– Подхалимничаешь перед капитаном! – говорит Лева.
– И перед старпомом! Смотри и читай:
Ветры крепкие задули,
Но не дуть же ветрам век!
С нами есть старпом Файзулин,
Он надежный человек!
В восемь завтрак. В кают-компании не хватает только первого помощника. Капитан и помполит обычно приходят одновременно, а тут место по левую руку Майорова пустует. Но в динамике раздается голос отсутствующего Тютрюмова: "Вниманию членов экипажа! Дорогие товарищи! Московское радио передало сегодня сообщение ТАСС о том, что на нефтяном Самотлоре добыта сто миллионная тонна нефти. В этой трудовой победе есть весомая доля труда наших шефов – нефтегазодобывающего управления "Нижневартовскнефть" имени Ленина. Поздравляя нефтяников с успехом, заверяем, что доставим добытую нефть в любую точку земного шара без коммерческого брака".
Аплодировать как-то неловко, но мы многозначительно переглядываемся. Что ни говори, радуют вести с родины. И какие вести!
А Великий океан шумит, ворочая малахитовые глыбы волн. То, словно притомясь, на какую-то пору поуспокоится, развеет морок, выпустит порезвиться на солнце дельфинов и вдруг пугнет их стаей кровожадных касаток, спинные плавники которых торчат из воды, будто поднятые мечи.
Мы смотрим в бинокль на чуть видимую береговую кромку Командорских островов и рассуждаем о мореходах, которые боролись здесь с волнами на утлых еще судах, и о тех, кому прокладывать свой курс и после нас, в будущем...
Праздник арктического НептунаВначале – о мысе Дежнева. Что мы знаем о нем? Большинство – немного. Северная кромка азиатского материка. Самый краешек нашей великой Родины. Дальше за проливом – Аляска. Когда-то тоже "земля нашенская", русская.
Перелистаем же "Летопись" поэта и замечательного следопыта истории Сергея Маркова. "В 1948 году исполнилось триста лет с того времени, когда отважный устюжанин Семен Дежнев, выйдя из устья Колымы, обогнул северо-восточную оконечность Азии и, пройдя вдоль берега моря, достиг местности к югу от устья Анадыря. Таким образом, Дежнев открыл и прошел весь пролив, названный впоследствии Беринговым...
В 1898 году известный русский географ Ю. М. Шокальский написал статью о заслугах Семена Дежнева. Тогда же мыс Восточный (Большой Каменный Нос) был переименован в мыс Дежнева".
Берингово море не баловало нас хорошей погодой, а тут на подходе к мысу приласкало солнцем и ясным небом. Наконец-то, за восемь суток плавания увидели близко землю – побережье Чукотки. Я зафиксировал: шесть часов утра! А в восемь на траверзе левого борта появился и мыс Дежнева.
Вахтенный матрос Саша Мачнев тоже взволнован: не всякий вот так встречает свой день рождения! Мачневу исполнилось двадцать два, он учится на последнем курсе высшей мореходки, на танкере проходит практику.
– Поздравляю, Саша!
Он понимающе кивает и подает бинокль.
Запомню, эх, запомню это тихое и ясное утро 12 августа 1978 года. Хотя происходило обычное для двадцатого века событие. Современный прекрасный корабль нефтеналивного флота страны, что вез шестнадцать с половиной тысяч тонн солярки, три железнодорожных состава! – входил в ворота Арктики. Ждали это топливо сотни дизельных моторов, что работали на строительстве Колымской ГЭС, ждали шоферы чукотских зимников, ждали в Билибино, в Черском, Петушках, на Зеленом мысу, где работала, построенная в Тюмени, плавучая электростанция "Северное сияние-04"…
Вот мы переваливаем условную черту Полярного круга. И капитан принимает решение: устроить на борту "Самотлора" праздник. Праздник арктического Нептуна!
– ...А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! – Валя Федосеенко, методист культбазы пароходства, помогает мне облачиться в доспехи Владыки морского царства, прикрепляет ватную бороду, ватные усы, что сохранились, наверное, от новогоднего празднества на борту. Капитан танкера почему-то решил, поручая мне эту высокую должность Владыки морей, что я с ней вполне справлюсь. Спасибо, как говорится, за доверие! Но не ждите, так уж быть, мореманы, снисхождений!
– А теперь подайте мне вилы-трехрожки! За сеном поедем! Моя свита – Королева, Звездочет, Снежный человек! – смеётся.
– Это трезубцем называется, символ власти!
– Знаю, все равно – удостойте!
Спускаемся по трапу в мотобот, которым командует старпом, маневрируем в разводьях льда, выбираем самую обширную, надежную льдину, высаживаемся. Опережает всех кинооператор Жора Мельник, и пока мы царственно важничаем, не дай Бог поскользнуться, угодить в расщелину, оператор уже стрекочет своей камерой. Ну, ну, для будущего фильма!
На танкере, он остался за спиной метрах в трехстах, готовятся встретить Владыку морей. Пусть готовятся! А мы блаженствуем на тихом пятачке льдины. Бог мой, какая пронзительная тишина окрест! Кроме стрекота камеры, ни одного звука, шелеста. Солнце и снег. Сверкающий лед. Чайки садятся на льдины и пьют талую пресную воду. Совсем близко, оглядываясь на нас, бежит белый медвежонок.
— Мишка! – восклицает Таня Хохлова-Королева. Лева Соловьев – Снежный человек, путаясь в полах вывернутого наизнанку тулупа, рычит по-звериному. Звездочет – Кузнецов торжественно перебирает четки...
Неужто Арктика?! Благость, тишина, восторг!
Бурумбаевич, позволив нам поблаженствовать, наконец, командует: "Поехали!" Ну, что же! Мы опять в мотоботе и Бурумбаевич, опять, выбирая разводья, подруливает к парадному трапу.
– Здравствуйте, мореходы славные! Откуда идете и куда путь держите? – произношу я по заранее написанному сценарию. – Капитан досточтимый и славный, подойди ко Владыке, отвечай, как на духу! – это я уже отсебятину порю. Но, вроде, принимают!
Экипаж "Самотлора" готовится к празднику арктического Нептуна. А я со свитой высадился на льдину. Чукотское море.
– А идем мы, моряки Приморского морского пароходства, в арктический порт Амбарчик, везем тысячи тонн солярки... план... успехи коллектива... передовики... ударники труда... не подведем Родину...
А далее, далее. Все идет по сценарию. Шутки, выходки свиты, испытания одно другого хлеще. Назначаю "провинившимся – водицы морской арктической испить!". На это Майоров произносит, сурово просверлив меня взором: "Однако, сильно суровое испытание! Лучше испей ты, Владыка морей, нашего арктического напитка, разведенного по широте!". Он преподносит мне полный фужер "напитка", который тут же выпиваю, едва не задохнувшись почти не разбавленным медицинским спиртом. "Ну как? – тихонько спрашивает Майоров. – Не придумывайте лишнего!".
Наконец, я вновь приказываю выстроиться команде, торжественно, насколько могу, передаю капитану Ключ от Арктики, зачитываю свиток-напутствие, где грозно предначертано мной, Нептуном, чтоб мореходы "не посмели тревожить моржей и нерп моих, медведей и прочую живность, иначе пожалеете о действиях своих!".
Ух! Ну, разошелся!
Майоров задабривает мой гнев Владыки вторым полнющим фужером "напитка арктического".
Как полагается по ритуалу?!
Возможно...
Колыма – рекаЗнакомые воды, памятные сердцу берега. Суровые, холодящие взор, сопки. Сейчас они отливают красной медью пожухлых лишайников. За долгий полярный день солнце так и не успевает отогреть их каменистые склоны.
Море спокойно и свободно от ледовых полей. Проскрежечет о борт заблудившаяся, случайная льдина и опять тишина.
Помню сентябрьские дни семьдесят пятого. В ледяных наростах дремучий мыс Шедагский, о который хлестало семибалльной волной. Помнятся столпотворения торосов в проливе Лонга, сквозь который прорубал дорогу "Северному сиянию-04" флагман Восточной Арктики ледокол "Владивосток". А нынче? Тишь, гладь.
Мы стоим под разгрузкой напротив устья Колымы. В мутной, илистой воде Восточно-Сибирского моря отражаются даже редкие облачка, плывущие на материк. За трое суток работ "Самотлор" как бы подрос, высоко обнажив ватерлинию. Танкеры-малыши "Ханка" и "Солнечный", что поочередно швартуются у борта, откачивают по полторы тысячи тонн солярки.
– Конечно, можем брать и больше, – говорит капитан "Ханки" Уманский, – но и так чуть ли не на брюхе ползем на перекатах. Обмелела нынче Колыма. Да еще постоянные туманы. Так что и здесь гляди в оба!
От места разгрузки до причала нефтебазы Петушки Нижнеколымского района ходу шесть часов. А там рукой подать до Зеленого мыса и поселка Черский, где расположен большой аэропорт, связывающий Колыму со всей страной. И поскольку делегация нижневартовцев собралась улетать домой, мы с Тютрюмовым вызвались проводить гостей. После аристократического блеска и комфорта "Самотлора" "малыш" показался унылой и зачуханной калошей, повидавшей виды на морских и речных дорогах. Трудяга, разнорабочий. Но трудяга настоящий, как и его капитан Уманский, который только в Арктике заканчивал семнадцатую навигацию. Тут понимать надо: Восточно-Сибирское далеко не лазурное Черное море! Чем же манит, какую "заразу" вселяет в человека?!
