Опасность для Мишеля представляли не только обыски эсэсовцев. После возвращения в лагерь нужно было еще незаметно избавиться от выкраденных деталей.
На первых порах это не составляло труда: Мишель сбрасывал детали в ров, отрытый у отхожих мест за бараками. Но по мере того как число выброшенных Мишелем деталей росло, глубина рва становилась недостаточной, чтобы укрыть детали, и, кроме того, от ударов деталей друг о друга раздавался глухой звон, который могли услышать находившиеся у отхожих мест узники, а доверять им Мишель не мог.
Мишелю пришлось уходить к другим баракам, чтобы избавиться от своего опасного груза. Саботаж укреплял в Мишеле волю к сопротивлению, помогал сохранять чувство собственного достоинства и желание жить.
Первоначально лагерь в Нойенгамме показался Мишелю обычным местом заключения. (Следует помнить, что в этот период никто, кроме немцев, и не подозревал о том, что переживали многие миллионы узников, а о таких лагерях, как Бельзен-Берген и Равенсбрук, впоследствии ставших известными всему миру, за пределами Германии никто ничего не знал.) Но по мере того как уничтожение людей приобретало все большие масштабы, Мишель понял истинное назначение лагеря. Он был местом, из которого никто не возвращался живым.
Этот и другие подобные лагеря, впоследствии получившие название лагерей смерти, служили достижению двоякой цели: уничтожению врагов нацистской Германии самыми бесчеловечными средствами и сокрытию следов преступления путем поголовного уничтожения всех заключенных.
Жестокость обращения с узниками лагерей смерти, изнуряющий рабский труд, зверские расправы и издевательства над ними тщательно сохранялись эсэсовцами в тайне. Если бы Германия победила в войне, то, наверное, никто и не узнал бы об этих преступлениях.
Лагерь в Нойенгамме был одним из самых ужасных концентрационных лагерей. За период с 3 ноября 1942 года по 29 апреля 1945 года из восьмидесяти тысяч заключенных погибло или было уничтожено пятьдесят тысяч человек. Лагерь в Нойенгамме пользовался такой страшной репутацией, что даже узники Заксенхаузена и Дахау приходили в ужас при упоминании о Нойенгамме. Комендантом в лагере был некто Турман, после окончания войны приговоренный военным трибуналом к смертной казни через повешение.
Жизнь в лагере была невыносимой: изнурительный труд, иногда под палящими лучами солнца, долгие часы построений на площади, скудная пища, недостаток сна, жестокие побои и издевательства со стороны эсэсовцев.
Мрачные бараки, голая, без единой травинки, земля, ограда из колючей проволоки, полная изоляция от внешнего мира действовали на людей угнетающе.
В середине июня, вскоре после прибытия Мишеля в лагерь, до узников дошла весть об успешной высадке союзников в Нормандии. Это вызвало большое оживление среди заключенных, особенно среди французов. Полнейшая безнадежность сменилась надеждами на спасение. В течение нескольких дней в лагере царила атмосфера радостного возбуждения, будто освободители могли в любой момент появиться в лагере и открыть людям путь к свободе.
Но недели проходили одна за другой, а признаков окончания войны не было. Пессимистические настроения снова овладели узниками. Они считали, что, если немцы все еще находятся во Франции, пройдут месяцы и, может быть, даже годы, прежде чем Германия будет разгромлена. Возможность освобождения, казавшегося таким близким, снова исчезла.
Разочарование некоторых оказалось настолько сильным, что они утратили всякий интерес к жизни. Потеряв волю к борьбе, эти люди с каждым днем становились все слабее и слабее и в конце концов погибали. Летом и осенью 1944 года в лагере умерло несколько тысяч человек.
В немецких газетах, которые Мишелю удавалось прочитать во время работы на заводе, высадке союзников уделялось немного внимания. Значительно больше места занимали репортажи об успешном обстреле Лондона самолетами-снарядами. Эти известия сильно расстроили Мишеля. Он все время думал об Андре Кома и других товарищах, которые рисковали жизнью, чтобы выявить расположение пусковых площадок снарядов «Фау-1». Неужели все их усилия оказались напрасными? Мишель не знал тогда, что благодаря работе его группы англичанам удалось обезвредить значительную часть пусковых площадок и тем самым сорвать гитлеровские планы бомбардировок Лондона и других городов Англии.
Зима принесла заключенным новые неприятности. У них появился еще один враг — холод. Бараки, конечно, не отапливались, а одежда оставалась той же, что и летом.
В лагере все чаще звучали сигналы воздушной тревоги. Почти каждую ночь узников сгоняли в подвалы под бараками. У входов стояли эсэсовцы с гранатами в руках, готовые применить оружие при малейших признаках волнения. Это считалось своеобразной предосторожностью на случай попытки союзников освободить заключенных лагеря, высадив парашютный десант.
В начале 1945 года в лагерь прибыла новая партия заключенных, в большинстве своем датчане, а вскоре еще одна партия — заключенные из немецких тюрем в Норвегии. Прибытие новых узников было обычным делом, и на этот раз никто из старожилов лагеря не обратил на них никакого внимания. Но была еще одна партия новичков, прибытие которых надолго запомнилось Мишелю и многим из его товарищей. В этой партии были только немцы и австрийцы.
Вопреки установившемуся порядку заключенных этой группы не включили в состав рабочих команд, и они все время находились в лагере, участвуя, правда, отдельной колонной в ежедневных построениях на центральной площади лагеря. На рукавах курток этих людей красовалась повязка с надписью:
«Выход за территорию запрещен».
Вначале смысл этой повязки не был ясен остальным узникам. Однако вскоре они заметили, что численность этой группы резко сократилась. Тогда-то стало известно, что этих людей уничтожили.
Второй случай массового уничтожения людей имел место в феврале, когда в лагерном лазарете собрали детей в возрасте от девяти до четырнадцати лет. Ни один из них не вернулся оттуда. Позднее выяснилось, что дети использовались для проведения каких-то медико-биологических экспериментов, по окончании которых они были умерщвлены. Три врача-узника, отказавшихся участвовать в экспериментах, также были убиты.
Откровенно говоря, те, кто попадал в лазарет, редко выходили оттуда живыми. Больных не лечили, и они умирали в лазарете даже быстрее, чем в бараках.
В лазарет никого не пускали. Однако Мишелю удалось побывать там несколько раз под предлогом посещения знакомого. Именно в лазарете он познакомился с Луисом Мартином Шофье — известным французским журналистом. До войны Мишель часто читал его статьи.
Здесь же, в лазарете, Мишель встретил еще одного соотечественника — генерала Барди де Форту. За активное участие в движении Сопротивления генерал был приговорен к пожизненному заключению и уже год находился в лагере. Он мужественно переносил все лишения и издевательства, но был тяжело болен, и болезнь приковала его к постели.
Однажды в помещение, где находился больной генерал, вошел санитар — немец, отбывавший в лагере наказание за какое-то уголовное преступление. Придравшись к тому, что у больного неаккуратно заправлена койка, он набросился на него и стал избивать. Когда же садист удовлетворил свою звериную злобу, генерал был мертв.
Как-то, когда Мишель работал в ночную смену, он опоздал на построение команды. Зная, что его отсутствие все равно будет обнаружено, Мишель решил сам доложить дежурному по лагерю об опоздании. За этот проступок Мишеля подвергли суровому наказанию: двадцати пяти палочным ударам. Мишель вначале держался стойко, но после двадцатого удара упал. Это привело эсэсовского охранника в бешенство, и он нанес упавшему несколько ударов ногой в пах. Мишель знал, насколько опасно проявление слабости, поэтому он собрал остаток сил и встал, опираясь о стену барака. Это несколько охладило ярость палачей. Они спокойно закончили наказание и разрешили Мишелю идти на фабрику, догонять давно ушедших товарищей из команды «металлургов».
Подобные случаи происходили ежедневно. Узников наказывали абсолютно за все: за плохое состояние их одежды, за недостаточно четкое изображение номера на куртке, за неаккуратно убранную постель, за нарушение строя во время поверки. Однако чаще всего узников наказывали за невыполнение норм выработки.
Тех, кто не имел нужной специальности, заставляли таскать кирпич, возить тачки с песком и выполнять другую черную работу. Неспособных к выполнению и этой работы посылали в подвал плести веревки и канаты из утиля. Каждый должен был сплести в течение дня веревку определенной длины. В противном случае человека жестоко избивали.
Самую грязную работу, как правило, поручали священнослужителям или представителям гуманитарных профессий. Эти люди служили объектом издевательств со стороны эсэсовцев. Чем выше был уровень знаний и культуры человека, тем большее удовольствие получали эсэсовцы, низводя его до уровня животного.
