десять минут тоже сверху звонят. Осознаешь ответственность ситуации?
— У нас каждая операция с такой ответственностью, — флегматично пожал я плечами. — Специфика работы.
— Сегодня у нас особенная ситуация. Крупную рыбу берем. Очень крупную, — чуть помолчав, добавил он. — Все идет к тому, что на мосту она закладку сделает, — полковник даже в разговоре наедине, на улице и со мной не произносил вслух фамилии человека, которого мы через несколько десятков минут будем брать. — И нам надо не промахнуться, — продолжил он. — Осознаешь?
— Насколько я могу понять, — вопросом на вопрос ответил ему я, — основная проблема состоит из двух частей, — я посмотрел на своего начальника, ожидая его разрешения на продолжение.
— Говори, — кивнул он мне.
— Две проблемы, — продолжил я. — Первая в том, что мы должны быть твердо уверены, что тайник заложен и мы не промахнемся с доказательствами, а вторая в том, как именно мы ее возьмем.
— Правильно. И, что, по-твоему, основное?
Владимир Зайцев с Валентином Шергиным (слева) во время боевой стажировки «альфовцев» в Афганистане
— Конечно, первое! — я искренне недоумевал, как Шароватов, прекрасно зная и мои личные и моих товарищей опыт, способности и физические возможности, сомневается в том, что захват пусть и матерого разведчика, но при всем этом все-таки женщины, произойдет без осечек и строго по намеченному плану. Насколько я помню, мы и здоровых мужиков безо всяких проблем брали!
— С первой проблемой все ясно, — как-то непривычно сухо продолжил Шароватов. — Мы будем ее брать только тогда, когда у нас будут хотя бы более или менее приличные основания. Где может быть тайник, мы выяснили. Как ты собираешься определять, что он заложен?
— Чтобы его заложить, надо время. Он в арке бетонного основания, и даже для того, чтобы в эту самую арку сверток просто бросить с расстояния нескольких метров, пара секунд задержки на короткую остановку и прицеливание ей все равно понадобится. Вот по этим секундам и будем решать в самый последний момент.
— Ты твердо уверен, что там нельзя никого посадить для визуалки?
— Твердо, — ответил я. — Да и они не дураки. И когда выбирали это место, то наверняка предусматривали такую возможность с нашей стороны.
— Что с людьми на хронометраже?
— Все готово, все на позициях.
— Хорошо. Но имей в виду, что дело на личном контроле даже не у Председателя. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил я, только сейчас начиная осознавать всю полноту ответственности. — Но не в первой! Какие у вас есть вопросы по второй проблеме? Вы сомневаетесь во мне и моей группе?
— Не обольщайся, — тихо, вполголоса ответил мне он. — Не все так просто. Тут информация подошла, буквально десяток минут назад. У этой подружки шестой дан по каратэ. Ты что-нибудь в этом понимаешь?
— В каратэ? — переспросил его я. — Или в том, на какой уровень тянет ее шестой дан?
— И в том, и в том. Это что-то типа рукопашного боя?
— Я бы сказал, что это хороший рукопашный бой. Если не принимать во внимание его спортивную бесконтактную разновидность.
— Ага. А что такое шестой дан?
— В каратэ данами определяется уровень бойца после достижения им мастерской степени, и шестой дан по нашей классификации соответствует где-то между международником и заслуженным. Не то, чтобы точно, но уровень примерно такой.
— Интересно! — протянул полковник. — И как ты собираешься ее брать?
— Да как обычно, — пожал я плечами. — Можно подумать, что мы никогда мастеров спорта не брали! И мастеров, и международников! — добавил я, глядя на пребывающего в сомнениях и размышлениях по складывающейся по ходу дела ситуации своего непосредственного начальника.
— Нельзя в этом случае, Володя, брать ее как обычно. Нельзя! Специально было распоряжение, чтобы на этой сучке ни одной царапины и ни одного синяка! Ее планируют после захвата по телевизору всей стране продемонстрировать, и у амеров ни одного повода не должно быть для подачи протеста!
— А они его все равно подадут! Можно подумать, что это будет впервые и что вы об этом не знаете!
— Да знать-то я знаю, но одно дело, когда они голословно нас обвинят, и совсем другое, когда они повреждения предъявить смогут. Поэтому так решим — брать я ее пойду сам. С Виктором на пару.
Я прямо-таки офигел после этих слов!
Собственно момент захвата Марты Петерсон. Справа в милицейской форме — Владимир Зайцев
— Товарищ полковник, — осторожно начал я фразу.
— Что, хочешь предложить мне посмотреть на самого себя и вспомнить, сколько мне лет? — перебил меня Шароватов. — Я и себя сегодня поутру в зеркале во время бритья видел, и сколько мне лет еще не забыл! А делать нечего! Одно дело, когда ваша толпа здоровых мужиков выскочит, и совсем другое, когда к ней потихоньку и неторопливо два старика подойдут. Которые просто мимо идут. На стариков она не отреагирует, мы ее быстренько скрутим, а тем временем и вы подоспеете. Вот так!
Я решил давить, если и не на эмоции, так на разум:
— Не сможете вы ее скрутить! Даже если она вас поначалу совсем не примет в расчет. Вы же не сможете меня скрутить, как бы внезапно на меня ни напали! С вашей стороны это будет просто самоубийство! Это как на пулемет броситься, чтобы амбразуру закрыть!
И я тут же пожалел об этих словах, запоздало вспомнив, что мой полковник молодым рядовым салагой прошел через всю войну.
— Если надо, Володя, на пулемет, значит, надо! Значит, время пришло на пулемет падать! А за нами сейчас, как в сорок первом, и Москва, и вся страна! — тихо, но очень и очень твердо почти прохрипел Шароватов. — Работа у нас такая — Родину защищать! Как только она выйдет с моста, я с Ерофеевым иду мимо нее, и мы ее берем. А пока она с нами возится, вы подлетаете, — не подлежащим обсуждению тоном отдал он приказ. — Выполнять! И без обсуждений! — добавил он, видя, что я все-таки хочу ему возразить.
Оставив Зайцева на улице, я зашел внутрь заправки и, увидев окруженного своими офицерами Ерофеева, кивнул ему выйти.
— Вот такие, Вить, дела, — после введения его в курс последних сообщений, сказал я. — Что считаешь нужным сказать? Предложения есть?
— Считаю, что у нас есть только два варианта, — ответил он. — Мне кажется, что если у нас будут основания считать, что она заложила тайник, то сначала надо убедиться в том, что он заложен абсолютно точно. Потому что если там ничего не окажется,
