Ознакомительная версия.
Рис. 42. Колонна, частично декорированная узором со звездами, медресе Чифте, 1253 г.
ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖИВОТНЫХ
Настойчивость, с которой образы животных повторяются у Сельджукидов, вполне может быть последним отзвуком жанра анималистики, с незапамятных времен находившегося в большом почете у народов Средней Азии и Древнего Востока. Образ оленя явно связан с искусством скифских и алтайских кочевников, особенно когда олень изображен лежащим, например на диске над дверным проемом Гёреги Бююк Теккеси (XIII век) в Никсаре (рис. 43). Некоторые завитки и спирали, которые с первого взгляда кажутся пришедшими из цветочных композиций, вполне могут быть навеяны сценами схваток, типичных для анималистики тех же регионов (рис. 44, а, б). С другой стороны, орлы, львы и, возможно, также соколы, скорее всего, обязаны своим существованием в декоративном искусстве Сельджукидов в первую очередь соображениям геральдики или символики. Образ льва означал власть, отвагу и благородное происхождение, и, перенося на себя эти качества, многие сельджуки присоединяли слово «лев» (арслан) к своему имени. Искусство Сельджукидов уделяло этому животному достаточно большое внимание. В скульптурных работах его образ встречается в нескольких вариантах: иногда он напоминает хеттские прототипы, в других случаях, как, например, в ранней скульптуре из крепости Дивриги, чувствуется близость к скифским традициям, в иных – к эллинистическим. При этом в изображениях животных сельджуки часто делали отметины в виде точки и запятой или только запятой, которые характерны для искусства алтайцев[34].
Рис. 43. Скульптурный рельеф лежащего оленя над дверью Гёреги Бююк Теккеси, Никсар
Рис. 44. а – фрагмент мозаики, выполненный в двух оттенках синего из медресе Сырчалы, Конья, 1242 г., ширина около 9,5 см; б – близкий по композиции узор из мавзолея визиря Сахиб Аты в Конье, 1282 г. Оба рисунка могли иметь общий прототип – сцену схватки животных
Сельджукские варианты отметин можно увидеть и в изображениях других животных, например слона в попоне, когда-то украшавшего крепость Коньи (фото 59). Временами, в полном соответствии с традициями скифов, появляются сочетания образов различных животных; иногда рисунок начинается с очертаний листа, а заканчивается какой-нибудь частью тела животного, например хвостом рыбы, или же превращается в сельджукский двудольный лист или в голову другого животного (рис. 45). Чаще всего подобные сочетания используются при изображении драконов.
Рис. 45. Каменный скульптурный рельеф: грифон, крылья которого заканчиваются хвостом рыбы. Общий размер 100 × 80 см
Драконы, в том числе и с каменной плиты из музея Каратая, не столь уж редки как в исламском, так и в сельджукском искусстве. Возможно, их популярность в Руме отчасти объясняется влиянием христианской живописи, однако более правдоподобное объяснение можно найти в «Шахнаме» – в том месте, где Фирдоуси называет дракона символом воюющего тюрка, сравнивая последнего с «опасным драконом, чье дыхание подобно огню и чья ярость подобна буре, приносящей беды». Наверное, такими же соображениями руководствовался халиф Назир, когда в 1227 году повелел поместить над воротами Талисман в Багдаде такое скульптурное изображение: он душит двух драконов, каждый из которых символизировал врагов халифа: один – монголов, а второй – шаха Хорезма.
Образ орла встречается в искусстве Сельджукидов так же часто, как и льва, он тоже был символом высокого происхождения. Орлы изображались одноголовыми или двухголовыми существами, причем это могла быть голова как орла, так и льва или грифона. Некоторые скульптурные образы сильно стилизованы и сохраняют пришедшие из глубины веков отметины в виде точки и запятой; другие более натуралистичны; третьи близки к византийским образцам.
СКУЛЬПТУРНЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ ЛЮДЕЙ
Скульптурные изображения животных у сельджуков часто бывают подлинными произведениями искусства, однако о скульптурных изображениях людей то же самое можно сказать очень редко. При этом на лучших образцах керамики человеческие фигуры нарисованы вполне реалистично. Самый замечательный образец скульптурных изображений человеческих фигур – это более крупная из двух пара гениев над воротами крепости Коньи. Они могли быть созданы как под влиянием искусства Саманидов, так и под влиянием искусства Рима, но более вероятно, что эта идея была подсказана двумя крылатыми Викториями, установленными над великолепными воротами Кунигион в Константинополе, где они производили неизгладимое впечатление на всех входивших и въезжавших в город, среди которых, вероятно, были и сельджуки. Фигуры гениев – это вполне законченное произведение, в отличие от них большинство других фигур, похоже, были созданы ремесленниками, а не художниками. Основная масса таких рельефных изображений – сюжетно-тематические, как, например, каменная плита из Стамбульского музея турецкого и исламского искусства, на которой вырезаны двое воинов в кольчугах и островерхих шлемах – именно такие, по словам Фирдоуси, носили сельджуки.
Забавная сценка высечена на плите из музея Индже Минаре в Конье; там показан сидящий на складной скамеечке человек, в одной руке в перчатке он держит сокола, в другой трогает щеку стоящего рядом небольшого человечка. Вероятно, это монарх, беседующий с любимым слугой; форма камня напоминает римскую стелу. На более восточной по характеру работе изображен сидящий скрестив ноги человек, в руке которого круглый предмет. В исламском искусстве эта тема нередка, ее корни уходят в творчество Сасанидов. Э. Кюхнель продемонстрировал, что халиф Муктадим (907–923) почему-то связывал фигуру такого типа с фигурой лютниста: оба образа он поместил соответственно на каждой из сторон одной из своих монет; ко времени Сельджукидов и происхождение фигуры, и характерные для Сасанидов детали картины, где сидящий человек держит в руке чашу, были забыты и вместо сасандской чаши появился круглый предмет, в котором некоторые узнают яблоко. Интересно, что на голове человека на этом камне из Анатолии и фигур других скульптурных изображений этого периода нет тюрбанов – и это несмотря на то, что для тюрбанов султанов и их министров-администраторов специально импортировали особую шерсть. Одежда, запечатленная художниками-сельджуками, больше похожа на одежду киргизов XIX века, чем на облачение средневековых персов; вполне возможно, что в те времена в Малой Азии персидского стиля в одежде придерживались только высшие сословия, а рядовые сельджуки по-прежнему носили платье, характерное для восточных тюрок (рис. 46, 47).
Недавно исламский отдел Берлинского музея приобрел рельефную скульптуру лютниста периода Сельджукидов; данная работа выглядит более завершенной, чем какое-либо другое известное нам произведение такого рода той эпохи. Это резьба по мрамору; считается, что она привезена из Анатолии, хотя точное место ее происхождения не установлено. Э. Кюхнель показал, что лютнист был одним из наиболее популярных образов в исламском мире уже начиная со времен Сасанидов. В Средние века он появился в искусстве Фатимидов в Египте и в Туркестане; он стал любимым мотивом и у так называемых мосульских «художников по металлу» и присутствовал в росписях капеллы Па-латино в Палермо. Фигуры музыкантов часто встречаются на керамике периода Сельджукидов в Персии и Анатолии. В том, что касается скульптурных изображений, это произведение из Анатолии не только уникально, но и весьма примечательно с точки зрения исполнения.
Рис. 46. Фигура человека в одежде того времени с изразца в форме звезды. Найден на месте дворца в Конье, размер – 7 × 6 см
Рис. 47. Фрагмент глазурованного изразца из дворца в Конье. На человеке халат иного типа, чем изображенный на рис. 46. Длина изразца около 7 см
Рис. 48. Керамический сосуд с фигурами людей – судя по внешности, уйгуров
Столь же искусные изображения людей нередко попадаются на фрагментах лепнины и керамики из Кубадабада и в Конье – на том месте, где раньше стоял дворец; многие из них в настоящее время экспонируются в музее Каратай в Конье (рис. 51, 52). Более необычен сосуд с носиком из Этнографического музея Анкары, украшенный медальонами с фигурами людей; качество росписи ничуть не уступает аналогичным рисункам на персидской керамике того же периода (рис. 48). Состав материала сосуда отличает его от персидских, а стиль декоративного убранства, хотя и достаточно сильно напоминающий персидский, тем не менее вполне узнаваем и явно анатолийский. Качество предназначенной для повседневного использования керамики было более низким. Хранящаяся в музее в Кайсери чаша свидетельствует о том, что такая керамика имела мало сходства с производившейся в Персии; глазурь, цветовая гамма и в целом техника работы больше напоминает грубые виды изделий, изготавливавшихся в то время в византийском мире для удовлетворения потребностей бедных слоев населения.
Ознакомительная версия.
