из главных представителей в ОПЕК. – Но разве вы не видите, что больше мы не можем получить?»
В последнюю неделю мая 1986 г. шесть министров нефти собрались в Таифе, в Саудовской Аравии. Один из них отметил, что некоторые экспортеры предсказывают падение цен на нефть до $6 за баррель. «Никто из присутствующих здесь не собирается делать потребителям подарок и отдавать нефть за бесценок», – ответил на это министр нефти Кувейта, но добавил, что старая цена в $29 принесла ОПЕК «больше вреда, чем пользы».
Затем с изложением решительной позиции Саудовской Аравии выступил Ямани. «Мы хотим увидеть изменения в тенденциях рынка, – заявил он. – Как только мы, повысив нашу долю, вернем контроль над рынком, мы будем действовать соответственно. Мы хотим снова получить власть над рынком».
Все присутствовавшие министры высказались за поддержку цены в $17–19 и договорились о необходимости поэтапного введения новой системы квот. Таким образом, то, что еще несколько месяцев назад казалось ересью, становилось мудрым решением. В обстановке волнений и неопределенности нового нефтяного кризиса из обломков прошлого весьма определенно рождался новый консенсус в пользу цены $18 за баррель. «Это был процесс постепенного осознания реальности», – заметил Алирио Парра. И его приветствовали не только производители, но и потребители. Можно было предположить, что японцы, импортировавшие более 99 % нефти, предпочли бы более низкую цену. Но это был не тот случай. При слишком низких ценах возникали две проблемы. Во-первых, это ставило крест на дорогостоящих работах, которые они предприняли для получения альтернативных энергоносителей, и вело, как они были уверены, к более высокой зависимости от нефти и в конечном счете к большей уязвимости страны, а также готовило почву для очередного кризиса. Во-вторых, поскольку нефть составляла существенную часть японского импорта, очень низкие цены на нефть чрезмерно раздували и без того огромный профицит японского торгового баланса, еще более обостряя конфликты с американскими и западноевропейскими торговыми партнерами. Итак, в японской энергетике и в правительстве сложилось убеждение, что цена примерно $18 за баррель и будет той самой «разумной ценой».
К такому же выводу пришли и в Соединенных Штатах – в правительственных кругах, на Уолл-стрит, в банках, среди аналитиков в сфере экономики. Выгоды от падавших цен на нефть (более высокие темпы роста и снижение инфляции) перевешивали потери (проблемы энергетических отраслей промышленности и района юго-запада). Но это было верно только до определенной степени, по крайней мере с новой точки зрения. При определенном уровне цен трудности и нарушения в финансовой системе, наряду с политическим дискомфортом, сводили на нет преимущества, и этот уровень, по общему мнению, находился где-то между $15 и $18. Рейгановская администрация поощряла все усилия, предпринимавшиеся для возвращения цены примерно к $18 за баррель. Она дала бы сильный толчок экономическому росту, одновременно помогая обуздать инфляцию, а также могла бы устроить и нефтяную промышленность, что в огромной мере сократило бы давление за введение пошлин. В результате администрация сохраняла приверженность к свободному рынку, и ей не нужно было предпринимать никаких действий. После рассмотрения всех этих факторов самым желательным оказалось ничего не предпринимать.
Но одно дело достижение консенсуса, а совершенно другое принятие нового курса. И все усилия в этом направлении уходили в песок, даже когда потеря доходов больно ударяла по многим экспортерам нефти. Те арабские страны Персидского залива, которые резко повысили объемы продаваемой нефти, страдали меньше. Доходы Кувейта сократились только на 4 %, Саудовской Аравии – на 11 %. Больше других пострадали ценовые «ястребы», которыми были страны, наиболее воинственно и враждебно относившиеся к своим западным клиентам. Нефтяные доходы Ирана и Ливии в первой половине 1986 г. упали на 42 % по сравнению с тем же периодом в 1985 г. У Алжира – даже больше. И не только в силу причин экономического характера. В наихудшем положении был Иран. При сокращавшихся доходах ему приходилось финансировать войну с Ираком, которая вступила в новую, более напряженную фазу. Иракская воздушная война против танкеров и нефтепромыслов наносила все больший урон иранскому экспорту. Как мог Иран, не имея денег, успешно продолжать священную войну аятоллы Хомейни против Ирака и лично против Саддама Хусейна?
Что-то следовало предпринять незамедлительно. Саудовская Аравия, поддерживавшая свою нефтедобычу на уровне прежней квоты, давала понять, что она начнет поднимать ее до более высокого уровня. При этом на рынок поступил бы еще больший объем нефти. В июле 1986 г. сырая нефть Персидского залива шла по $7 за баррель и ниже. Положение было крайне тяжелым, и лидеры Саудовской Аравии и Кувейта стремились во что бы то ни стало положить конец «хорошей встряске». Их также беспокоили перспективы получения доходов. Более того, неустойчивость и неопределенность конъюнктуры тоже вызывали нервозность, обещая повышение политического риска во всем мире. Практически все главные представители ОПЕК пришли к выводу, что стратегия возвращения доли рынка потерпела неудачу, во всяком случае в краткосрочном плане. Но как отказаться от нее и не попасть снова в тот же переплет, который первоначально ее и вызвал? Единственным путем было введение новых квот. Но кому сколько? Некоторые экспортеры настаивали, чтобы Саудовская Аравия снова взяла на себя функции балансира, на что Ямани ответил: «Ни за что. Мы либо балансируем все вместе, либо не балансируем вообще. В этом я упрям, как миссис Тэтчер».
К июлю эксперты ОПЕК разработали подробное обоснование новых цен: уровень в $17–18 за баррель улучшит экономические перспективы в мире, стимулируя потребление нефти, и, «возможно, послужит эффективным механизмом в замедлении или остановке темпов создания энергозаменителей», а также «определенно воспрепятствует дальнейшему проведению дорогостоящих программ разведочных работ». При снижении же цен ниже этого уровня экспортеры окажутся на грани серьезного риска – «принятия главными странами-потребителями сильных протекционистских мер», в том числе «введения пошлин на импорт нефти в Соединенные Штаты и Японию». Эксперты ОПЕК гораздо лучше американцев помнили результаты ограничений на импорт, которые ввел Эйзенхауэр.
Все же нерешенным оставался вопрос квот, что требовало возобновления сотрудничества несговорчивых стран ОПЕК. Тем не менее, когда в конце июля – начале августа 1986 г. ОПЕК собралась на свое очередное совещание в Женеве, надежды на то, что удастся достигнуть какого-то соглашения, было мало. Наиболее резко выступал против введения квот Иран. Неожиданно в апартаментах Ямани появился для частного обсуждения этого вопроса иранский министр нефти Голам Реза Ага-заде. Он говорил через переводчика. Ямани был настолько поражен его словами, что попросил переводчика перевести их снова. Перевод был точен: Иран, сказал министр, проявляет желание добровольно принять временные квоты, на которых настаивают Ямани и другие представители. Иран по сути отказывался от своей прежней позиции. Его нефтяная политика была более прагматичной, чем внешняя.
Стратегия завоевания доли рынка закончилась. Но, объявляя
