восстановление квот, ОПЕК настаивала, что это бремя не должно лечь только на ее плечи – его должны разделить и не входящие в ОПЕК страны. И впоследствии были выработаны соглашения, в которых эти страны указывали, что они выполнят свою часть обязательств. Мексика сократит свою нефтедобычу. Не допускать роста нефтедобычи (но не сокращать ее) обещала Норвегия. По крайней мере это было уже что-то. Советский Союз по большей части воздерживался от переговоров. В мае 1986 г. один из его видных деятелей в сфере энергетики высмеял саму идею, что Советский Союз когда-либо будет официально сотрудничать с ОПЕК. Советский Союз, сказал он, – не страна третьего мира, «мы не производим бананы». Что отчасти было верно: в Москве не было бананов. Но советские должностные лица видели свой баланс торговых счетов, и потеря доходов в твердой валюте при продаже газа и нефти, если так будет продолжаться, оказалась бы губительной для осуществления планов реформирования и оживления стагнирующей советской экономики, которые только что начали формироваться при Горбачеве. Так что Советский Союз обещал принять участие в усилиях ОПЕК, сократив свою нефтедобычу на 100 000 баррелей в день. Обещание было несколько туманным, и определить размеры советского экспорта было достаточно трудной задачей, поэтому страны ОПЕК не были уверены в том, что русские выполнят свое обещание. Но в данной ситуации важна была и символическая готовность к сотрудничеству. Следующим шагом ОПЕК по ослаблению «хорошей встряски» была формализация квот и изменение цен. Но на пути был еще промежуточный период [585].
«Подбираем мелодию на слух»
В сентябре 1986 г. Гарвардский университет отмечал 350-ю годовщину своего образования. Подготовка к этому знаменательному событию велась уже несколько лет. Оно должно было продемонстрировать место Гарварда в жизни Америки и его вклад во всемирное распространение знаний. Для празднования юбилея не останавливались ни перед чем, начиная с погони за отмеченными Нобелевской премией именами и заканчивая выпусками специальных сувенирных шоколадок. Венчать церемонию должны были выступления двух человек – их Гарвард выбрал из 5 млрд жителей планеты. Одним был принц Чарлз, наследник британской короны. В конечном счете именно из Англии эмигрировал Джон Гарвард в Массачусетс, где в 1636 г. завещал свою коллекцию из 300 книг небольшому колледжу, которому впоследствии было присвоено его имя. Другим оратором был министр нефти Саудовской Аравии Ахмед Заки Ямани – он учился в течение года в Гарвардской школе права, а теперь делал щедрые пожертвования в пользу исламской диаспоры университета. Делегация от Гарварда даже вылетала в Женеву, чтобы вручить ему приглашение, которое он принял.
Жизнерадостный принц Чарлз произнес веселую и забавную речь, восхитившую всех присутствовавших. Ямани, однако, предпочел выступить с очень обстоятельным и серьезным докладом, изобилующим цифрами, точными до сотых долей. Текст его выступления был роздан заранее, когда приглашенные рассаживались в переполненном зале ARCO Школы государственного управления Джона Кеннеди. Таким образом, они могли следить за его словами по тексту. Это была речь, соответствующая такому торжественному событию, говорившая о перспективах, открывающихся после бурных, потрясших мир событий 1986 г., изменивших все экономические показатели. Одновременно она была и объяснением, и оправданием. Произнося речь мягким журчащим шепотом и лишь изредка позволяя себе слегка улыбнуться или сделать небольшое отклонение от текста, Ямани вспоминал свои битвы за цены с нефтяными компаниями в начале 1970-х, а в конце 1970-х и начале 1980-х гг. – со своими братьями в ОПЕК. Он говорил о том, как необходимы стабильность и признание за нефтью статуса «особого товара», а также обещал возврат к такому уровню стабильности, когда цена составит $15 за баррель при постепенном повышении и цены, и объема нефтедобычи ОПЕК. Это было видение очень упорядоченного мира. Интересно, верил ли он на самом деле в такую возможность?
В конце выступления Ямани согласился ответить на вопросы. Последним с места поднялся высокий задумчивый профессор, отметивший, настолько трудным и вызывающим споры вопросом является определение энергетической политики в Соединенных Штатах: конгресс сражается с президентом, сенат – с палатой представителей, различные ведомства – друг с другом и т. д. Легче ли этот вопрос решается в Саудовской Аравии? Не расскажет ли господин министр о процессе определения нефтяной политики у него в стране? Четко и без малейшего колебания Ямани произнес: «Мы подбираем мелодию на слух».
В аудитории раздался дружный хохот. Это был очень остроумный, краткий и вместе с тем исчерпывающий ответ – он говорил об импровизации в принятии решений, о действиях в зависимости от обстоятельств, что, кстати, было характерно не только для саудовского правительства. Все же он был несколько странным для человека, провозгласившего себя сторонником мышления долгосрочными категориями, человека, который четверть века находился в центре принятия решений в мире нефти. В то время никто из присутствовавших не предполагал, что эти слова станут одним из последних официальных высказываний Ямани.
Примерно через месяц, в октябре, Ямани участвовал в совещании в Женеве, где обсуждались следующие шаги в перестройке ОПЕК. Его позиция соответствовала полученным им инструкциям: Саудовская Аравия намерена не только защитить свою квоту и обеспечить объем нефтедобычи, но и добиться установления более высокой цены – $18 согласно консенсусу. Однако это расходилось с ценой в $15, которую Ямани назвал в Гарварде. Теперь же Ямани пошел настолько далеко, что полуофициально заявил, что добиваться одновременно повышения и объема, и цены – противоречит одно другому. И это означало открытое выступление против политики, провозглашенной королем. Тем не менее Ямани делал все от него зависящее, и в результате была пересмотрена система квот. Через неделю после совещания, когда он вернулся в Эр-Рияд и вечером ужинал с друзьями, ему позвонили и посоветовали посмотреть по телевизору выпуск новостей. В конце передачи скупо и без каких-либо объяснений сообщалось, что Ахмед Заки Ямани от должности министра нефти «освобожден». Так он узнал, что его уволили. Ямани занимал этот пост 24 года – плодотворный и длительный период для любой должности. Все-таки это был внезапный, странный и обескураживающий конец карьеры, длившейся четверть века.
Причины и обстоятельства его увольнения стали предметом самого пристального обсуждения в Саудовской Аравии и во всем мире. Как и следовало ожидать, выдвигалось множество версий, многие из них были крайне противоречивы: он поставил в щекотливое положение королевскую семью, не только не выполнив данные ему инструкции, но и выступив с критикой самой их сути; он нажил себе сильных врагов, выступая против бартерных сделок; его увольнение отразило отход от тех направлений политики, с которыми он был официально связан. Говорили также, что в Эр-Рияде вызывало резкое недовольство то, что некоторые считали в нем высокомерием, покровительственной манерой держаться, раздражали даже его высокие профессиональные качества, известность и уважение за пределами Саудовской Аравии. Ямани оставался
