Ознакомительная версия.
Теперь перейдем к военным факторам, которые работали в пользу Гитлера. Самым большим из них был Tag (день – нем.) в Потсдаме в марте 1933 года. Там, в гарнизонной церкви, в присутствии всех лидеров гражданской и военной жизни, Гитлер, глава партии и новый канцлер рейха, вождь новой «патриотической революции», низко склонился перед старым президентом рейха, фельдмаршалом фон Гинденбургом, в знак глубокой признательности – вполне возможно, что она была искренней. Это был красивый жест, и он, разумеется, подразумевал признательность рейхсверу.
Гитлер вначале испытал облегчение оттого, что рейхсвер не вмешивался в захват им власти. Он оставил рейхсвер действовать по его собственному усмотрению и обращался с ним, что называется, в бархатных перчатках. Однако личный интерес, который он выказывал к военно-техническим вопросам, возбудил живые надежды у многих офицеров гудериановского типа. Это был тот самый интерес, который имел значение для расширения люфтваффе. Молодые пилоты были вне себя от радости, когда им вновь разрешили летать. Все остальное было забыто, а политика просто казалась им каким-то смехотворным шумом на задворках.
Вначале армия, возможно, не слишком хорошо поддавалась, однако свежий ветер дул в ее сторону, давая ей ощущение, что она может развернуть паруса. В конце концов, Гитлер всегда лично обращался к вермахту, равно как и Бломберг, как «единственный носивший меч нации». И наконец, всеобщая воинская повинность вновь была введена 16 марта 1935 года (характерно, что это было сделано без предварительного обсуждения с армией), и после этого вермахт был модернизирован и широкомасштабно перевооружен. Такие вещи не могли не заставить сердца офицеров биться быстрее, по крайней мере вначале. Прежде всего, они означали фундаментальные перемены в рейхе и в его политике самообороны, а также намеренный возврат к традиционным германским военным принципам. Более того, широко открылось весьма желанное поле для офицеров, жаждущих повышения по службе. Ограниченные перспективы Веймарского периода направляли их амбиции в русло, которое порой вступало в конфликт с честью или даже с общепринятыми приличиями по отношению к товарищам-офицерам. И даже без парадной униформы старая романтика солдатской службы, казалось, вновь возрождалась к жизни.
Модернизации вермахта предшествовал ряд сенсационных действий со стороны Гитлера, большинство из которых касались внешней политики. Упомянем лишь самые важные. Произошел разрыв с Женевской конференцией по разоружению и с Лигой Наций 14 октября 1933 года – Лига рассматривалась большинством офицеров и другими «патриотическими кругами» как простой полицейский, надзирающий за Версальским договором. Для тех, кого беспокоило сохранение мира, германо-польский договор о дружбе и ненападении (от 26 января 1934 года) означал успех. Первые настоящие политические и военные триумфы Гитлера последовали 12 марта 1938 года, когда он без сопротивления вошел в Австрию и на следующий день присоединил ее к Германии, образовав «Великий германский рейх». Этими двумя действиями он создал эффект того, что большая часть людей, говоривших на немецком языке по обе стороны австрийской границы, искренне желала этого со времен Наполеоновских войн, студенческой ассоциации 1815 года и далее, вплоть до неудачи во Франкфурте в 1848—1849 годах. Затем последовало Мюнхенское соглашение 29 сентября 1928 года, а через два дня – бескровное вторжение в судетско-германские области Чехословакии, с последующей оккупацией их и созданием германского протектората над Богемией и Моравией 15 и 16 марта 1939 года. И наконец, появился советско-германский пакт о ненападении 25 августа 1939 года. Это была головокружительная серия политических и военных триумфов, и за ними сразу же последовали победные кампании, вначале в Польше, а затем во Франции.
В частности, французская кампания была предметом некоторых размышлений, записанных фельдмаршалом Кейтелем, когда тот находился в тюрьме в Нюрнберге, незадолго до того, как был повешен. Просматривая свои записи, когда он был главнокомандующим вооруженными силами, он написал с неким раскаянием о «воображении и убедительности, которые были выказаны фюрером и главнокомандующим и которые производили на нас такое сильное впечатление, что я, во всяком случае, верил в его гений. Мы шли за ним даже в тех случаях, когда объективное изучение и использование нашего собственного опыта войны требовало от нас сопротивления». Под словом «мы» Кейтель имел в виду, разумеется, внутренний круг старших генералов, самое высшее командование. То, что он говорит по этому поводу, подтверждается не только генералом Йодлем, но и, помимо прочих, фельдмаршалом фон Клюге. В прощальном письме, которое написал Клюге Гитлеру перед тем, как совершить самоубийство, он также говорил о «гении» фюрера. Историк П.Е. Шрам – один из тех, кто установил, что, хотя после обучения в Генеральном штабе старшие офицеры переставали симпатизировать образу мыслей Гитлера, они подчинялись ему «не просто из повиновения Верховному командующему и главе государства, но потому, что они уважали Гитлера как человека, который, несмотря на все свои ошибки и промахи, обладал большим талантом, чем они сами».
Следовательно, мы должны предположить, что обобщение Кейтеля (которое в любом случае было сделано для того, чтобы оправдать собственное его поведение) следует приложить только, и с известными оговорками, к самым высшим командующим. Насколько его можно отнести к общей массе офицеров – это вопрос, который еще труднее объективно оценить, хотя бы потому, что до сих пор у нас есть очень мало доказательств. С другой стороны, заявление Кейтеля позволяет оценить степень, до которой успехи Гитлера (несмотря на все негативные факторы, которые сопутствовали им) все же производили впечатление на офицерский корпус в целом и на всех немцев и невероятно повысили престиж фюрера. Тот факт, что могущественные державы признали его (а может, боялись), но в любом случае уважали, также нельзя отрицать, и это был еще один фактор, который завоевал для этого политического феномена по имени Гитлер поддержку офицерского корпуса.
Но достаточно о факторах в его пользу. С противоположной стороны, разумеется, было так же много весомых аргументов. Многие из них по себе однозначно играли против фюрера. Другие вызывали неуверенность и сомнения. Насколько значительное влияние оказывал тот или иной фактор на группу или на отдельного человека и как далеко волна эмоций определяла их отношение – это опять же вопросы, на которые, за исключением некоторых определенных случаев, почти невозможно дать уверенный ответ. Более того, еще труднее точно установить, какую роль сыграл тот или иной, на первый взгляд благоприятный фактор.
Характерный пример – попытка захватить власть, которую предприняли штурмовые отряды (СА) в 1933 году. С их собственной точки зрения, они имели на это право. Статья 22 партийной программы, в конце концов, обещала роспуск «наемной армии» и ее замену «народной армией». Сам Гитлер также настаивал в Main Kampf, что штурмовые отряды должны стать ядром будущей армии. В письме, написанном отцу летом 1932 года, Кейтель уже упоминал претензии штурмовых отрядов к вермахту и что это дает ему много работы в военном министерстве. В записи Фриша от 1 февраля 1938 года приводятся подробности этого дела. «Штурмовые отряды, – отмечает он, – были нацелены на захват места рейхсвера… в 1933 году было положено начало с люфтваффе, однако для армии ничего не было сделано. Наоборот, годы тяжкой работы по охране границ были потрачены впустую из-за поведения штурмовиков. Такие отряды, какие были тогда, широко использовались для того, чтобы в ускоренном темпе обучить солдат, а само обучение в войсках из-за этого страдало. Я полагаю, что каждый мыслящий солдат разделял мое убеждение в том, что штурмовые отряды предназначались для того, чтобы занять место армии, хотя Бломберг и Рейхенау вновь и вновь отрицали это. И все же я сам подумал бы, что это было бы совершенно естественно, если бы таким было намерение фюрера. Все равно меня пугала мысль о последствиях – о полном разрушении основ армии: военных, моральных и этических. Могло пройти много лет – год, десять или, возможно, двадцать, – прежде чем новая армия заслужила бы имя, которое поднялось бы из хаоса. Такой период завершился 30 июня 1934 года». Это был день «кровавой бани», когда были убиты Шлейхер, Бредов, Рем и многие другие.
Это описание напряженной обстановки 1933—1934 годов напоминает нам о том, что армия была приведена в подобное критическое состояние социалистическими маневрами, которые нанесли поражение Носке и Рейнхардту сразу после 1918 года. Будущее, которое теперь лежало перед штурмовыми отрядами, было настолько очевидно, что определенное количество офицеров рейхсвера решили к нему присоединиться; среди них были и некоторые весьма разумные, вроде лейтенанта Мерца фон Квирнхейма, друга Штауффенберга, организатора попытки убийства Гитлера 20 июля 1944 года, судьбу которого он разделил в 1944 году. Другой человек со схожей судьбой – граф Фридрих фон Шуленбург, бывший шеф штаба группы армий «Кронпринц» и начальник Бека в последний год войны. Впрочем, 1 августа 1934 года он писал Беку: «Моя отставка из рядов активных служащих штурмовых отрядов принята… Я избежал кошмара, сурового переплета (не говоря уже о моей личной позиции, которая стала неприлична и невозможна); ожидалось, что я буду вести себя как автомат – требование, которое никогда не выдвигали ни армия, ни гражданская служба… Я боюсь, что те люди еще воображают, что могут снова работать в вермахте…»
Ознакомительная версия.
