Ознакомительная версия.
Общая тенденция либерализации общественного и бытового уклада жизни в СССР, характерная для эпохи оттепели, отразилась не только на развитии высокой моды, но и на практиках повседневности. Во многом они были следствием реформ 1950–1960-х годов, связанных с общемировыми тенденциями модернизации, в частности с посильной стандартизацией и механизацией производственных процессов (пошив полуфабрикатов). Советская система не смогла обеспечить достаточный уровень производства предметов широкого потребления. Особенно ощутимо это проявилось в массовом производстве готовой одежды. Однако в данном случае власть создала некий советский симулякр – систему ателье. В 1960-е годы не только элитные слои населения, но и все желающие были приобщены к институту, во многом жалкого, но индивидуального пошива. Однако общая вестернизация советской повседневности способствовала появлению новых потребительских ориентиров – модных вещей, изготовленных в условиях фабричного производства. Это в свою очередь в советских условиях породило экстремальную практику выживания – обращение к услугам фарцовщиков. Существовала и некоторая гендерная специфика отношения людей эпохи 1960-х годов к системе индпошива и ширпотреба, но в целом для советских людей и в годы хрущевских реформ незыблемой оказалась такая практика выживания, как использование услуг частных мастеров. Все они – портнихи, сапожники, белошвейки и даже в некоторой мере фарцовщики – могут быть причислены к «клану Марьи-искусницы», позволявшему гражданам СССР в условиях дефицита приближаться к внешним канонам западного стиля.
ГЛАВА 9
«Капроновые сети»: синтетика в мужской и женской одежде
Модные тренды могут быть, конечно, средством, нивелирующим половые различия. Однако традиционно предметы одежды обозначают принадлежность к женскому или мужскому мирам, имеющим выраженные коды идентификации. Процесс гендерного обособления внешнего облика происходил и в годы всеобщей «химизации народного хозяйства», которая являлась одним из важнейших компонентов хрущевских реформ.
Самое понятие «химизация» не является изобретением 1950–1960-х годов. В Малой советской энциклопедии, вышедшей в свет на рубеже 1920–1930-х годов, этот термин истолковывался как один из способов «укрепления обороноспособности Союза» и создания индустриальной мощи страны (Малая советская энциклопедия 1932: 513–514). Действительно, в годы предвоенных пятилеток СССР совершил серьезный индустриальный прорыв, во многом благодаря использованию достижений химии. Но в советском обществе очевидным было технологическое отставание в отраслях народного хозяйства, связанных с обеспечением материального благосостояния людей (Вишневский 1998: 53–64).
Ситуация мало изменилась и после победы в Великой Отечественной войне. Втянутый в гонку вооружения Советский Союз вновь оставил в стороне развитие тех отраслей индустрии, которые могли бы обеспечить уже существовавшие, во всяком случае в США, нормальные условия быта населения. Следует отметить, что пятый пятилетний план, принятый на XIX съезде КПСС в октябре 1952 года, предусматривал значительный рост благосостояния трудящихся (КПСС в резолюциях и решениях 1971а: 360–365). Однако устаревшие технологии и недолжное внимание к бытовой стороне процесса химизации народного хозяйства не позволяли СССР влиться в новый этап научно-технической революции.
На Западе в это время активно внедрялись в повседневную жизнь синтетика и пластик. Французский философ Р. Барт, обобщив все варианты использования достижений химии в быту одним понятием «пластмасса», отмечал, что она является не веществом, а, скорее, идеей бесконечных трансформаций, которыми «человек меряет собственное могущество» (Барт 1996: 212). Мода на пластмассу в интерпретации ученого открыла новый этап в эволюции мифа об имитации и тем самым отменила иерархию веществ и вещей (там же: 213). Синтезированные материалы оказались способными заменить почти все в вещном мире. Это свойство «пластмассы» в широком смысле данного понятия имело особое значение для социалистического общества 1950–1960-х годов, ориентированного на достижение благосостояния народа относительно быстрым и легким способом.
Еще до XX съезда КПСС, ознаменовавшего официальное начало критики культа личности Сталина, во властном дискурсе явно стали прослеживаться тенденции усиления внимания к роли науки и техники в социальной сфере. В мае 1955 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об улучшении дела изучения и внедрения в народное хозяйство опыта и достижений передовой отечественной и зарубежной техники» (КПСС в резолюциях и решениях 1971б: 66–70).
В июле того же года состоялся пленум ЦК КПСС, посвященный задачам по дальнейшему подъему промышленности, техническому прогрессу и улучшению организации производства. Пленум подчеркнул необходимость удовлетворять «непрерывно растущие потребности советского народа, быстрее создавать изобилие предметов потребления» (там же: 73). Важное место в этом процессе уделялось химической промышленности, предприятия которой на основе использования достижений науки должны были создать сырьевую базу для производства «синтетического каучука, искусственного волокна, моющих средств и другой продукции» (там же: 76).
Химизация явно стала вторгаться в сферу повседневности. Еще более выраженный характер этот процесс обрел в постановлении майского пленума ЦК КПСС 1958 года «Об ускорении развития химической промышленности и особенно производства синтетических материалов и изделий из них для удовлетворения потребностей населения и нужд народного хозяйства» (там же: 323–329). В документе подчеркивалось, что «использование синтетических материалов… позволит значительно увеличить производство одежды, обуви, тканей, предметов домашнего и хозяйственного обихода» (там же: 326).
Завершающим актом превращения химизации народного хозяйства в способ изменения вещной стороны повседневности стал декабрьский пленум ЦК КПСС 1963 года, в решениях которого курсивом было выделено следующее положение: «Развитие химической индустрии открывает большие возможности для производства широкого ассортимента высококачественных товаров народного потребления» (КПСС в резолюциях и решениях 1972: 461).
Материальная сторона советской повседневности, действительно, начала меняться под воздействием тотальной химизации народного хозяйства. Уже в 1961 году в Москве на Ленинградском проспекте появился специализированный магазин «Синтетика», где можно было приобрести товары из искусственных материалов: блузки, джемпера, белье, игрушки, домашнюю утварь (Работница 1961д: 28). В Ленинграде такой же магазин открылся в 1964 году. Но под влиянием химизации менялась не только вещная атмосфера, возникали новые практики и стереотипы потребления и поведения, нередко имевшие выраженный гендерный характер. В первую очередь в советском культурно-бытовом пространстве 1950–1960-х годов, как и во всем мире, деформации подверглась глубинная связь материи, ткани с сугубо женской сущностью.
В большинстве традиционных культур ткани, процесс их создания и способы употребления насыщаются глубоким семантико-семиотическим смыслом. Материи приписываются определенные ритуальные функции: оберега или включения в новое пространство, соединения различных сфер существования, священного дара, маркера социального статуса, признака богатства. Эти функции, трансформировавшиеся в условиях модернизации, проявлялись и в советском обществе.
В 1920-е годы внешний вид ткани, и прежде всего ее рисунок и расцветка, мог выполнить функцию своеобразного социального оберега. В 1923 году в советской России появились первые образцы агитационного текстиля, украшенного в противовес русской дореволюционной традиции не цветочными, а геометрическими композициями. К концу 1920-х годов «советизация текстильного рисунка» достигла апогея. Художники стали работать над созданием тканей с социально-политической заостренностью с рисунками «Комсомол за работой», «Участие красноармейцев в уборке хлопка», «Коллективизация», «Военно-морской флот». Женщины вынуждены были шить себе одежду из тканей с изображением заводов, аэростатов, сеялок, электрических лампочек и т.д. не только из-за нехватки материи с иными рисунками, но из-за опасения прослыть мещанками.
В эпоху сталинизма, большая часть которой прошла в условиях жестко нормированной системы распределения, укрепилась роль ткани как некоего дара власти в отношении своего народа: отрезы материи население могло получать по карточкам и ордерам. В годы первых пятилеток на промышленных предприятиях было введено материальное стимулирование рабочих-рационализаторов. За каждое принятое рацпредложение они получали талон с номером. В назначенный день, как рассказывали ветераны одной из петербургских (тогда ленинградских) фабрик, эти талоны разыгрывались в лотерее. «Каждый выигрывал на свой талон какую-нибудь дефицитную в то время вещь: костюм, пальто, ботинки, отрез материала» (Девель 1976: 114).
Ознакомительная версия.
