Мартин слушал затаив дыхание. Профессор опять неожиданно прервал рассказ и пригласил даму на танец. Мартин посмотрел на пустую пивную кружку и пошел к бару. Кто-то схватил его за рукав пиджака. Высокая и довольно крупная пассажирка, явно под градусом, бесцеремонно, взяла его под руку и проговорила:
— Под такую музыку грех разгуливать в одиночестве! Надо двигаться и наслаждаться жизнью. Пойдемте танцевать, викинг?
Он заколебался. Женщина, повысив голос, заявила:
— Вы же не можете отказать даме?
— Да, да! Конечно! — смутился Мартин. Он торопливо вывел ее на середину дансинга и сразу же привлек к себе всеобщее внимание — партнерша завертела массивными бедрами с юношеским задором, сбивая всех, кто попадался на пути. Танцующие шарахались в стороны, ибо партнерша Мартина была килограммов под сто, и бесцеремонно таранила всех, кто мешал ей выделывать сногсшибательные па.
Когда ритмичные звуки рока оборвались и он с облегчением готов был проводить партнершу, оркестр заиграл медленный вальс. Дама с кошачьей реакцией поймала его за руку, затем плотно прижалась и горячо прошептала:
— Обнимите меня покрепче, викинг.
Она с каждым движением вызывающе задевала его своими массивными бедрами, и ему ничего не оставалось, кроме как плыть в этом океане плоти.
— Я в каюте одна, — шептала она. — Не хотите ли составить компанию?
— В следующий раз, — пробурчал Мартин.
— А будет ли он? Сегодня я без мужа. В следующий раз я буду с ним. Не спешите с ответом, подумайте… Живем один раз…
— Я — человек уравновешенный, — лепетал Мартин, — мною руководит холодный рассудок. Стоит ли пускаться в связь с незнакомым партнером?
— Стоит! — решительно отрубила дама.
— Тогда я вас разочарую, — усмехнулся Мартин. — Я, мадам, другой ориентации.
— Голубой, что ли! — она шарахнулась в сторону.
— Вы угадали.
— Я ошиблась в своем выборе, — выдохнула партнерша и растворилась среди пар.
Мартин облегченно вздохнул и вернулся к своему столику.
— Жертвоприношения богам, — увлеченно рассказывал профессор, — этот кровавый ритуал, был ненавистен всем тем, кто вел на костер своих детей. Все это вызывало гнев не только к жрецам, основным исполнителям воли дэвов, но и к правителям, которые покровительствовали жрецам и давали свое согласие на массовые жертвоприношения. Заратустра был первым, кто воспротивился этому губительному обряду. Пророк сказал, что ему богом ниспослана мысль о греховности приношения в жертву богам людей. Кстати, поговорка «Нет пророка в своем отечестве» уходит своими корнями в те давние времена, когда правители Хорезма, возмущенные проповедями Заратустры, стали притеснять его, угрожать физической расправой…
Итак, в какую бы эпоху ни жил пророк, он наилучшим образом концентрирует в себе все то, что содеяно человечеством и выстрадано им на этот период развития и в силу этого дает новое толкование жизни, новую направленность дальнейшему духовному развитию человечества. Вот и Заратуст-ра, придя в жизнь в самый апогей поклонничества Молоху, первый увидел человеконенавистническую сущность этого вероучения и, совокупив увиденное с откровением божьим, вышел к народам с новой религией, стержнем которой стала любовь к человеку, к благочестию, вера в добро и сопротивление злу.
Профессор оборвал свою речь и тяжело вздохнул, как будто сам окунулся в те жестокие времена. Коллега тихо проговорила:
— Если бы природа не отпустила одной личности столько доброй жизненной энергии, сколько она вселила, скажем, в Заратустру или Будду, Иисуса Христа, Мухаммеда, Моисея, то они не сумели бы выделиться среди своих современников, не стали бы мессиями.
— Ты права, Ани, — устало выронил профессор. Мартин порывался задать ему вопрос, но он считал себя лишним в этом диалоге ученых людей. Профессор внимательно посмотрел на него и мягко спросил:
— Вы так внимательно слушали нас! Увлекаетесь историей, молодой человек?
— Все, что вы рассказали, было очень интересно. Я, действительно, люблю историю. В работах Ницше о Заратустре я прочитал о каких-то «башнях молчания», которые создал этот пророк.
— О, — воскликнул профессор, — это действительно создал Заратустра. В эти башни после смерти — то ли от болезни или на поле брани — родственники и близкие приносили тела своих близких. Трупы укладывали на специальной площадке, затем отправляли погребальную службу и оставляли тела на открытом воздухе. Птицы, солнце и атмосфера делали свое дело. Вскоре от тела оставался желтый скелет. Родственники возвращались к «Башне молчания», собирали кости усопших и прятали их в специальных глиняных сосудах-оссуариях, которые находились в храме огня. Эта форма захоронения наилучшим образом отвечала идее Заратустры о переселении душ. Согласно пророку тело покойного, находясь на открытом воздухе, легче высвобождает душу из своих бренных объятий, и она устремляется к Богу.
Профессор взглянул на часы и повернулся к коллеге.
— Ну что, Ани, позволь на этом закончить дискуссию. Пора на покой.
— Да, конечно, — закивала она.
Они попрощались с Мартином и медленно пошли к выходу под ритмичную чечетку, которую исполняли на эстраде сестры-близнецы.
Мартин досмотрел танец и направился к двери, ведущей на палубу.
В ночных сумерках, захлестывая пасмурное небо, колыхались серые волны. Дул порывистый ветер, бросая в лицо водный бисер. Он взглянул на часы — стрелки показывали час ночи. Палубу трясло мелкой дрожью, ноги скользили, и он вцепился в холодные поручни. Резкий ветер остудил его, и Мартин вернулся в салон. В длинном коридоре с многочисленными каютами увидел соседа по столику. Финн никак не мог попасть ключом в замок, отчего изрыгал почему-то трехъярусный русский мат. Мартин двинулся в его сторону, чтобы помочь бедолаге, но тут раздался грохот, и неведомая сила припечатала его к стене. Чрево судно, будто живое существо, затряслось, потрескивая обшивками. Свирепый грохот дизелей заложил уши больно и колко, словно стекловатой.
«Что это?! — тревожно пронеслось в голове Мартина. — Катастрофа?! Не может быть!..»
И как бы подтверждая его страшную догадку, невидимая сила встряхнуло судно и стало разворачивать, свет на палубе погас, и навалилась гнетущая темнота, наполненная грохотом, треском и паническим воплем пассажиров.
Но вскоре подозрительные звуки затихли, и к Мартину вернулось спокойствие. Он взял из непослушных пальцев финна ключ и открыл дверь каюты. Тот кивнул ему в знак благодарности и рухнул на кровать.
Мартин опять вернулся в ресторан.
Генерал принял их стоя и, глядя куда-то сквозь и поверх гостей, равнодушно отчеканил:
— Господа, вы поступаете в мое распоряжение, — и, бросив взгляд на старинные настенные часы, добавил: — Через три часа вам следует вылететь в Стокгольм.
С другой стороны стола склонился над картой немолодой майор, большой горбатый нос которого свисал вниз, как будто все годы вместе с хозяином усердно всматривался в оперативные сводки и документы. Маленькие влажные глаза его были вооружены очками.
Генерал указал на него и продолжал.
— Майор Вандер объяснит вам задание. Тот оторвался от карты, внимательно разглядел каждого и картавым голосом пояснил:
— На Балтийском море затонуло одно судно. Ваша задача достать из потопленного корабля некий военный груз. Детали операции вам объяснят наши шведские и финские коллеги.
— На какой глубине лежит судно? — тут же задал вопрос Нортон.
— Приблизительно на глубине восьмидесяти метров. Это все, господа, — подытожил майор. — Сейчас вас отвезут в Пентагон, где вы получите самое современное снаряжение для подводных работ, что поможет вам выполнить ответственное задание.
— Государственное задание, — подчеркнул генерал. — Все, господа! В Стокгольме вас встретят. Вы поступаете в распоряжение тамошней службы «KSI».
Томас вздрогнул — это была его контора.
— Господа, — впервые за всю беседу улыбнулся генерал, — я приглашаю вас на обед и предлагаю выпить за успешно выполненное государственное задание.
Звонок из Стокгольма застал Томаса у трапа самолета.
— Томас, — услышал он дрожащий голос жены, — должна сообщить тебе трагическую весть, — в аппарате возникла пауза, и он услышал всхлип, — погибла тетя Хелга…
— Как?! Когда?! — воскликнул он.
— Она возвращалась из Таллина на пароме «Эстония»… Паром потерпел аварию… Об этой трагедии говорит весь мир…
— Я в последние сутки не включал радио и не читал газет, — упавшим голосом констатировал он. — Возможно, еще найдут ее? Тетя неплохо плавает…
— Дай-то Бог, — выдохнула жена. — Пока сообщили, что из восьмисот пятидесяти пассажиров спасли всего лишь сто тридцать семь. — Будем надеяться на чудо…
