Опять в Нагасаки
Нагасакская зима. — Лестница священных тори. — Храм Сува. — Дощечки жертвователей. — Средство против зубной боли. — Храмовый двор и его древние бронзы. — Зеркало Изанами. — Религиозный культ Ками или Синто. — Общественный сад в Нагасаки. — Буддийский храм Дайондзи. — Обед в японском ресторане. — Наша собеседница. — Церемониальная встреча и обход затруднений с обувью. — Обстановка столовой комнаты, ее холод и согревательные средства — хибач и саки. — Таберо. — Японские закуски. — Сюрприз с грибком. — Порядок японского обеда и характер его блюд. — Оригинальная дань благодарности за угощение. — Черта самолюбия и гордости в слуге-японце. — Наш уход в Иокогаму.
19-го ноября.
Прелестная погода. Совершенно ясное, лазурное небо, солнце греет. В нашем консульском доме двери (они же и окна), выходящие на веранду, в сад, отворены настежь. Пальмы, лавры, камелии и многие другие деревья одеты густою свежею зеленью; румяные померанцы и бледно-золотые миканы (японский апельсин) зреют на ветках; под окнами цветут алые и белые розы и, кивая своими пышными бутонами, заглядывают к нам в комнату. И все это 19 ноября!.. Воображаю, какая теперь слякоть и мерзость в Петербурге…
Нынешний день посвятил я осмотру нагасакских храмов. Судьба на сей раз послала мне в сотоварищи господина Раковича, хорошо знакомого не только с Нагасаки, но и с японским языком, которым владеют весьма порядочно иные из наших моряков, особенно служащие в сибирской флотилии. Мы сели в дженерикши и приказали везти себя к северной части города, лежащей на взгорьях той группы холмов, коих высшею точкой является гора Компира. От нашего консульства будет туда три версты с лишком, и чтобы добраться до места, надо проехать вдоль почти весь город; тем не менее, наши курамы не более как через полчаса были уже у подножия лестницы священных тори, ведущей во храм Сува. Но прежде надо объяснить вам, что такое тори? Присутствие тори во всяком случае служит необходимым указателем близости какого-либо священного места. Это священные врата, которые должен пройти путник, желающий поклониться святыне; они всегда имеют одну и ту же строго определенную форму; разница может быть в величине, в материале, но отнюдь не в форме. Тори по большей части бывают деревянные, иногда каменные, иногда бронзовые или окованные листовою медью, смотря по значению и богатству их священного места. Они представляют два столба, поставленные несколько наклонно один к другому и связанные между собою на известной высоте двумя поперечными перекладинами, из коих нижняя, прямая и плоская продевается в оба столба насквозь, а верхняя, потолще и с несколько изогнутыми к небу концами, венчает их собою. Между перекладинами оставляется просвет шириной около двух футов или менее, смотря по величине тори, а в середине обе они связаны стоячим бруском, на котором иногда прикрепляется доска в узорчато-резной или изваянной каменной раме, где начертана пояснительная надпись или молитва. Не только каждый храм или капличка, но даже каждое сколько-нибудь красивое уединенное место вроде небольшой рощицы, древнего ветвистого дерева, источника, скалы или камня, обросшего мхом и ползучими растениями, почти обязательно имеет свое тори, так как почти с каждым подобным местом связана какая-нибудь религиозная или демонологическая легенда, в силу коей оно служит предметом или священного поклонения, или суеверного ужаса. Нередко бывает так, что ко священному месту последовательно ведет целый ряд тори, невольно напоминая европейскому страннику идею греческих пропилеев[47].
Лестница, ведущая в Сува, — одно из древнейших и самых монументальных сооружений Нагасаки. Она вся сложена из правильно обтесанных гранитных брусьев и окаймлена по бокам гранитным же бордюром, имея как в основании, так и в вершине одинаковую ширину в десять аршин. Внизу, как раз перед первою ступенью, высится массивное гранитное тори на двух круглых колоннах в восемь аршин вышиной; ширина прохода между колоннами четыре аршина, а длина верхней перекладины из цельного камня более десяти аршин. Отсюда вы видите в перспективе еще несколько подобных же гранитных тори, украшающих собою каждую площадку высокой, но отлогой лестницы, где по бокам их стоят массивные оригинальной формы фонари, высеченные из камня и украшенные на пьедесталах древними надписями. Поднимаясь по лестнице, вы не видите, куда ведут вас эти японские пропилеи, так как самый храм, где-то там наверху, совершенно скрыт в кудрявой зеленой чаше могучей растительности. По обеим сторонам лестницы и ее площадок ютятся разные деревянные домики, часовни, божнички и лавочки, построенные на массивных парапетах и террасах, сложенных из дикого камня, покрытого мелкими ползучими растениями. На этих отдельных небольших террасах, расположенных без симметрии, но очень красиво, — одна выше, другая ниже, третья как-то в бок или углом, — и соединяющихся там и сям каменными лесенками, вы замечаете отдельные дворики, садики, цветники с журчащим каскадиком и небольшие кладбища с изящными каменными памятниками, под сенью полого распростертых над ними широковетвистых изогнутых сосен. А главного храма все еще не видать из-за зелени громадных деревьев, в которой как будто теряется и самая лестница. Эти великаны-деревья — сосны, кедры, криптомении и камелии, из коих каждому насчитывают не менее как по триста, а то и свыше семисот лет, составляют неизменное и лучшее украшение всех здешних храмов.
Но вот перед нами еще одна, уже последняя лестница в 86 или около того отлогих ступеней, и, наконец, мы на верхней площадке. По краям ее, примыкая с обеих сторон к лестнице, тянутся длинные каменные перила на прямых четырехсторонних столбиках, а над перилами — деревянные решетчатые галереи на колоннах. Прямо перед нами раскрывает сень своего широкого навеса узорчато-резной деревянный фронтон главных ворот храма, весь раззолоченный и расписанный по резьбе ярью, киноварью, лазурью и прочими красками. За этими вратами находится передний двор, посреди коего видна древняя бронзовая статуя священного коня в натуральную величину, того знаменитого белого коня-альбиноса, на котором по преданию были привезены в Киото свитки "доброго закона" всеблагого Будды.
Из ограды храма Сува мы спустились в городской общественный сад, разбитый на одной из высоких площадок той же горы. Цветочные клумбы с красивыми декоративными растениями, извилистые дорожки, посыпанные мелкою галькой, водоем, неумолкаемо бьющий фонтанчик, — все это очень мило и в самом опрятном виде группируется под зелеными сводами разных японских хвой, перечных и камфарных деревьев. Тут же приютились на лужайках два-три небольшие чайные домики и два тира для стрельбы в цель из лука тупоносыми стрелами. Это одно из любимейших и популярнейших упражнений у японцев, в котором постоянно принимают участие и женщины, и дети. Десять выстрелов стоят всего один цент (копейка), и, благодаря такой дешевизне, перед тирами никогда не бывает пусто: там всегда толпятся кучки любителей, терпеливо ожидающих своей очереди, если все луки заняты. Мишенью же обыкновенно служит диск медного гонга или большой плоский барабан с туго натянутою и размалеванною шкурой; при верно попавшем ударе стрелы и тот, и другой возвещают торжество победителя громким густым и продолжительным звуком, причем все зрители непременно выражают свое одобрение разными знаками и несколько рычащим горловым звуком "э-э-э!". В тирах, как и в чайных домах, распоряжаются и заправляют всем делом молодые красивые девушки, очень приветливые, очень кокетливые, но вполне скромные. Из сада открывается великолепный вид на весь город, раскинувшийся внизу под ногами, и на всю Нагасакскую бухту, далеко за Папенберг, за острова Койяки и Оки, до лиловых профилей Такосимы, где в серебристо-голубом эфире едва уловимая черта морского горизонта сливается с небом.
Спускаясь из сада к нижнему тори, где нас ожидали наши дженерикши, мы переехали в противоположную храму Сува северовосточную часть города. Там, на взгорьях Гикосана, находится главный городской храм Дайондзи буддийского вероисповедания.
Миновав необходимое тори, мы очутились перед входом в главные крытые ворота, ведущие в ограду храмового двора. Здесь находятся отдельные часовенки, где за решетчатыми окнами вы видите изваянные и резные из дерева изображения Будды, сидящего в цветочной чашечке лотоса, и раскрашенные истуканы каких-то святых и героев. Тут же, рядом с одной из таких часовенок, бритоголовый старый бонза под циновочною яткой продает с прилавка амулетки и талисманы, вешаемые на шею, разные четки, символы оплодотворения, скрытые в изящной форме нежно разрисованного раздвижного яблока или абрикоса из китайского крепа, жертвенные свечи и курительные палочки, тонкие облатки из рисового теста, разные священные изображения на тонких бумажных листах, душеспасительные книжки и молитвы.
