Анна Ковалова - Довлатов

Вы еще услышите про меня.

Преданный тебе

С. Довлатов

P. S. Тамара, умоляю тебя, пришли какие-нибудь Сашины фотографии. Попроси Генку, чтобы Ключик сфотографировал. Пожалуйста.

Получила ли ты в августе 25 р.?

До середины сентября буду здесь (Пск. обл., Пушк. Горы, почта, до востр.), затем в Ленинграде (196 002, до востр.) или в тюрьме.

— …Что тебя удерживает? Эрмитаж, Нева, березы?

— Березы меня совершенно не волнуют.

— Так что же?

— Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.

— А мне вот не до шуток. Подумай о Маше. Представь себе, что ее ожидает.

— Ты все ужасно преувеличиваешь. Миллионы людей живут, работают и абсолютно счастливы.

— Миллионы пускай остаются. Я говорю о тебе. Все равно тебя не печатают.

— Но здесь мои читатели. А там… Кому нужны мои рассказы в городе Чикаго?

— А здесь кому они нужны? Официантке из «Лукоморья», которая даже меню не читает?

— Всем. Просто сейчас люди об этом не догадываются.

— Так будет всегда.

— Ошибаешься.

Людмила Кравец:

Лена действительно приезжала в Пушкинские Горы, я ее видела и разговаривала с ней. Она мне тогда объяснила, что для Сергея самое важное в его жизни — это его писательство. Сейчас я понимаю, что именно из-за этого, из-за того, что его здесь не печатали, он и уехал за границу. Если бы он мог публиковаться здесь, он бы не уехал. Хотя тогда после отъезда жены Сергей просил меня пресекать все слухи о его возможной эмиграции. Он говорил, что никогда не был так уверен в том, что останется здесь навсегда, как в тот момент, когда улетели жена и дочка. Раз не поехал с ними, значит, отрезал себе дорогу. Надо сказать, в тот момент эмиграция уже никого не удивляла: уезжали очень многие. Казалось, вот-вот начнешь удивляться тому, что кто-то остается. В особенности если остается Сережа, который, как он всегда говорил, с тринадцати лет знал твердо, что живет в бандитском государстве.

«Непоправима только смерть!..»

Не такая уж глупая мысль, если вдуматься…

И в этот момент зазвонил телефон. Я сразу понял, кто это. Я знал, что это — Таня. Знал и все.

Я поднял трубку. Из хаоса выплыл спокойный Танин голос:

— Привет! Мы в Австрии. У нас все хорошо… Ты выпил?

Я рассердился:

— Да за кого ты меня принимаешь?!..

— Нас встретили. Тут много знакомых. Все тебе кланяются…

Я стоял босой у телефона и молчал. За окном грохотал перфоратор. В зеркале отражалось старое пальто.

Я только спросил:

— Мы еще встретимся?

— Да… Если ты нас любишь…

К середине семидесятых годов ленинградские писатели, которым до сих пор было отказано в праве печататься, понимают, что никаких оснований надеяться на официальное признание и массового читателя уже нет. Многие литераторы даже не пытаются опубликоваться и сознательно отказываются от каких бы то ни было контактов с советскими издательствами и редакциями. В это время все большую силу набирают так называемые самиздат и тамиздат. И если серьезной самиздатской жизни у прозы Довлатова по большому счету не было, то в тамиздате ее издавали много.

Все началось в 1977 году, когда издательство «Ардис» опубликовало в США «Невидимую книгу». «Ардис» был основан супругами Карлом и Эллендеей Профферами в 1971 году, это было первое частное американское издательство, специализирующееся на запрещенной в Союзе русской литературе: не только уже ставшей классикой, но и современной. В «Ардисе» были изданы Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Андрей Платонов, Исаак Бабель, Владислав Ходасевич, Михаил Булгаков. Здесь же публиковались лучшие современные русские поэты и прозаики, как признанные, так и замалчиваемые советской печатью: Георгий Владимов, Владимир Войнович, Василий Аксенов, Андрей Битов, Фазиль Искандер, Иосиф Бродский. Книги издательства «Ардис» не только мгновенно расходились по русским магазинам Израиля, Европы и Америки, но и были с радостью приняты всеми университетскими библиотеками и кафедрами славистики мира. Издательство «Ардис», таким образом, не только поддерживало опальных советских писателей, но и кардинально изменило взгляд Запада на русскую литературу.

После того как вышла в свет «Невидимая книга», журнал «Континент» (№ 11), основанный в 1974 году Владимиром Максимовым в Париже, впервые опубликовал рассказ Сергея Довлатова «По прямой». Затем в журнале «Время и мы» (№ 14) издаются рассказы «Голос» и «На что жалуетесь, сержант?». Этот журнал начал выходить в 1976 году в Тель-Авиве усилиями замечательного журналиста Виктора Перельмана.

Однако для непризнанных советских писателей публикации в тамиздате заключали в себе серьезную опасность. Вступивший в сговор с «предателями родины» автор не только навсегда лишался права надеяться на публикацию в Союзе, но и подчас подвергался преследованиям со стороны властей. Писателей тамиздата могли с волчьим билетом уволить, без всяких оснований посадить в тюрьму или избить. Вокруг особо неугодных власти авторов разворачивалась целая карательная кампания. Нередко ситуация доходила до того, что опальному писателю ничего не оставалось, кроме эмиграции.

Впрочем, эмиграция в то время стала массовым явлением и затрагивала далеко не только литераторов. В 1970 году в ленинградском аэропорту была арестована группа евреев, их обвинили в попытке захватить самолет с целью покинуть Советский Союз. Неожиданно суровый приговор — двоих приговорили к смертной казни, а девятерых — к длительным лагерным срокам — вызывает у общественности возмущение. В декабре 1970 года даже западные коммунистические партии вынуждены осудить смертные приговоры в социалистическом СССР. В Союзе евреи разворачивают борьбу за право эмиграции в Израиль. Под давлением Запада советское правительство вынуждено разрешить выезд из страны евреев и этнических немцев. Число выезжающих неумолимо растет: в 1970 году — 1000 эмигрантов, в 1973 году — 34 783, в 1979 году — 43 000.

Люди, покидающие СССР в эти годы, стали называться эмигрантами «третьей волны». В основном это были евреи или евреи наполовину, а также те, у кого были родственники-евреи. Случалось, что ради эмиграции чье-либо еврейство фальсифицировалось. Весьма популярны были фиктивные браки с евреями, тогда в ходу была поговорка: «Еврей — не роскошь, а средство передвижения!» То есть почти все получившие разрешение на выезд считались уезжающими в Израиль и ехали через Вену, где их встречал представитель СОХНУТа (Израильского агентства, занимающегося иммиграцией евреев). Тех, кто в Израиль не собирался, должны были перенаправить в другие организации, в основном в ХИАС. HIAS (Hebrew Immigration Aid Society) базировался в США и поддерживал эмигрантов, направлявшихся в Америку, Канаду и некоторые другие страны. Тем, кто выезжал из Союза, приходилось унижаться в многочисленных инстанциях, выплачивать государству огромные по тем временам пошлины, так что помощь со стороны ХИАС была остро необходима. Путешествие на край света становилось для измученных на родине эмигрантов тяжелым испытанием.

Действующие лица:

Николай Андреевич Шлиппенбах, журналист

Валерий Михайлович Воскобойников, писатель

Игорь Иосифович Смирнов-Охтин, писатель

Алексей Юрьевич Герман, кинорежиссер

Елена Константиновна Клепикова, писатель

Александр Александрович Генис, писатель

Елена Давидовна Довлатова, вдова Сергея Довлатова

Ирина Андреевна Балай, актриса

Наталья Николаевна Антонова, тележурналист, в середине 1970-х гг. — сотрудник Ленинградского экскурсионного бюро

Андрей Юрьевич Арьев, писатель

Тамара Николаевна Зибунова, в 1972–1975 гг. — гражданская жена Сергея Довлатова

Вадим Викторович Нечаев, писатель

Людмила Яковлевна Штерн, писатель

Валерий Георгиевич Попов, писатель

Михаил Борисович Рогинский, журналист

Жанна Михайловна Ковенчук, художник

Яков Аркадьевич Гордин, писатель

Лев Лосев, поэт