— Как же проходила ваша армейская служба?
— В 1957 году я стал командиром взвода, затем — старшим офицером батареи 7-го мотострелкового полка 24-й Самаро-Ульяновской Бердичевской дважды Краснознаменной Железной дивизии — Прикарпатский военный округ, город Львов. Время было интересное: НАТО не так давно образовалось, а мы организовали Варшавский договор, и очень многие важные занятия и учения проводились на полигонах приграничного ПрикВО. Мой артиллерийский взвод был опытный. После Корейской войны у американцев появились «базуки», ну и в Советской армии решили их тоже завести. Во взводе было два 82-мм безоткатных орудия на шасси ГАЗ-69 и два 107-мм — на шасси артиллерийского тягача АТП. Вооружен был очень здорово! Так что какие бы совместные учения ни проводились с братьями по блоку, я обязательно участвовал, все им рассказывал и показывал.
Командир полка мне говорил: «У тебя перспективы — мы сейчас в полку артиллерийскую батарею разворачиваем, потом дивизион артиллерийский сделаем, а у нас специалистов не так уж много, поэтому у тебя впереди еще большое будущее».
— Почему же вы избрали другой путь? И вообще, как и почему армейские офицеры становятся военными контрразведчиками?
— Меня довольно быстро приметили наши нынешние коллеги. Предложили перейти к ним. Я оперу рассказал о своих перспективах. Он говорит: «Смотри, но наше мнение таково, что тебе эта служба подходит. Тем более что у тебя отец и военный, и к правоохранительным органам отношение имеет». Говорю, что в принципе я не возражаю… Хотя потом меня еще в течение целого года контролировали, смотрели, так сказать, снизу и сверху, а в 1962 году, летом, когда были крупные учения на упомянутом Яворовском полигоне, вызывают вдруг в особый отдел и говорят: «Собирай вещички и вперед — на восток». Город Новосибирск, 311-я школа КГБ при СМ СССР
— Как к этому отнеслось ваше командование?
— «Ну, Чикулаев, ты дурак! — сказал мне командир полка Александр Федорович Чистяков. — Я же тебе рассказывал, что у тебя впереди. А там ты что?» Я говорю: «Зато буду на десять рублей больше получать!» Ну, посмеялись, пошутили… И вот так я оказался в Новосибирской школе. Учеба прошла быстро, впечатления остались очень приличные.
— По окончании учебы вы должны были вернуться в ПрикВО?
— Да, но оказалось, что нас, порядка десяти молодых сотрудников, направляют в Группу советских войск в Германии. Там только что Берлинскую стену возвели, передали некоторые полномочия соответствующим немецким органам и войскам, а границу нужно было нам укрепить. Таким образом, в октябре 1963 года я оказался в поселке Олимпишесдорф Потсдамского округа — там, где в 1936 году собирали спортсменов на Олимпийские игры. Стал оперуполномоченным 283-го гвардейского артиллерийского полка — учили, что артиллерист.
— То есть вы оказались неподалеку от Берлина?
— От Западного Берлина. Мы находились в 5–7 километрах от английского сектора. Гамбургское шоссе, которое связывало ФРГ с Западным Берлином, проходило прямо через части нашей 19-й (впоследствии — 35-й) дивизии. Активность всех и вся была громаднейшая — и спецслужб, и особенно агентуры. Могу сказать, что в течение 1963–1968 годов особым отделом по дивизии совместно с немецкими товарищами было выявлено и арестовано 12 агентов иностранных разведок. В упомянутые годы отдел наш был самым лучшим в ГСВГ
— Какого плана была агентура?
— В основном, конечно, «визуальщики» — то есть те, которые наблюдали за погрузкой и разгрузкой нашей боевой техники на станциях. Как сейчас помню одну операцию, которую проводили мы на железнодорожной станции Дальгоф, когда получили данные о том, что там есть агентура. Провели ряд мероприятий, в том числе оперативно-технических, и обнаружили, что действительно недалеко от станции находится двухэтажный особнячок, где проживает семейная пара, ведущая наблюдение. Все зафиксировали и передали в Потсдамский округ нашим «немецким друзьям», которые их и задержали.
— Кроме «визуальщиков» были и агенты другого типа?
— Распространены были еще и так называемые мусорщики — они собирали на помойках всякие письма, тетради бойцов и командиров… Помню, одну бабку дважды задерживали на свалке у нашего военного городка. На третий раз попросили немецкого опера поговорить с бабушкой. Он подтвердил: «Да, когда она выезжает к родственникам, то везет эти бумаги и получает за это западные марки». Думаю, что большого вреда эти «мусорщики» нам не принесли, но в принципе тоже агентура.
— Позвольте возразить! Был случай в более поздние времена, когда на помойке у одного из гарнизонов «мусорщик» нашел конспект по устройству нашего новейшего танка. Противник был. готов выложить за эту информацию большие деньги — а оно само пришло!
— Безалаберность — наша всегдашняя беда. Кстати, скажу, что нами тогда были обнаружены и агенты-двойники! Контрразведка, как вы знаете, проводит мероприятия и по разведке спецслужб противника. Так вот, некоторая наша агентура — эти мужики в основном у нас на объектах работали слесарями, электриками — в то же время оказывалась и агентами БНД, которая, кстати, платила своим агентам в два раза меньше, чем мы. Два таких агента, я точно помню, были арестованы в мою бытность.
— Как же удалось их раскрыть?
— Насчет одного — смеяться будете! Возвратился он от родственников и, естественно, пишет отчет: «Источник сообщает.» Подпись: «Рихард». «Слушай, — мы спрашиваем. — Какой же ты «Рихард»? Ты же «Фокс»!» Начали беседовать, и он в конце концов признался: «Я сообщал американцам о ваших войсках в Олимпишесдорфе».
— Похоже, что наша безалаберность заразительна… Но ведь, Ефим Гордеевич, по тем временам офицеры — в том числе и вашего ведомства — служили в Группах войск по пять лет. Почему у вас получилось шесть?
— Действительно, по истечении пяти лет я уже собирался сменить место службы, но тут — звонок. В это время я был в Москве, заканчивал учебу в Краснознаменной школе КГБ, нынешней академии ФСБ. Говорят, что надо бы вернуться в родную дивизию. Говорю: «Подождите, еще ведь 5-й курс и госэкзамены…» Мне говорят: «Давай, поторопись!» Я пишу бумагу начальнику ВКШ: «Прошу разрешить сдать досрочно». Разрешил.
Как сдавал, рассказывать можно долго. Остановлюсь лишь на одном моменте, почему я получил синий диплом, а не красный, хотя все были пятерки. Так вот, предмет, по-моему, назывался основы марксизма-ленинизма, один из вопросов в билете касался взаимодействия со всякими «друзьями», и тема оказалась связана с предстоящими событиями в Чехословакии. Я начал вести разговор — преподаватель говорит: «Вы что-то не так…» Там чисто теоретически надо было говорить про интернациональную помощь и т. д. Я говорю: «Давайте расскажу, как это выполняется практически?» Он: «Это не надо! Вы расскажите, что такое то-то и то-то.» Говорю: «Да я не буду!» — «Ах, вы не будете?! Три балла!»
А через две недели после того, как я вернулся в Германию, нашу дивизию подняли по тревоге, и я в течение четырех месяцев исполнял «интернациональный долг» на улицах города Праги.
— Вы заранее знали, что наши войска будут введены в Чехословакию?
— Скорее понимали, что так будет. Нельзя было допустить, чтобы повторились кровавые венгерские события октября 1956 года — помните, когда наши войска из Будапешта ушли, там начались погромы? Когда же соединения нашей 20-й гвардейской армии были выведены под Дрезден, ближе к границе с ЧССР, стало окончательно ясно: пойдем в Чехословакию. Наша дивизия пересекла германо-чешскую границу в ночь на 21 августа.
— Где в это время находились лично вы?
— Я был в 83-м мотострелковом полку, который во взаимодействии с подразделениями 7-й воздушно-десантной (Каунасской) дивизии вошел в Прагу на рассвете 21 августа. На нашем направлении какого-либо организованного сопротивления частей чехословацкой армии не было, они были мирно нейтрализованы, и в каких-либо организационных мероприятиях личный состав полка участия не принимал…
— Какие задачи вы при этом выполняли?
— Осуществлял оперативное обеспечение этого самого 83-го полка. То есть приходилось проводить разъяснительную работу в подразделениях, содействовать командованию в вопросах поддержания бдительности и боевой готовности, ну и, конечно, не сбрасывались со счетов наши главные задачи: борьба с изменой Родине, шпионажем, диверсиями, контрабандой и возможным террором.
— Как отнеслись к вводу войск в Чехословакию наши военнослужащие?
— В основном позитивно. Все ведь уже и сами увидели, что делается в дружественной нам стране, поняли, к чему это может привести. Так что каких-либо серьезных негативных высказываний или иных проявлений и тем более действий со стороны личного состава не было.
