Это для него гораздо важнее, чем список двадцати атомных баз или чертежи нового истребителя, летающего со сверхзвуковой скоростью. Совершенно понятно: список атомных баз легко будет составить, просмотрев стенографический отчет прений в американском конгрессе, а чертежи истребителя в ближайшее время могут появиться в швейцарском авиационном журнале «Интеравиа».
Мне удалось наблюдать, что причуды, странности, привычки приобретают огромное значение. Иногда умелое использование подобных факторов влекло за собой таинственное исчезновение ученых и дипломатов, дезертирство военных высокого ранга, а то и политический дворцовый переворот…
В тайных картотеках прежнего времени резидент отмечал лишь «явные» пороки интересующих его персонажей — страстишки и обременяющие их долги. В современную картотеку вносятся «ненаказуемые пороки», которые правильнее было бы называть невиннейшими склонностями. По определению Валери Ларбо, таким «пороком» является, например, страсть к чтению.
И здесь осведомительная работа вступает в неисследованную и увлекательнейшую область.
Всякое необычное занятие, всякая оригинальная склонность рассматриваются с некоторых пор как подозрительные. Через любые препятствия может протянуться незримая нить, основанная на общности интересов. Начинается с коллекционирования, а кончается бегством ученого или политическим переворотом…
Область чудачеств, причуд, человеческих странностей — вот где в наши дни ведется работа осведомителей и резидентов.
Классическому шпиону доброго старого времени здесь делать нечего. Еще Эдгар По писал в «Украденном письме»:
«Префект называл странным все то, чего он не понимал. На протяжении всей жизни он был неизменно окружен легионом странностей».
Американцы недавно реорганизовали свои разведывательные бюро и управления по психологической войне.
Всем их работникам предписано читать научно-фантастическую литературу. Они старательно изучают заброшенные материалы американского Фортейского общества. Эта любопытная организация занималась исследованием лишь тех гипотез и предложений, которые были отвергнуты наукой.
Англичане заняты пополнением своих тайных картотек по психологической части, с акцентом на «хобби» [71].
Дело острова Пеенемюнде дало службам информации ценный урок; оно показало, что ничего нельзя отвергать без проверки, ибо невозможного не существует.
В силу этого дело Пеенемюнде не утратило интереса даже и в наши дни.
15. Послесловие. Возвращение Верна
Самое удивительное в чудесах это то, что они иногда случаются…
Джильберт Честертон.
Ни один из нас ни минуты не рассчитывал остаться в живых. Освобождение, пришедшее к нам 5 мая 1945 года, было для нас полнейшей неожиданностью.
Я никогда не забуду реакции одного своего лагерного товарища, русского. До войны у себя на родине он был крупным специалистом по антирелигиозной пропаганде. Увидев, как на холм Маутхаузен поднимается первый американский джип, товарищ проникновенно воскликнул: «Слава тебе, господи!..»
Нас развезли по домам очень быстро, хотя возвращение на родину из других лагерей обычно тянулось долго и томительно.
Английский генерал Суинтон Ли был адъютантом Эйзенхауэра, ведавшим вопросами, касающимися французского штатского населения. Он обратился к главнокомандующему и попросил за нас. Последовало распоряжение — и все узники Маутхаузена, которые еще держались на ногах, были репатриированы на «летающих крепостях» в один день, 19 мая 1945 года.
Все еще ощущая себя в фантастическом сне, я оказался на рассвете 19 мая 1945 года в Австрии, на аэродроме Хейнц.
«Летающая крепость», присланная за нами, прибыла непосредственно из Рангуна. Экипаж самолета ничуть не был этим взволнован.
— Война-то ведь мировая, не так ли? — сказал мне бортрадист.
Он тут же передал от моего имени срочное шифрованное послание штабу союзников в Реймсе, а затем принялся показывать мне радарное оборудование самолета. Я обнаружил там несколько новшеств, которых не думал увидеть по крайней мере до 2000-го года.
Пока мы ожидали прибытия американских самолетов в полевом лазарете, наскоро организованном в Маутхаузене, нам довелось ознакомиться с действием пенициллина. За те пять лет, что Франция была отрезана от мировой культуры, многие отрасли науки продвинулись вперед на сто лет.
Меня пронзила сумасшедшая мысль: а вдруг уже добыта атомная энергия?..
Радист посмотрел на меня с любопытством.
— Об этом поговаривают, — сказал он нехотя. — Дело оно секретное, но разговоры идут…
Я вспомнил эту фразу в день Хиросимы, спустя несколько месяцев. Тогда я ощущал одно: мое путешествие в Маутхаузен оказалось одновременно путешествием в недра Времени.
Летающая крепость оторвалась от земли и ушла в воздух. Это был мирный полет без всяких мер предосторожности.
Прошло всего одиннадцать дней со дня капитуляции Германии, но в Европе уже не существовало никакого сопротивления силам союзников. Через несколько часов я очутился в Париже, на бульваре Мадлен. Еще накануне вечером я был в Маутхаузене, где провел год. Если бы мне когда-нибудь сказали, что я буду шагать по парижскому асфальту в своей лагерной одежде, я счел бы это абсолютно бессмысленной фантазией.
Поэтому и окружавший меня Париж показался мне фантастическим, словно возникшим из сказки. К действительности меня вернула собравшаяся толпа; люди окружили изможденного человека в полосатой одежде и задавали ему вопросы…
Я кое-как удовлетворил естественное любопытство парижан и устремился в метро. Через несколько минут я был уже в том месте, которое нежно любил перед войной, да и после войны тоже, — в американском книжном магазине Брентанос на авеню де л'Опера, 37.
С меня ни за что не хотели брать денег, я с трудом убедил продавцов, что деньги у меня есть, и ушел, нагруженный толстыми пачками газет и журналов.
Усевшись на скамейку в саду Тюильри, я долго старался примирить действительность 1945 года с тем мрачным миром, который покинул год назад.
Муссолини повешен, Гитлер таинственно исчез [72].
Готовился гигантский десант на территорию Японии.
Обсуждались условия капитуляции германских войск, блокированных на острове Олерон и во французских городах на Атлантике.
Прочитав это сообщение, я подумал, что сошел с ума. Неужели война еще не кончилась? К счастью, стратегический обзор в английском «Таймсе» разъяснил мне природу укрепленных «карманов», в которых еще держались немецкие войска на атлантическом побережье.
Научные и технические статьи меня совершенно ошарашили.
Один бойкий автор утверждал, что из грибов может быть извлечена чудодейственная субстанция, излечивающая человечество от разнообразных болезней. В частности, автор предсказывал полное исчезновение болезней венерических.
В Маутхаузене я слышал о пенициллине, но, лишь прочитав множество статей, понял, что речь идет о видоизменении известного мне открытия, сделанного сэром Александром Флемингом.
Народилась новая химия веществ промежуточных между органическими и минеральными — химия силиконов.
Геликоптер или вертолет, в 1940 году признанный экспертами теоретически невозможным, ныне выпускался Соединенными Штатами в серийном порядке.
Электроника добилась фантастических успехов.
Очевидно было, что цензурные ограничения оставляют в тени вопросы, связанные с расщеплением ядра.
В общем, мне показалось, что я попал в какой-то нереальный мир, в научно-фантастический роман 2000-го года, ушедший бесконечно от той жизни, к которой я привык…
Чтобы пополнить свое образование, я приобрел несколько политических еженедельников и десяток французских газет.
Оказывается, женщинам во Франции было предоставлено право голосовать на выборах
Коммунисты вошли в правительство и стали у власти.
Лаваль и Петэн ожидали суда.
Временное законодательное Собрание начало заседать в Люксембургском дворце, но собиралось покинуть его: слишком велика была боязнь немецкой мины замедленного действия, которая могла быть заложена где-то под ним.
В самой Франции, в частности в Эльзасе, немцами в свое время были созданы лагери смерти, такие же чудовищные, как тот, из которого выбрался я.
Я вернулся к американским газетам. Увы, Рузвельт действительно умер, в этом немецкая пропаганда не солгала.
Была разработана технология серийного производства катодных трубок. Это значило, что телевидение в скором времени будет распространено не менее, чем телефон.
Я натыкался на множество непонятных терминов.
Что такое «Объединенные нации»? Я этого не знал.