структур, первые свидетельства существования которых датируются началом бронзового века. Властители, часто называемые князьями, могли гарантировать безопасность разным регионам. Вероятно, взамен они требовали от жителей налогов, с помощью которых не только оплачивали свой образ жизни, но и финансировали своих воинов. Прославленных воинов-одиночек вытеснили вооруженные топорами и копьями пехотинцы, выполнявшие приказы князя. Властители могли прибегнуть к услугам наемников или, в случае войны, мобилизовать и вооружить крестьян. Защита от внешних врагов предоставлялась в обмен на повиновение правителю, который, конечно же, мог обратить оружие и на внутренних противников. Так проявлялись первая государственная монополия на насилие и конец правового вакуума. Патриархат в подворьях хорошо вписывается в эту картину, ведь там формировалась модель социального контракта. Домоправителю все подчинялись, а в ответ в случае войны он отправлялся на поле боя и, если приходилось, платил своей жизнью за безопасность своих подопечных.
Правители, вероятно, находились в постоянной конкуренции с другими княжествами, но это не было перманентной войной. В конце концов, вполне достаточно получать прибыль от торговли и поддерживать продуктивность собственного населения. Правители должны были общаться, чтобы прояснять вопросы, связанные с торговлей и политическими сферами влияния. Уже тогда войны должны были быть последним средством и начинались, лишь когда существовали хорошие шансы на победу и можно было завоевать ценные земли или природные ресурсы.
Концентрация могущества и ресурсов порождала более крупные, богатые и населенные империи, чем когда бы то ни было в прошлом. Образцом были представители унетицкой культуры, которая существовала около 700 лет. Князья, похоже, воспринимались там как богоподобные создания — по крайней мере, на это указывают их могилы и похоронная атрибутика: многочисленное оружие и большие объемы золота. Совершенно иначе выглядели захоронения обычных крестьян, где никакого оружия не было. Воинов тоже хоронили не как князей, лежащих расслабленно, а с поджатыми ногами. Простой человек в унетицкой культуре терял право на индивидуальное оружие. Зато властитель держал у себя топоры, колуны и алебарды, чтобы разделить их между воинами в случае войны. Во многих областях Европы обнаружены клады той поры. Их заметную часть составляют сотни кинжалов, копий и топоров. Похоже на тайные военные склады — властители могли вести себя так, что их подданные готовы были против них восстать. Вероятность, что крестьяне перекуют мечи на орала, тоже могла быть причиной подобного хранения оружия.
Плодородный полумесяц
Третье тысячелетие до нашей эры, не в последнюю очередь благодаря стремительному техническому прогрессу, стало эпохой мобильности и обмена, а также эпохой военных противостояний. Новые виды оружия придавали им доселе невиданную смертоносную силу. Вдобавок к этому климат сошел с ума. Первопричиной послужила засуха, наступившая 4200 лет назад, — настоящий климатический перелом. В северном Средиземноморье в то время влажность, вероятно, была повыше, а в Северной Европе стало холоднее и суше. На Ближнем Востоке изменение климата привело к политическим неурядицам и к катастрофе, постигшей разросшиеся общества, особенно в области современных Ирана и Ирака.
Располагавшаяся в этом регионе империя Аккад за десятилетия превратилась в пыль, а ее жители боролись за выживание. За 300 лет, которые длилась засуха, по оценкам археологов, свои поселения должны были покинуть около 300 000 человек. Чтобы отгородиться от климатических беженцев, во время третьей династии Ура на юге воздвигли стену длиной в сотню километров. Она не смогла предотвратить падение династии в 2000 году до нашей эры. Вместе с этим закончилась и высокая шумерская культура. Когда завершился период засухи, люди, от которых страну пытались отгородить с помощью стены, ближе к северу выстроили процветающую цивилизацию. Впоследствии она стала господствовать над всем регионом. Это был Вавилон.
Потрясения, связанные с засухой и порожденным ею кризисом беженцев 4200 лет назад, — пример того, как бронзовый век переопределил общественные структуры. Зачастую происходило это отнюдь не во благо людям. В следующие два тысячелетия до нашей эры войны стали регулярным средством утверждения власти со всеми сопутствующими явлениями, известными по сей день. Поверженных противников убивали или брали в рабство, развивались всё более смертоносные системы вооружения. Депортация, геноцид, изнасилования — все это было. Правители великих империй, которые сконцентрировались дальше в восточном Средиземноморье, отправляли на бой десятитысячные армии с колесницами, с которых можно было поражать противника на большом расстоянии. Если коротко, — мир стал более сложным, конфликты — более смертельными. Касалось это не только Средиземноморского региона, но и, к примеру, долины Толлензе в Мекленбург — Передней Померании, где примерно в 1300 году до нашей эры, как говорят археологические находки, сошлись в бою от 2000 до 6000 человек. Сотни гниющих трупов превратили долину в совершенно кошмарное место.
Фундамент стоит
За пределы бронзового века археогенетика в Германии по состоянию на начало 2019 года почти не вышла. Но если подумать, с чего началось развитие этой дисциплины менее десятка лет назад, она уже показала заметные достижения. За это время заново были изложены происхождение европейцев и их взаимосвязь с неандертальцами, были объяснены и доказаны источники неолитической революции и то, что бронзовому веку предшествовала степная иммиграция, что раньше считалось невозможным.
Теперь мы знаем, что генетические сдвиги вроде тех, которые континент переживал 8000 и 5000 лет назад, с тех пор больше не происходили. Даже огромные империи, расцветавшие и исчезавшие в Европе, ничего тут не изменили. Кельты, которые в свои лучшие времена правили почти всей Европой севернее Альп, Иберийским полуостровом, а также частями Анатолии и обеспечивали в этой области интенсивный обмен, в основном оставили генетический фундамент нетронутым. Римлянам, которые правили еще большей империей и обеспечили еще большую мобильность, точно так же не удалось значительно изменить ДНК европейцев. Зато они изменили общественные структуры.
Тем не менее посредством принципиально иной технологии можно доказать даже более молодые иммиграционные движения. Эта технология была разработана учеными нашего института и с недавних пор помогает нам лучше реконструировать внутренние движения, происходившие в Европе за два последних тысячелетия. Наш метод подразумевает концентрацию уже не на основополагающих общностях геномов, которые подтверждают родство популяций, а на очень ограниченных генетических вариациях, с помощью которых группы отличаются друг от друга. Таким образом удалось, к примеру, соотнести с генетическими данными одну из самых известных народных миграций — миграцию англов и саксов на территорию сегодняшней Англии. Оказалось, что вплоть до 30 % сегодняшних бриттов восходят к иммигрантам, пришедшим из Нидерландов, Дании и Нижней Саксонии и достигшим острова в V веке. Несомненно, археогенетические исследования вроде этого определят историографию Европы на ближайшие годы. На основании явно более точных методов анализа ДНК мы сможем описать также иммиграционные движения, которые происходили уже после
