И вот в апреле 1948 года начальник одного из «прыгающих отрядов» гидролог Яков Яковлевич Гаккель во время очередного промера установил, что глубина под льдиной всего около тысячи трёхсот метров. А в соседних совсем близких районах она была более трёх километров.
Ухватившись за один этот результат и сопоставив его со всеми уже известными к тому моменту сведениями, содержавшими хоть какой-то намёк на подводную преграду, Гаккель обозначил на карте предполагаемые контуры поднятия. Как всегда, когда появляется рабочая гипотеза, дело двинулось быстрее. Однако вовсе не так быстро, как хотелось бы. Потребовалось ещё примерно два десятилетия, чтобы усилиями «прыгающих отрядов», полярников дрейфующих станций «Северный полюс», судовых гидрологов и множества специалистов из различных институтов составилось точное представление о рельефе дна Северного Ледовитого океана.
Наконец, стало ясно, что его ложе вовсе не походит на обычную глубокую тарелку. Дно в нескольких местах пересекают крутые горные кряжи. От Новосибирских островов до Канадского архипелага поднялась, рассекая пополам весь арктический бассейн, возвышенность, названная хребтом Ломоносова. Ширина его местами превышает триста километров, а высота (если брать за нулевую отметку глубокую котловину, расположенную у одного из склонов) — три с половиной километра.
Параллельно ему протянулось от острова Врангеля к восточным островам Канадского архипелага другое поднятие — хребет Менделеева. Третье поднятие дна, пересекающее котловину Нансена, получило имя первооткрывателя всей системы подводных гор — хребет Гаккеля…
К тому времени, когда на карту были нанесены основные возвышенности дна арктического бассейна, у специалистов уже не вызывало сомнения, что дно и других районов Мирового океана вовсе не похоже на гладкое плато.
Для развития представлений в этой области решающую роль сыграло изобретение эхолота, прибора, с помощью которого судно во время рейса может постоянно фиксировать рельеф дна любого участка океана. Принцип его действия прост: закреплённый в днище аппарат посылает акустический сигнал, который, пробежав всю толщу воды, доходит до дна, отражается и возвращается назад. Время, затраченное на путь туда и обратно, вполне надёжно позволяет судить о длине этого пути, то есть о глубине океана. Добытые сведения самописец, работающий на мостике судна, вычерчивает на ленте, и каждый донный выступ или прогиб перед вами, словно на ладони. А промеры с бесконечно долгим, утомительным кручением лебёдки оказываются просто не нужны.
Эхолоты появились в середине тридцатых годов. И первые же плавания специальных научно-исследовательских судов разных стран, вооружённых этими приборами, принесли множество новых сведений. Естественное сферу внимания специалистов попал Атлантический вал. «Зондаж» эхолотами небольшого его фрагмента показал, что сооружение это не очень-то похоже на вал, оно расчленено на отдельные гряды и долины, имеет скалистые склоны. Более детально в то время Атлантический вал обследован не был. Неизвестными остались истинная его протяжённость, высота и ширина в различных частях Атлантики.
Тогда же, в предвоенные годы, было открыто поднятие дна в северной части Индийского океана.
Однако сенсаций эти открытия не вызвали. Как мы помним, то было время, когда большинство учёных потеряли веру в мобилизм. А потому новые факты никто не попытался связать с вегенеровской концепцией. Да, впрочем, и сами по себе они были пока ещё достаточно неопределённы, оттого их без особого труда опять же осваивали и сторонники «мостов суши», и сторонники фиксизма (океанизации), которые, так же как и «мостовики», видели в этих поднятиях «останцы» материков, погрузившихся в пучины морские, а потом залитых сверху слоем расплавленных базальтовых магм — молодой океанической корой. Мало того, существование поднятий на дне океана как будто наносило ещё дополнительный удар по идее дрейфа. Обнаруживалось, что одно из важных утверждений Вегенера (о ровности океанского дна) явно не соответствует действительности. Впрочем, на это обращали внимание немногие. Большинство учёных считало, что с идеей дрейфа покончено. И нет нужды поминать её даже для того, чтобы лишний раз «бросить камень» в детище Вегенера.
Ситуация резко изменилась к середине пятидесятых годов, когда началось массированное изучение океанских глубин, в котором приняли участие представители многих стран мира. Специальные научно-исследовательские суда, занимавшиеся этой работой, были оборудованы эхолотами усовершенствованных конструкций, особыми приборами, для получения образцов донных пород, подводными фотокамерами.
В течение нескольких лет бороздило воды Атлантического океана американское судно «Вима», принадлежавшее Ламонтской геологической обсерватории Колумбийского университета. Словно челнок, сновала «Вима» от одного берега океана к другому, исследуя дно Атлантики.
Постепенно на картах начинает вырисовываться гигантская горная система шириной в тысячу километров, протянувшаяся параллельно берегам через весь океан с севера на юг. Она получает имя — Срединно-Атлантический хребет. Это весьма своеобразное сооружение, мало похожее на горы суши. Его склоны рассечены на множество гряд, расположенных параллельно друг другу. В иных местах гряды разделяются долинами или плато шириной в несколько десятков километров. Некоторые вершины поднимаются над соседними участками дна более чем на три километра, а самые высокие из них выходят на поверхность. Именно на склоны Срединно-Атлантического хребта «насажен» Азорский архипелаг и множество более мелких островов. А остров Исландия — это одна из вершин хребта, выступившая над поверхностью океана.
В 1957 году во время плавания к берегам Антарктиды советский дизель-электроход «Обь» обнаружил мощное поднятие дна на стыке Атлантики с Индийским океаном, в нескольких сотнях миль от южной оконечности Африки.
И вот — новое сообщение. Известная нам «Вима» нашла фрагмепт горной гряды в юго-западной части Индийского океана.
В 1960 году наш уже тогда знаменитый «Витязь» отправляется также в Индийский океан и начинает «прочёсывать» его воды в районе обнаруженной ранее подводной возвышенности. В результате на карту наносится значительная часть хребта, получившего позднее название Аравийско-Индийского. И по рельефу, и по составу поднятых образцов он оказывается весьма похожим на Срединно-Атлантический. Обнаружен ещё один подводный кряж, располагающийся примерно в тысяче километров южнее острова Шри-Ланка.
Проходит всего несколько лет, и представление о рельефе дна Мирового океана в корне меняется. Открыта глобальная система срединно-океанических хребтов. Словно растопыренные пальцы руки тянутся они от близких к Антарктиде районов океана на север по дну всех величайших водных бассейнов планеты. Общая их протяжённость — шестьдесят тысяч километров, то есть полтора земных экватора. Размеры участков дна, занятых ими, больше, чем площадь всех материков.
Уже первые исследования показывали, что в природе всех этих возвышений много общего, но в то же время они резко отличны от горных систем суши. Одна из общих черт срединно-океанических хребтов — рифты, узкие и очень глубокие долины, прорезающие самые возвышенные их части. Они столь глубоки, края их столь обрывисты, что вовсе не выглядит преувеличением высказывание одного из современных геофизиков, назвавшего их «шрамами планеты».
Само открытие рифтов произошло не в море, а уже на берегу, когда Мэри Тарп, одна из сотрудниц той самой Ламонтской обсерватории, которой принадлежала «Вима», стала создавать на основе эхолотных записей карту рельефа дна Атлантики. И тут словно бы сама собой прорисовалась вдоль хребта узкая и глубокая долина. Руководитель Ламонтской обсерватории Морис Юинг сразу же предположил, что этот самый рифт (в переводе с английского «щель») должен быть местом неспокойным. Ему пришло в голову сопоставить его расположение с сведениями об эпицентрах землетрясений (или, точнее, моретрясений) в Атлантике, зафиксированных сейсмическими станциями. И получилось поразительное совпадение. Многие эпицентры располагались в узкой полосе рифта.
Тут надо признаться, что опять же ради попытки составить более или менее складный рассказ, ради того, чтобы дать возможность читателю следить за развитием основного сюжета, автор вынужден то и дело отступать от хронологии. История с работой учёных из Ламонтской обсерватории — один из таких моментов. Дело в том, что открытие первого рифта — Атлантического — произошло в середине пятидесятых годов, когда о глобальной системе срединно-океанических хребтов ещё не было известно. Более того, идея Юинга — связать эпицентры землетрясений с этой узкой зоной — сыграла очень важную роль в изучении всей системы. Морис Юинг предположил, что им уловлена общая закономерность, которая должна проявляться в других океанах. Потому последующие экспедиции, отправляясь исследовать поднятия на океанском дне, район поиска выбирали, опираясь на эту закономерность. То есть на карту сперва наносились эпицентры зафиксированных в океане землетрясений. По ним чертился гипотетический рифт, а по обе стороны от него предполагалось наличие срединно-океанического хребта. И, надо сказать, метод ни разу не подвёл — даже в Тихом океане, где этот хребет проходит на самом деле не по середине акватории, но смещён на солидное расстояние к востоку от оси океана север — юг, а в одном из районов упирается в побережье Америки.
