Ознакомительная версия.
Наконец воцарилась жуткая тишина.
– Эй, шурави, сдавайса! Сдавайса-а-а! – раздались со всех сторон торжествующие крики.
Холодная струя пота побежала по спине Стельмаха.
– Ах ты, гаденыш! Как по-русски насобачился, мать твою… – соорудив забористую конструкцию, отвел душу ротный.
Из-за камней, скаля зубы, показывались боевики. Шелест денег, которые обязательно заплатят им за пленных советских солдат и офицеров, уже звучал в ушах. Но если бы они знали, что в западне вместе со всеми оказался и сотрудник военной контрразведки, за которого западные спецслужбы их бы просто озолотили… О таком счастье они и помыслить не могли.
Юркие фигуры заскользили вниз по склону. Все ближе и ближе…
«Надо выстоять! Выстоять! Вы-сто-ять! Во что бы то ни стало!» – лихорадочно пульсировало в голове. Рука судорожно сжала цевье «калаша».
Какая-то внутренняя, первобытная сила вдруг вырвала Стельмаха из-за камня и бросила навстречу ближайшему врагу. Кровь бешено барабанила в висках. Счет времени остановился. Все чувства умерли. В те мгновения в нем жило только одно желание: как можно сильнее врубить прикладом автомата по этим искривленным от злобы, грязным, заросшим рожам.
За ним в рукопашную ринулись и остальные.
Хруст сломанных челюстей. Скрежет зубов. Брызги кровавых сгустков. Русский мат и клокотание афганских ругательств. Остервенелые, пышущие ненавистью глаза. Шум водного потока. Все смешалось в общее страшное месиво рукопашной схватки.
И вдруг откуда-то сверху – «та-та-та… та-та-та…» С горы ударил подоспевший на помощь пулеметный взвод… Для «шурави» многозвучное стрекотанье советских РПК прозвучало как музыка. Душманы стали беспорядочно отступать.
Едва живой, с разбитым в кровь лицом, Стельмах привалился к камню: его била мелкая нервная дрожь. Закурил. Каким-то чужим голосом попросил собрать документы, вывалившиеся из мешка.
Сигарета в дрожащих руках постепенно возвращала его к жизни, успокаивала. Враз обессилевший, он смотрел на красный диск заходящего солнца, на вползающую в ущелье тьму. Горы вокруг были чужими, настораживающими. Внизу на камнях пенилась река. И не верилось, что еще недавно не было ни этих скал, ни этой страны, ни этого страшного боя – был просто милый сердцу Борисов, утопающий в белейших снегах.
…Рабочий день подходил к концу, когда на столе начальника особого отдела одного из соединений Краснознаменного Белорусского военного округа зазвонил телефон. Речь шла о том, что кто-то из сотрудников отдела должен отправиться в ДРА. Напротив сидел лейтенант, прослуживший в отделе полтора года после окончания московской Высшей школы КГБ СССР, и начальник, прикрыв трубку рукой, кивнул ему:
– Поедешь?
– Поеду, – ответил, не раздумывая, начинающий опер.
– Вот Стельмах и поедет!
Вопрос был решен молниеносно. Оставалось только как-то сказать об Афгане жене Ирине. Но как?!
Узнав о решении, Ирина мужественно попыталась найти в себе силы, чтобы не расплакаться. Но слезы сами покатились по ее щекам. На диване лежал чемодан, который ей предстояло собрать. А в углу стоял мешок картошки, купленный для нее Василием перед отъездом…
Отгоняя рвущие душу воспоминания, лейтенант-контрразведчик встал. Сейчас они были явно ни к чему, надо было еще выбираться из этого ущелья.
Над чужими горами разгорелась звездная безлунная ночь.
Чужая страна
– Во время первой командировки «за речку» я проходил службу в особом отделе 66-й мотострелковой бригады.
Тогда, в январе 80-го, меня там поначалу ничего не удивило. Сильные морозы, сильные снежные заносы. Все почти как у нас в Борисове. Казалось, что мы на очередных зимних учениях.
То, что вокруг идет кровопролитная война, я понял после первого боя в районе маленького городишка Кишим в Бадахшане. Свист пуль, истерзанное автоматными очередями тело молодого солдата… Начал понимать, что в любой момент из-за поворота может раздаться грохот гранатомета, вылететь свинцовая трасса пулемета или вздыбиться под твоими колесами огненный смерч взорвавшейся мины. Становилось не по себе. Не верьте, когда говорят, что на той войне нам было не страшно! Чужая страна, чужие горы. Все вокруг враждебное. Знаете, это страшно, когда во время марша стоит угрюмая, зловещая тишина. Она всегда таила опасность. Постоянное ожидание душманских засад взвинчивало нервы до предела. А вот когда раздавался грохот очередей, на душе становилось легче.
Еще нам очень страшно было, когда находили изуродованные трупы попавших в плен наших ребят… Сжимались кулаки от ненависти и ярости, в том числе и за свое бессилие перед средневековым зверством! Мне и сегодня, спустя много лет, тяжело об этом вспоминать.
Василий Стельмах со своим афганским коллегой. Хост
Задачи сотрудника военной контрразведки имели в Афганистане свою специфику. Помимо пресечения воинских преступлений, которые, к сожалению, там тоже имели место, мы занимались выявлением агентуры противника, получением развединформации о бандформированиях, защитой военных секретов.
Не имей сто рублей, а имей сто «друзей»
– Работать в незнакомой стране, в мире, отделенном от тебя толстой стеной неприязни, недоверия, а порой и открытой ненависти, – дело нелегкое. Все, что окружало нас, было чужим: природа, люди, обычаи, нравы… Мужчины в белых чалмах с оружием за спиной. Женщины, закутанные в кокон паранджи. Застывшие в оцепенении под навесами духанов аксакалы. И – хмурые, колкие взгляды исподлобья! Постоянно снующие то тут то там стайки неугомонных чернявых мальчишек, энергично размахивающих руками: «Продай бензин… Купи лепешку… Продай колесо…»
Гражданская война в Афганистане началась не с приходом советских войск. Она началась с легкой руки иностранных доброжелателей. В первую очередь США и Пакистана, которые не жалели для этого денег. И Усама бен Ладен тоже приложил к этому свою руку. В то время они находились по одну сторону баррикад.
Экономика разрушена. Голод. Нищета. Война же кормила и одевала этот народ. За деньги шли в бандиты. За еще большие деньги продавали своих братьев по вере.
В Афганистане на коммерческую основу было поставлено все. Абсолютно все имело свою цену. Кто больше платит – тот лучший «дуст»[1]. Получит дехканин от бандитов бесплатно итальянскую мину, заложит на дороге – и ждет. Подорвется на мине советская или правительственная техника – получит причитающееся вознаграждение. На эти деньги купит уже две мины. Сыты его дети. А в Союз летят «черные тюльпаны».
…Об Асипе Стельмаху рассказал его «приятель» Махмуд, у которого были свои кровные счеты с душманами: они убили его родного брата. Асип приходился Махмуду родственником, особых симпатий к «шурави» не испытывал. Испытывал он лишь сильные финансовые затруднения, поскольку в банде, где он охранял склады с оружием и боеприпасами, платили маловато. Оценив информацию, опер решил действовать.
Поначалу их отношения не складывались. Но мало-помалу корысть стала брать свое. Осторожно, боясь спугнуть, Стельмах начал «давить»…
В ближайшее время против банды Асипа, орудовавшей в этом районе, планировалось проведение операции. Уничтожение мин и других боеприпасов из охраняемого им склада было бы очень кстати. Не раз боевые действия советских войск приостанавливались из-за бандитских «сюрпризов», которыми были «нафаршированы» горные дороги.
Какое-то время Асип боялся встречаться с советским офицером: у душманов везде были свои глаза и уши. Связь они держали через Махмуда, тому было значительно проще идти на контакт, поскольку он часто приезжал в город, где стояли «шурави». Во время одного из его приездов договорились о том, что Асип взорвет склады.
– Заплатите – взорвет, – сказал Махмуд и назвал цену. – Вот график его нарядов.
Стельмаху выбирать не приходилось. На кону стояли жизни наших солдат и офицеров.
– Взорвет – заплатим. Я слов на ветер не бросаю, – жестко ответил контрразведчик.
Назначили дату взрыва. Но в последний момент Асип все же струсил…
А времени до начала операции оставалось все меньше. Скоро станут подвозить горючее, проводить тренировочные десантирования, и налаженная разведка духов сразу же это все обнаружит. Лягут в дорогу «смертоносные тайники». Сколько бед они могут принести! Взрыв только одной американской управляемой мины – это около 750 смертельных шариков в радиусе десятков метров.
Василий выжидал. Он сделал ставку на самый грязный из всех смертных грехов – на алчность. И выиграл.
Асип сам дал знать о себе – через Махмуда. Обещал, что больше осечки не будет.
Назначили новую дату.
…Взрыв страшной силы потряс скалы. Толстая пачка свежеотпечатанных афгани приглушила Асипу муки совести.
Ознакомительная версия.
