Ознакомительная версия.
На Тверской было полно техники. Танки, самоходные орудия, и прочие военные штуковины. Я никогда в жизни не видел военного парада в Москве, то есть главного военного парада страны. Один раз участвовал в военном параде, но только он проходил по центральной улице посёлка Заветы Ильича, недалеко от города Советская Гавань и порта Ванино. Наш экипаж очень плохо прошагал по той улице, чуть получше прошла морская пехота, кое-как прошли пограничники и совсем уж плохо прошаркали по ней солдаты стройбата. Смотрели на всё это человек триста местных жителей, которым ну уж совсем нечего было делать. А настоящего парада я никогда не видел, тем более в нём не участвовал.
Танки, которые шли по Тверской на Красную площадь репетировать, очень красивые. Я никогда не видел такой чистой и так аккуратно покрашенной военной техники. Мне довелось видеть военные корабли, и танки, и боевую технику в других местах, но танки на Тверской были очень красивые, в камуфляжной раскраске. Это понятно! На Тверской, на Красной площади такая раскраска как раз необходима.
Вся остальная техника тоже была очень чистая.
А вдоль Тверской в оцеплении стояли солдаты. Как я уже сказал, в Москве к вечеру сильно похолодало, и солдатики мёрзли, они все скукожились и перетаптывались с ноги на ногу. Такие маленькие, с длинными тонкими шейками, и форма не по размеру, и сапоги размера на два больше. И все с какими-то голодными затравленными глазами. И все эти чистенькие танки создавали ощущение чего-то ненастоящего, будто репетируют не парад, а фарс. Хотя люди на Тверской радовались, а многочисленные иностранцы фотографировали танки и прочую военную технику.
Ещё на Тверской, проходя вдоль движущейся техники, я встретил группу кришнаитов. Давненько их не было видно. Десять лет назад их можно было встретить чуть ли не ежедневно, потом они куда-то попрятались, а тут вдруг повстречались. И в сочетании с ревущими танками, запахом солярки бритые наголо молодые люди с барабанчиками и колокольчиками выглядели очень к месту. Они шли, напевали свои мантры, улыбались, солдатики из оцепления смотрели на них и понимали, что, конечно, нужно было отмазаться (улыбка).
Парад в этом году посмотреть не удастся: буду в Питере, готовиться к спектаклю. Ну и ладно, всё равно лучшие места для просмотра парада – это те, что уже расписаны.
Простите, что никаким образом не выходил на связь. Не было ни времени, ни возможности… Сейчас могу сказать только, что премьера состоялась и работа сделана. Пока нет возможности даже не то что сообщить кому-то, но и самому себе сказать об ощущениях от сыгранных двух премьерных спектаклей.
И дело даже не в том, что подготовка к премьере проходила в ужасно нервозной атмосфере, пришлось преодолевать какие-то совсем простые и даже нелепые проблемы…
Дело в том, что тот текст и те смыслы, с которыми я очень долго жил один на один, которые обрабатывал, переставлял с места на место, выстраивая композицию спектакля… то есть всё то, с чем я жил, над чем работал в течение нескольких лет в одиночку, вчера и позавчера ПРОЗВУЧАЛО ВСЛУХ. И это большое и сложное переживание. Очень много совершенно неожиданных реакций. Да и (хочу, чтобы вы поняли) просто сам момент предъявления другим людям того, с чем ты жил наедине, хоть для меня и не нов, но всегда удивителен.
Я вот, например, удивлён тому, что на спектакле много смеются. Я думал, что наконец-то сделал грустный спектакль (улыбка).
В Москву на премьеру прилетела моя дочь. Она видела все мои спектакли, конечно, но ещё ни разу не была на премьере. И это тоже очень большое событие.
Я неоднократно рассказывал про то, как появился когда-то спектакль «Как я съел собаку». Когда-то – это десять лет назад, почти одиннадцать. Я не собирался играть спектакль, а хотел собрать друзей и устроить вечер воспоминаний о моей службе. Придумал некую композицию из разрозненных воспоминаний и нескольких баек и хотел поделиться с друзьями – исключительно для того, чтобы расстаться с этими воспоминаниями и жить дальше. Я совершенно не предполагал, что из этого получится спектакль, который изменит всю мою жизнь. Я хотел рассказать откровенные страшные истории, потому что друзьям это можно рассказывать. Но на вечер почему-то пришли мои родители. Как они узнали и почему пришли – мне до сих пор неизвестно. Короче, я увидел, что среди моих друзей сидит мама.
Я увидел маму и понял, что не могу рассказывать страшных и откровенных историй про службу. Даже не по той причине, что со службы писал, что у меня всегда всё хорошо, просто при маме не могу рассказывать что-то такое, что может её огорчить. И начал свой рассказ, отбросив всё задуманное и подготовленное. И получилась та самая лирическая история, которая в итоге стала спектаклем, впоследствии названным «Как я съел собаку». И с тех самых пор мама является неким критерием отбора того, о чём говорить можно и о чём говорить не стоит. А также критерием того, как и какими словами следует говорить. Как бы пафосно это ни звучало, мама всегда присутствует в зале, где я исполняю свой спектакль.
А тут на премьере была моя дочь, и я ощутил, что добавился ещё один критерий.
Сегодня и завтра сыграю премьерные спектакли в Москве, и потом что-то смогу сказать. А публика была прекрасной. Какая тишина в нужные моменты! Какое внимание и как сильно ощущалось ожидание! Давно так не волновался, может быть, никогда. И сколько же даже не зрительской, а человеческой поддержки в том, как исполненное было принято. Спасибо за смех, за тишину, за слёзы в глазах, за цветы – за внимание.
Закончилась серия первых премьерных спектаклей в Москве, сегодня еду в Питер. Испытываю счастливую усталость. Вчера удалось уже играть, чувствуя кураж. А первые три спектакля были наполнены сильнейшим волнением и привыканием к новым текстам, смыслам и новому театральному пространству. Ещё я привыкал к реакциям на слова, которые до премьеры существовали только во мне и с которыми я был один на один.
Газетная критика, за редким исключением, вышла, как и предполагалось, гадкая. Я практически предугадал, о чём будут писать эти странные люди. Они почти в точности повторили своих литературных коллег. Рецензии на книжку «Асфальт» можно переадресовать и спектаклю «+1». Практически ни слова не сказано ни о спектакле, ни о сценографии, ни о способе существования лирического героя… Претензии ко мне в основном социального плана, и ещё критики отказали мне в искренности. Сказали, что я уже не искренен. Вот раньше был искренен, а теперь уже нет. Потому что раньше я, дескать, говорил про них, а теперь говорю про менеджеров. Хотя, признаться, я не помню, чтобы я хоть раз со сцены говорил что-нибудь про критиков (улыбка).
Я совершенно не огорчён этими глупостями. Единственное неприятно – они попытались в газетах пересказать содержание спектакля, что практически невозможно. Они смогли только выдернуть несколько кусочков и поехидничать. Да и на здоровье! Но дело в том, что если бы «+1» был фильмом, который вышел бы в кинотеатрах по всей стране или был бы книгой, которая появилась бы во многих книжных магазинах, я не стал бы комментировать газетные высказывания, так как вы сами могли бы либо согласиться с критиками, либо не согласиться. Но спектакль – совершенно другое дело. Его на сегодняшний день смогли посмотреть только две с половиной тысячи человек и только в Москве. У спектакля всегда длинная неспешная жизнь и часто долгая дорога к зрителю. Так что если у вас создалось впечатление провала спектакля «+1» после прочтения какой-нибудь желчной «рецензии», то, как было сказано в одном прекрасном произведении: «Не читайте советских газет». Правда, других нету.
Очень признателен за первые отклики на спектакль. И благодарен всем, кто пришёл, всем, кто купил билеты, и всем, кто ждёт спектакля в Питере, Екатеринбурге, Харькове и Киеве. Ну то есть вообще чего-то от меня ждёт.
Вчера на спектакль пришёл взбудораженный Константин Райкин и сказал мне перед началом, что прочёл рецензию в «Коммерсанте» и страшно возмутился, не поверил, что я мог сделать именно так, как там написано. В частности, там написано, что я на спектакле «размахиваю» российским флагом. И он просто хотел сам удостовериться, даже отменил встречу со студентами… Не буду говорить, что услышал от него после спектакля, скажу лишь, что он поблагодарил «Коммерсант» за то, что тот вынудил его прийти (улыбка).
У меня есть в спектакле фрагмент, где я говорю, что, где бы мы ни находились, с нами всегда лица людей с детских, школьных фотографий, фотографий студенческой поры, лица тех людей, кого нет на фотографиях, и лица людей, след которых давно утерян, и те, что всегда рядом. Тут же лица актёров из любимых фильмов… Бабушки, дедушки, родители, дети, друзья. Все эти лица всегда с нами, все вперемешку, ушедшие из жизни и живые, все всегда с нами, где мы бы ни были… Неужели вы их не видите?!
Ознакомительная версия.
