«Грачев смутился, взял долгую паузу, было слышно на том конце провода, как он напряженно дышит. Наконец он проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ. И я сказал ему что-то вроде: я не хочу вас подставлять под удар… Он ответил:
– Подождите, Борис Николаевич, я пришлю вам в Архангельское свою разведроту…
Я поблагодарил, и на том мы расстались. Жена вспоминает, что уже в то раннее утро я положил трубку и сказал ей:
– Грачев наш…
Грачев не отрекся от своих слов. И это было главное… Пока Грачев дышал в трубку, он решал судьбу не только свою, но и мою».
В новой России Грачев станет министром обороны и генералом армии.
Мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Собчак в тот день находился в Москве. Он поехал к Ельцину в Архангельское. В двухэтажном коттедже собрались все близкие президенту люди – министр печати России Михаил Никифорович Полторанин, государственный секретарь РСФСР Геннадий Эдуардович Бурбулис, председатель Российской телерадиовещательной компании Олег Максимович Попцов, государственный советник РСФСР по правовой политике Сергей Михайлович Шахрай, министр внешних экономических связей Виктор Николаевич Ярошенко.
Набросали текст обращения «К гражданам России», которое подписали президент Ельцин, глава правительства Силаев и исполняющий обязанности председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатов: «В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом… Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета… Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте… Призываем к всеобщей бессрочной забастовке».
Написав обращение, решили ехать в Москву. Это было небезопасно, и у кого-то возникла идея остаться в Архангельском. Превратить президентскую дачу в штаб по организации сопротивления. Но Архангельское могло оказаться западней. О капитуляции, о подчинении приказам ГКЧП не могло быть и речи. Никто не струсил, никто не предложил затаиться и подождать, как будут развиваться события.
Первой до Белого дома доехала машина Силаева. Уже оттуда позвонили: все в порядке. Тогда тронулся Ельцин, хотя охрана была обеспокоена: их запросто могут перехватить в безлюдном месте, прежде чем они доберутся до шоссе. Кто-то предложил: переодеться и, выдавая себя за рыбаков, доплыть до шоссе на лодке, а там уже пересесть на машины.
Ельцин эту идею отверг.
«В Москву решили двигаться общей колонной, – вспоминал Собчак, – с машиной ГАИ, закрепленной за Ельциным, впереди, с президентским флажком на капоте машины, в которой ехал Ельцин, и на самой большой скорости… Был шанс проскочить к Белому дому без остановок, ну а в противном случае, как говорится, на миру и смерть красна!»
Дочь Ельцина, Татьяна Дьяченко, говорила потом:
– У меня возникла ужасная, невозможная мысль, что, может быть, я вижу папу в последний раз.
Наина Иосифовна робко пыталась остановить мужа:
– Слушай, там танки, что толку от того, что вы едете? Танки вас не пропустят.
Ельцин убежденно ответил:
– Нет, меня они не остановят.
Семью Ельцина в микроавтобусе, окруженном машинами охраны, на всякий случай переправили на пустую квартиру в Кунцеве, принадлежавшую ветерану 9-го управления КГБ…
Ельцина посадили в «чайку» с президентским флагом – на заднее сиденье, Коржаков сел справа от него, другой охранник – слева. Ельцин отказался надеть бронежилет. Несколько машин ехали впереди «чайки», остальные следовали за ней. До выезда на шоссе предстояло преодолеть три опасных километра. На этом отрезке пути, предполагал Коржаков, заняли позиции офицеры спецподразделения КГБ «Альфа», которые должны были арестовать президента России.
Группа «Альфа» находилась в засаде. Но альфовцы только глазами проводили автомобиль Ельцина – и все.
Крючков подписал приказ о приведении в боевую готовность органов и войск КГБ. Распорядился отправить в Архангельское шестьдесят человек из отряда «Альфа» и начать операцию по задержанию депутатов и демократически настроенных политиков.
Герой Советского Союза генерал-майор Виктор Федорович Карпухин, командир «Альфы», рассказывал:
«19 августа в четыре часа утра я был вызван к председателю КГБ СССР. Конкретной задачи поставлено не было, хотя меня это очень удивило. Мне лишь приказали обеспечить охрану встречи высших военных руководителей страны с российским руководством, которая должна была состояться на даче Ельцина в Архангельском.
Мои люди сразу отправились на место, там провели рекогносцировку, установили наблюдение на всех дорогах, окружили дачу. В шесть часов в машине по радио я услышал о введении чрезвычайного положения в стране и подумал, что это сделано с ведома президента СССР Горбачева.
По радиотелефону я получил приказ арестовать Ельцина и доставить на одну из специально оборудованных точек в Завидово… Я не хотел выполнять этот приказ. Докладывал в центр о подготовке к выполнению задания, жаловался на сложность ситуации, объясняя это тем, что в данном поселке его брать нельзя, могут быть лишние свидетели и невинные жертвы».
Вильнюс и другие спецоперации не прошли бесследно. Даже чекисты, обученные беспрекословно исполнять приказ начальства, не во всем хотели участвовать.
Коллега Иваненко по Инспекторскому управлению генерал Владимир Кулаков начинал в Воронежском обкоме комсомола, после Высших курсов КГБ в Минске успешно продвигался по служебной лестнице.
– Августовский путч профессионалы в КГБ не поддержали. Да, Крючков участвовал. Но даже не все заместители председателя поддержали его, а только самые близкие люди, которых в органы госбезопасности в свое время направила партия. Было очень много руководителей, которые не просто поддержали Бориса Ельцина, а приняли меры к тому, чтобы не допустить кровопролития.
Почему Крючков и другие не настояли на аресте Ельцина? Геннадий Бурбулис:
– У Крючкова была какая-то странная уверенность, что он сможет договориться с Ельциным. Может быть, он исходил из конфликта Ельцина с Горбачевым, как бы преувеличивая значение личного отношения Ельцина к Горбачеву… И у них созрело убеждение, что никто не посмеет особенно возражать: кто-то испугается, а кто-то будет только рад, что наконец-то нашлись ответственные люди. И понадобится всего пара дней… Вот такое было убеждение. И «Альфа» не получила долгожданного приказа хотя бы изолировать нас.
Бориса Николаевича недооценили. Заговорщикам и в голову не приходило, что он станет сопротивляться. Они-то были уверены, что демократы – трусы, хлюпики и разбегутся, озабоченные только тем, как спасти свою шкуру.
Руководителям ГКЧП не хотелось начинать дело с арестов. Они и в себе не были уверены. Надеялись сохранить хорошие отношения с Западом, показать миру, что все делается по закону. Поэтому и провели знаменитую пресс-конференцию, на которой предстали перед страной и миром в самом дурацком свете. У главного оратора вице-президента Геннадия Ивановича Янаева тряслись руки.
Анатолий Собчак вылетел к себе и сразу направился на Дворцовую площадь в штаб Ленинградского военного округа. В кабинете командующего генерал-полковника Виктора Николаевича Самсонова заседали члены городского ГКЧП:
«Я напомнил собравшимся конституционные положения о порядке введения чрезвычайного положения… Это означает, что любой, кто выполняет требования незаконно созданного ГКЧП, сам нарушает закон и становится преступником».
Все разошлись, а Собчак остался беседовать с генералом Самсоновым:
«Я поинтересовался, есть ли у него письменный приказ возглавить в Петербурге ГКЧП и ввести чрезвычайное положение в городе. Когда выяснилось, что такого приказа нет, я напомнил ему о событиях 9 апреля 1989 года в Тбилиси (в то время генерал Самсонов служил в Тбилиси начальником штаба Закавказского военного округа), где была аналогичная ситуация с отсутствием письменного приказа. В итоге виновными оказались военные…
Генерал дал слово не вводить войска в город, если не произойдут какие-либо чрезвычайные события. Генерал сдержал слово. Хотя, как он потом мне рассказывал, из Москвы беспрестанно звонили и требовали ввода в город войск. За одну эту ночь генерал Самсонов стал седым, но на сторону путчистов не перешел».
Сергей Степашин:
– В те дни было два ощущения: первое – что могут шлепнуть, а второе – что не может такого быть – мы живем в другой стране. И это ощущали те, кто организовывал ГКЧП, в том числе чекисты.
Виктор Иваненко:
– Появляется в Белом доме Борис Николаевич, появляется Бурбулис. Жизнь начинает кипеть. Распределяются поручения. Я доложил те сведения, которые собрал.
