Ознакомительная версия.
– для второй группы: Шепилово – станция Емиловка. В районе села и станции Емиловка предполагалось объединение всех групп[238].
Согласно воспоминаниям бывшего офицера связи 16-го мехкорпуса А.А. Каменцева состав сил прорыва был несколько иным. Были образованы три группы:
– 1-я в составе 141-й дивизии генерала Я.И. Тонконогова с задачей прорываться в направлении села Емиловка и Емиловского леса;
– 2-я в составе 44-й танковой дивизии полковника В.П. Крымова с задачей прорываться на село Троянку и далее на Шепилово;
– 3-я под командованием комдива А.Д. Соколова с задачей прорываться между Емиловкой и Троянкой[239]. За этим отрядом должна была выходить колонна управления 6-й армии вместе с командующим И.Н. Музыченко.
Первая и вторая группы образовывали фланги прорыва, третья – его центр. Начало атаки было запланировано на 1.00. Задачей дня был выход ударных групп на рубеж села Новоселки.
По словам полковника М.А. Меандрова, состав сил прорыва был таковым:
От 6-й армии: 16-й мехкорпус в составе 141-й дивизии, 3-й противотанковой бригады, остатков 15-й и 44-й танковых и 213-й моторизованной дивизий, одного мотоциклетного (вероятно, 19-го майора И.Г. Бабурина) полка и 80-й дивизии в подчинении командира 16-го мехкорпуса[240].
От 12-й армии для участия в прорыве выделялось единственное оставшееся боеспособным соединение – 8-й корпус генерал М.Г. Снегова в составе 72-й и 192-й горно-стрелковых дивизий. Количество штыков в 72-й дивизии, как наиболее боеспособной, достигала 2500[241], численность 192-й – достоверно неизвестна. Никаких сведений о поставленных перед ними задачах на настоящий момент не имеется. Возможно, они остались теми же, что и перед прорывом 5 августа.
Прикрытие с тыла возлагалось на 49-й корпус генерала С.Я. Огурцова. Анализ ситуации позволяет сделать предположение, что между командованием 6-й и 12-й армий произошло распределение функций: на генерала И.Н. Музыченко возлагалась координация действий прорывающихся войск с 18-й армией извне, а генерал П.Г. Понеделин обеспечивал прорыв изнутри.
Количественный состав отрядов и групп прорыва также определить достаточно сложно. А.А. Каменцев назвал численность всех войск комдива А.Д. Соколова соответствующей 6 тыс. человек. Полковник М.А. Меандров на допросе у немцев в августе 1941 г. заявил, что в прорыве участвовало не более 4 тыс. бойцов. Известно, что 141-я дивизия к моменту прорыва насчитывала порядка тысячи штыков. Логично предположить, что в группе полковника В.П. Крымова должно было быть примерно такое же количество красноармейцев.
Вполне возможно, что в воспоминаниях и немецких документах речь идет о численности разных групп прорыва. Косвенным подтверждением такого предположения являются формулировки отчета командования 1-й горно-егерской дивизии, датированного 7 августа 1941 г. Там сказано следующее: «В 22.00 противник, ведомый 4 танками (впоследствии исправлено карандашом на 10. – О.Н.), в которых среди прочих находился штаб 6-й армии, в количестве примерно 4000 человек, прорвался через Копенковатое-восточное на юг»[242]. Здесь мы видим совпадение данных о количестве со сведениями, исходившими от полковника М.А. Меандрова, одного из пассажиров колонны штаба 6-й армии. Следовательно, 4000 бойцов насчитывал только отряд полковника В.П. Крымова, еще 6000 находилось под командованием комдива А.Д. Соколова, всего – не менее 10 000 красноармейцев. Такова ориентировочная численность отрядов прорыва.
Первоначальным планом предусматривалось, что с запада действия групп прорыва должны были обеспечиваться 189-й дивизией комбрига А. С. Чичканова. Но командование 37-го корпуса решило усилить ударную группировку на своем участке и отдало приказ командиру 189-й дивизии в ночь на 6 августа осуществить прорыв от села Борщевая в направлении на Копенковатое или Перегоновку и в дальнейшем действовать в южном направлении на Первомайск.
К сожалению, эта часть плана стала заблаговременно известна противнику: около 16.00 5 августа в полосе обороны немецкой 97-й дивизии с группой в 30 человек линию фронта перешел начальник связи 189-й дивизии майор А.М. Опанасюк. На допросе в штабе XXXXIX корпуса он рассказал о планах советского командования, указал направление прорыва, примерное время атаки и численность своей дивизии[243].
Из первоначального варианта приказа также следовало, что атака пехоты на немецкую оборону на центральном участке 6-й армии должна была поддерживаться танковой группой полковника П.С. Фотченкова, бывшего командира 8-й танковой дивизии. Такое решение выглядело вполне оправданным, так как существенно усиливало ударную мощь отрядов прорыва. Однако реализовать замысел не удалось по причине, на которую указывал в своих воспоминаниях бывший офицер связи А.А. Каменцев: «На эти танки Соколов возлагал некоторые надежды. А танки Т-26 (8 штук) стояли возле церкви в селе Подвысоком без капли горючего»[244]. Видимо, именно этими восемью легкими танками должен был командовать полковник П.С. Фотченков, но, как оказалось, для него нашлось иное назначение.
Из имевшихся в распоряжении штаба 6-й армии боеспособных танков сформировали особую колонну, которая теперь должна была действовать вслед за группами прорыва. На них предполагалось вывезти из окружения часть штаба 6-й армии во главе с генералом И.Н. Музыченко. По этой причине сформированная колонна получила название «колонна особого назначения»). Все вошедшие в ее состав танки были полностью укомплектованы экипажами, боеприпасами и топливом. Для них специально выделили горючее из двух захваченных днем немецких автоцистерн. Видимо, в баки «колонны особого назначения» залили все имевшееся топливо без остатка, ничего не оставив машинам, выделенным для поддержки отрядов прорыва. Местом сбора колонны была назначена площадь перед сельсоветом в селе Подвысокое.
Возглавил ее бывший командир 8-й танковой дивизии полковник П.С. Фотченков, начальником штаба стал подполковник В.С. Породенко. Известно, что в качестве пассажиров в танках разместились: подполковник В. С. Породенко (головная машина), полковник П.С. Фотченков, генерал-лейтенант И.Н. Музыченко, комбриг Н.П. Иванов, члены Военного совета дивизионный комиссар Н.К. Иванов и бригадный комиссар Л.С. Грищук, начальник оперативного отдела полковник М.А. Меандров, а также майор М.А. Семенюк.
Какое количество танков вошло в состав колонны командования 6-й армии, определить довольно сложно. Так, А.А. Каменцев называл цифру от шести до восьми танков Т-26[245]. Бывший начальник штаба 10-й танковой дивизии подполковник В.С. Породенко, принимавший участие в прорыве в составе группы П.С. Фотченкова, считал, что в ее составе было 10 танков БТ и Т-34. Полковник М.А. Меандров, отвечая на вопросы немцев, указывал на наличие в группе прорыва пяти – семи танков[246]. По мнению подполковника В.С. Породенко, в состав колонны вошли 5–6 танков БТ-7 и 2 танка Т-34[247]. Генерал И.Н. Музыченко, также уже на допросе в плену, сказал, что в составе его группы было всего 4 танка, в чем немцы сразу же усомнились. Сами немцы, основываясь на собственных наблюдениях и показаниях пленных, полагали, что колонна особого назначения состояла из 10 танков.
Насколько можно судить по имеющимся неполным данным, действия колонны должны были стать следующими. До начала атаки танки с командованием армии во главе с генералом И.Н. Музыченко на борту двигались за спиной прорывающихся войск, так как их участие в бою не предусматривалось. После прорыва немецкой обороны силами пехоты и артиллерии колонна выходила вперед и далее следовала самостоятельно, в отрыве от остальных сил. После пересечения линии фронта штаб генерала И.Н. Музыченко должен был организовывать взаимодействие с частями 18-й армии по оказанию помощи прорывающимся.
Кто являлся автором такого решения, на настоящее время остается неясным. Подполковник В.С. Породенко в своих воспоминаниях предполагал, что предложение исходило от полковника П.С. Фотченкова[248], что представляется маловероятным. Обычный полковник не мог приказать группе старших по званию и по должности командирам и политработникам сесть в танки и уехать, оставив войска. Такие вопросы всегда решались на более высоком уровне, чем уровень командира дивизии.
Ясно одно, создание колонны для эвакуации части штаба и Военного совета 6-й армии полностью лишало генерала И.Н. Музыченко всякой возможности руководить своими войсками в ходе прорыва из окружения. Возможно, командармы договорились о разделении полномочий, и генералу И.Н. Музыченко надлежало обеспечить прием прорывающихся войск со стороны Южного фронта. Но не исключено, что самоизоляция штаба была продолжением прежнего конфликта между командующими 6-й и 12-й армий. Поскольку общее руководство действиями окруженных войск, в том числе и прорывом, было возложено на генерала П.Г. Понеделина, генерал И.Н. Музыченко, видимо, счел себя освобожденным от бремени управления и полностью уступил его командарму-12. Во время своего допроса в штабе 101-й легко-пехотной дивизии И.Н. Музыченко заявил, что он 6 августа «решился прорваться ранним утром со своим ближним штабом… в южном направлении»[249]. Поэтому есть все основания предполагать, что решение о формировании специальной колонны для эвакуации части штаба и Военного совета 6-й армии принял лично генерал И.Н. Музыченко. Неизвестно также, предупредили ли командующего 12-й армией генерала П.Г. Понеделина об этом плане.
Ознакомительная версия.
