому случиться, — люди заселяли все поля вокруг озера. На пустыре, бурьяном поросшем, рождался островок новой счастливой России.
— Значит, сильной была мечта твоя, Владимир, правильной. Они приняли её. И теперь ты увидел, как материализуется она, разрастается.
— Осторожнее мне нужно было бы мечтать пять лет назад у джипа. Если бы знал, как всё сложится, так задавил бы эту мечту в зародыше. Не учел я, Анастасия, одного обстоятельства.
Сейчас я тебе всё по порядку расскажу. Здесь помощь твоя крайне необходима будет.
— Так говори всё по порядку, Владимир.
— Спустя пять лет, по насыпной дороге из гравия, на том же джипе я ехал с одним из жителей родового поместья разрастающегося поселения. Одно место меня заинтересовало, и я остановил джип у поросшего бурьяном гектара. Слева от него, на другом гектаре, стоял строительный вагончик, рядом — возведённый под крышу красивый дом, пока без стёкол в окнах, но по всему видно, люди обживали своё родовое поместье. Справа от заброшенного гектара тоже был красивый деревянный дом, приусадебные постройки, баня, выкопан пруд. Этот, справа, словно гордился своими цветочными клумбами и, конечно, людьми, его украсившими. И тогда я сказал своему спутнику: «У меня такое впечатление, будто у этих гектаров земли есть свои судьбы и их судьбы с людскими связаны».
«И я так думаю, — ответил мой спутник. — Наверное, у каждого человека есть где-то на земле его гектар земли, но человек ничего о нём не знает или забыл».
Я продолжил: «Когда заброшены огромные поля, отдельно взятым гектарам не так обидно, потому что все они в одинаковом положении, как дети беспризорные. Но здесь другая ситуация. Обидная. Справа, слева гектары обустраиваются, а этот, между ними, на брошенного ребёнка похож».
Мой собеседник молчал и даже как-то потупился, будто ему было неловко и за поросший бурьяном гектар, и за человека, его бросившего.
И я спросил: «Чей это гектар?» — «Ваш, Владимир Николаевич», — ответил мой спутник, не поднимая головы.
«Мой?..»
«Да. Мы вот собрались, въезд на него сделали. Трубу в канаве проложили и щебёнкой засыпали. Столбики, обозначающие въезд, поставили, ёлочки с двух сторон посадили. А больше ничего, каждый своей землёй занимается».
Я вышел из машины. На моем гектаре, почти ровном квадрате, сто на сто метров, примыкающем к лесу, рос только бурьян. Он не просто казался брошенным и одиноким, как бездомный ребёнок. Нет, ему было тяжелее, чем бездомному ребёнку. Даже бездомный ребёнок может куда-то уйти, найти себе друзей среди сверстников и как-то обустроиться. У моего гектара такой возможности не было.
Я пошёл по периметру участка и вдруг увидел среди бурьяна два красивых цветочка. Была осень. Сентябрь. А они цвели. Их с дороги видно не было, потому что бурьян был выше. «Надо же, — подумал я, — и мой гектар стремится быть красивым. Неизвестно, как попали сюда семена цветков, но он вырастил их и тянется ко мне мой гектар этими цветочками, как ребёнок ручками, и просит что-то сделать».
И какое-то непреодолимое желание возникло у меня, во что бы то ни стало обустроить этот участок земли, и чтобы был он не хуже, чем у других, может быть, даже лучше. Не знаю, почему такое желание возникло. Я не думал об этом участке земли как о родовом поместье для своей семьи. Просто захотелось сделать на нём всё правильно и красиво. И не просто захотелось, возникло вдруг какое-то непреодолимое желание сделать его из всех самым лучшим. Может быть, внучек моих он привлечёт потом. Когда станет лучшим в мире.
Много раз я мысленно возвращался к своему гектару. Чертил на бумаге план разных хозяйственных построек, составлял список растений, которые должны будут расти на нём. Мне нужно было заканчивать работу над книгой и множеством других житейских дел заниматься, но этот гектар постоянно приятно будоражил мои мысли и даже уводил мысли от неприятных проблем. Это удивительно, но именно благодаря ему мне удалось преодолеть целый ряд житейских трудностей и психологических проблем. Есть всё же какая-то загадочность в связи человека с землёй. Некий живой союз стоит за этой связью. И желание сделать мою землю красивой и ухоженной становилось всё сильнее и сильнее.
— Хорошее желание возникло в тебе, Владимир, я чувствую, даже страстное. Он тоже тебе поможет.
— Кто он?
— Твой гектар. Ты же сам говоришь, он будоражит твои мысли, уводит их от неприятных проблем.
— Анастасия, там у этого гектара очень большие сложности, на ребёнка с врождённым физическим недостатком он чем-то похож.
— Каким недостатком?
— На этих землях ничего, кроме бурьяна, не растёт. Овощи не растут. И нет у людей в тех местах нормальных садов. Рядом деревня, лет двести ей, но и у деревенских жителей нет нормальных садов. Там, на этих землях, очень тонкий плодородный слой, потом сразу сплошная глина. Долго стоит весной вода на поверхности, и летом, если лето случается дождливое. Корни многих растений не могут идти в глину. Если выкопать в глине глубокую яму, заполнить ее привезённой откуда-то плодородной землёй, то дерево всё равно может погибнуть. В глиняной яме в дождливый сезон будет скапливаться вода, глина её будет удерживать, и корни сгниют.
— Я не думаю, Владимир, что положение такое уж безвыходное, как ты его обрисовал. Скажи, как люди относятся к происходящему? Не унывают?
— Нет, не унывают. Для большинства, чувствуется, это родовая земля на века. Даже родители к некоторым приезжают, поживут немного и просят, чтобы не на кладбище их похоронили, а в родовом поместье. Все хорошо, но то, что земля не способна нормально плодоносить, меня сильно расстраивает. Я даже пожалел, что помечтал, чтоб в этом месте поселение возникло. Теперь как бы виноватым себя чувствую.
— Как же поступишь ты теперь, Владимир, относительно своего гектара?
— Бросать я его не собираюсь. Думаю, выход, какой-то должен быть.
— Я тоже так думаю. Ты должен искать его и найти. — Я искал его, но не нашёл. Потому и прошу тебя — помоги.
— Какую задачу ты ставишь, Владимир? Ты изложи её детально.
Я обрадовался, что Анастасия стала спрашивать о конкретике задачи, и решил сформулировать её по максимальной сложности. Иначе, подумал, ей не будет интересно. Я стал объяснять:
— Анастасия, я прошу тебя, очень прошу, сделай так, чтобы на моём гектаре и на других тоже могли расти яблони, сливы и груши, вишни и черешня. Виноград чтобы вызревал! Цветы хорошие и кустарники разные. Ещё сделай так, чтобы всё это произошло с минимальными затратами. Какие по силам среднестатистическому человеку, не олигарху, способному вкладывать миллионы долларов.
— Это всё, Владимир?
— Нет, Анастасия, это ещё не всё. Я прошу тебя, очень прошу. Сделай так, чтобы всё это произошло не более как за три года.
— Лучше за четыре или пять.
— Нет, за три.
— Хорошую задачу ты перед собой поставил, Владимир, Я буду искренне радоваться, когда решишь её.
Меня даже в жар бросило от такого ответа, я вскочил с места, но сдержался, не сказав грубости. Попытался успокоиться, насколько это возможно, и объяснить:
— Анастасия, я ведь не только за себя прошу. Ты пойми. Там в этом месте двести пятьдесят семей. Двести пятьдесят. Они строят родовые поместья. Они поняли, прочувствовали сказанное тобой. Это стало их мечтой! Но они обустраивают свои поместья на земле, которая совсем, совсем малопродуктивна. Она так и числится по документам. Другую получить этим людям не удалось бы. Раньше, ещё до перестройки, эти земли совхозу принадлежали. Государство тогда на этих землях мелиорацию делало, дренаж, трубы в землю вкапывали, чтобы воды отвести, и всё равно, кроме зерновых, ничего на них не росло.
