оценка по сути своей ненадежна. Вот как Амбруаз размышляет о своем неудачном браке:
КОРР.: Скажите, пожалуйста, почему вы развелись?
АМБРУАЗ: Потому что я люблю красивых женщин.
КОРР.: Вы любите красивых женщин… Не уверена, что понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите сказать, что у вас было много романов?
АМБРУАЗ: Нет. Вовсе нет. Я имею в виду, что женился на своей жене, потому что она была великолепной, потрясающе красивой. Мне так нравилось встречаться с ней, наблюдать, какими глазами смотрят на меня окружающие, когда я находился рядом с этой роскошной женщиной. Но, к сожалению, еще не придумали средства, чтобы превратить красоту в хороший характер. Он оказался у нее дерьмовым. Поэтому, как бы мне ни нравились ее лицо и фигура, в конце концов мне пришлось иметь дело с человеком. Думаю, что сегодня я гораздо менее склонен к подобным ошибкам, я больше не думаю, что красота подразумевает хороший характер. И все же мне трудно устоять перед красивыми женщинами.
Поскольку мужской символический сексуальный капитал состоит в способности демонстрировать обладание сексуально привлекательной женщиной, первоначальный выбор мужчины быстро отвергает другие способы оценки (ее «характера», например), что делает его выбор, основанный на красоте, крайне ненадежным.
Более того, визуальная оценка является двойственной («привлекательность» в противовес «непривлекательности») и, таким образом, поощряет быструю оценку и уклонение от других. Вот как, например, рассуждает главный герой бестселлера The New York Times Love Affairs of Nathaniel P. («Любовные похождения Натаниэля П») вскоре после знакомства с женщиной, с которой у него будут серьезные отношения на протяжении большей части романа:
Если бы сексуальность Ханны была более заметной, он был почти уверен в том, что уделил бы ей гораздо больше внимания до того вечера, когда она оказалась единственной из присутствующих женщин, способных хоть немного ему понравиться 347.
Ханна, как показывает бестселлер, является в высшей степени умной, щедрой, тактичной, уравновешенной женщиной, но из-за того, что ей не хватает «бросающейся в глаза сексапильности» — общепринятых и спровоцированных средствами массовой информации признаков сексуальности — Натаниэль мог легко не обратить на нее внимания. Эта двойственность присуща визуальности и запрограммирована в технологии. Таким образом, можно сказать, что сексуальная ценность при визуальном капитализме также является весьма очевидным фактором 348, следуя двойственной логике «сексапильности»/«несексапильности», которая, в свою очередь, подразумевает многократные отказы со стороны окружающих и приобретение социального навыка отказывать другим, зачастую основанного на незначительных деталях самопрезентации. Иначе говоря, скопический капитализм создает механизмы быстрого отстранения и избавления от неугодных людей. Отстранение и устаревание также являются результатом того, что сексапильность косвенно отдает предпочтение потребительским объектам в процессе оценивания других. Вот, что думает по этому поводу Беренис, тридцатисемилетняя разведенная француженка, работающая дизайнером сцены в театре:
БЕРЕНИС: После развода я встречалась с несколькими мужчинами, но это оказалось на удивление трудным. Не столько из-за мужчин, сколько из-за меня самой.
КОРР.: В чем же трудности?
БЕРЕНИС: Детали могут совершенно выбить меня из колеи.
КОРР.: Какие, например?
БЕРЕНИС: Мы встречались уже в третий раз с одним парнем, он мне понравился во время первых двух свиданий, а потом взял и явился в этой глупой, убогой, стремной футболке, не в стильной working-class shirt, а в футболке, которую его дед, вероятно, купил в 1940-х годах в комиссионке. Я подумала про себя, что ему либо не хватает элементарного вкуса, либо ему абсолютно плевать на меня, либо он не от мира сего, как будто с другой планеты. И ни с того ни с сего из-за этой его футболки у меня совершенно пропало влечение к нему. Ну, может, не совсем так, но я чувствовала, что она вывела меня из равновесия. Я изо всех сил пыталась вернуть первоначальное ощущение. Стыдно сказать, но его футболка отбила у меня всякий интерес.
Здесь сексуальная привлекательность обусловлена потребительским товаром, и ее градус легко сбивается неправильно подобранным «стилем одежды» или внешним видом, поскольку сексуальное влечение теперь сильно зависит от соответствия внешнего вида реальных людей образам медиакумиров и предметам потребления. Визуальная оценка неразрывно связывает индивидуальность человека с предметами потребления и является подтверждением потребительского вкуса и эмоциональной симпатии в одном лице. Потребительские объекты, таким образом, являются источниками, вызывающими отказ.
Приведу еще один пример, где потрясающе привлекательная сорокавосьмилетняя француженка Клодин рассказывает об отношениях со своим предыдущим бойфрендом:
КЛОДИН: Однажды, возвращаясь из какой-то поездки, он пришел ко мне рано утром в воскресенье, позвонил в дверь, а я еще не почистила зубы и не оделась. Я была в ночной рубашке, без макияжа и совершенно не причёсана. Он вошел и спросил удивленно: «Что случилось? Ты заболела? У тебя все в порядке? Ты выглядишь совсем не так, как обычно». У него было такое выражение лица!
КОРР.: И что вы ответили?
КЛОДИН: Я обняла его в надежде, что он меня поцелует, но он не поцеловал. И я задумалась, будет ли этот парень любить меня, когда я стану старой и морщинистой.
Как показывают оба примера, влечение к кому-либо может быть легко поставлено под сомнение, когда исчезает визуальная композиция, зрелище, которое изначально привлекло внимание к этому человеку. Когда потребительские объекты стали безусловным сопровождением привлекательности, они также стали отождествляться с индивидуальностью и создали абсолютную равноценность объектов и людей, из чего можно сделать вывод, что люди сейчас оцениваются и обесцениваются, подобно объектам.
Наконец, вся экономика визуальной привлекательности основана на постоянном обновлении внешнего вида посредством отождествления привлекательности с модой и молодостью (отсюда необычайный расцвет антивозрастной индустрии, будь то химические процедуры или хирургические вмешательства) 349. Поскольку молодые женщины находятся на высшей ступени иерархии сексуального капитала, они занимают и самое высокое положение в сексуальной сфере, особенно при наличии мужчин, обладающих самым высоким экономическим капиталом (парадигматическим примером этой рыночной логики и здесь является Дональд Трамп) 350. Но, в отличие от других форм социальных активов, молодость по природе своей подвержена процессу старения: в индустрии моды двадцатитрехлетняя модель уже считается старой 351. Это означает, что сфера сексуальности структурирована старением (и сопутствующей ему тревогой), ключевым компонентом капиталистической экономики, поскольку оно подстегивает постоянное обновление и улучшение внешнего вида с помощью потребительских товаров, предназначенных для поддержания молодости и привлекательности (определяемой как молодость) 352. Вот яркий пример морального старения, связанного с визуальной оценкой: Терри — тридцатичетырехлетняя француженка, бросившая в свое время школу. Она водит такси и не имеет детей:
КОРР.: У вас есть любимый человек?
ТЕРРИ: Видите
