Впервые видим наконец остров АйоН. Тонкая желтая полоска в 20 км. Как по заказу — штиль, и двигаем мы через пролив. Проскочили, только в конце малость захватил ветер. Обрывистый берег, желтый песок и снова солнце. Судьба балует нас в этот раз. Поистине остров действует на меня как-то странно. Пошел по отмели сориентироваться, и опять тихое очарование, как тогда зимой, лезет в голову: вот вот из овражкавылезет сердитый старик и взмахнет каютуном.
После обычных приключений добрались до мыса Ач чукуль. Встали на ремонт. Подмочены продукты, приборы, надо чинить вельбот. Мыс — единственное место, где лодку можно вытащить на берег. Больше нигде не дадут отмели. Широкая желтая полоса их окаймляет остров — видимо, своеобразный эрозионный уступ, выбитый волнами в мягком четвертичном уступе острова. ПоздНее эта догадка подтвердилась, так как на отмели всюду разбросаны остроугольные неокатанные обломки коренных пород. Кстати, в супесях нашли кучу костей, в том числе и зубы. Судя по величине, что то вроде мамонтенка.
Пошли на речку. Топкая протока ее забита, если так можно выразиться, морской водой, и напрасно пытались ребята перейти ее. Поднялись километра на три вверх — бесполезно Плывем теперь к землянке Кайо, этого чукчи философа. Пусто в домике, сыро. Поленились натянуть палатку. Залезли туда, затопили печь. Хорошо. И так по чти неделю.
Сходил в маршрут на северную оконечность Айона.
Вот он, "Мыс песчаного Яра", как писал о нем Шалауров Никита — доброй памяти отчаянный человек. Наверное, все же сбудется моя мечта и побываю я на том месте, где Ф. Врангель нашел его Останки,
Дик Айон на своем севере. Пологим нерпичьим хребтом синеет вдалеке остров Генкуль, в бинокль виден даже дым парохода. Полярная навигация.
тСевер Айона царство чаек. Стоячие желтые болота переплелись между собой в кружево. Гниющие водоросли, удушающий запах сероводорода, оголтелые крики чаек. И лишь дальше начинаются пески. Эоловый, дюнный рельеф, журавлиные следы и чистые ручьи. Ни евражки, ни гуся, ни оленьего следа. А надо бы. Олень наш попортился, часть съедена, да й консервы к концу. Сахар, не без помощи вездесущей морской водицы, тоже кончился.
Так, в спешке и покидаем мы землянку. Увижу ли я ее еще когда?. Снова юг Айона, снова отмель. Замерзали дорогой, как последние цуцики, от брызг и северного ветра. И как лучшая радость — увидели на берегу двух оленей. Пришлось встать на якорь метрах в 400 от берега. Через полчаса перенесли палатки, а еще через полчаса болтался на треноге рядом оленьг
18У1Ц. Сидим у моря. Ждем погоды. Ветер.
21УШ. Немного стих ветер, решили плыть. Снова весла. Попутный ветер, впервые подняли мачту и парус. С парусом как-то солиднее, уютнее, хотя он и не тянет совсем, так как очень слаб ветер. Мотор идет с ветром наравне. .:
Вот и Малый Чаунекий пролив. Крепчает ветер, заманчиво синеет вдалеке материковый берег. Решили рискнуть. Тугой парус и мотор сделалисвое дело; за полтора часа проплыли около 20 км и пересекли пролив. Нагонная волна высока, но "Золотой петух" отлично выдерживает ее.
Снова этот проклятый каторжный берег. Низкая глинистая отмель. Жалобно скрипит по мели и захлебывается мотор, все нервничают. Барашки по морю между тем не на шутку. Вывернули на глубину, и тут же первая волна хлестанула меня чуть не с ног до головы, вдобавок заглох мотор. В общем, я „психанул (слово то какое — "психанул") и повернул к берегу.
Пришлось встать на этой вонючей глине в километре от берега. Шлепали по ледяной воде пешком и тянули ре
зинку с вещами за собой. Ребята босиком, так как сапоги у обоих худые. Низкий берег, соленые озера, дров нет, пресной веды нет, и душит сероводород. Оказалось, это устье реки Раквазана. — .
Пару суток провели тут в палатке. Южный тыловой ветер сменился внезапно на северный сильный.
22УШ. Наконец лопнуло терпение. Плывем! Долгое время не заводили мотор и 2 3 часа плыли под одним парусом. Ничего, километра "четыре в час даем. Конец этого дня был памятен. Ветер незаметно крепчал, крепчал и вдруг совсем озверел. Валы, каждый раза в два выше любого из нас, подхватывали лодку и, как торпеду, толкали ее вперед.
Лихорадочно воет, стучит и плачет наш двухцилиндровый малый, нервной дрожью передает в руки свою силу парус. Хо! Тугая как струна бьется жизнь, ни страха, ни усталости. Когда эта игра стала уж слишком опасной, показались яранги. Как потом выяснилось, 25 км от мыса Горбатого до них мы прошли за час 20 минут.
С трудом подошли к берегу. Круто. Первая волна мягко воткнула нас в сланцевый галечник, вторая захлестнула всю лодку и как перышко бросила меня на лопатки. О третьей и говорить нечего. Приборы, продукты все в воде. На крик выбежали чукчи, кинулись помогать. И смех, и страх. Раз два взяли. Только хочешь дернуть, а чукча уже дернул й тоНким голосом говорит "раз два" и смеется.
Заледенели, как цуцики, и лучше любого ресторанного входа показалась нам освещенная дверь яранги. Курить у них тоже не богато. И чаю нет. Попили чайку после 10 часов плавания, Даже есть неохота.
Легли спать. Мешок мой хоть и плавал в воде, но намок мало, а у ребят совсем сухие! Лежим. С одной стороны от меня шкура с протухшим нерпичьим жиром, с другой — горшок, куда чукчи периодически сливают из полога, а в лицо ласково лижет собачка. Наши чукчи — хорошие, гостеприимные люди. Две семьи с Айона. Ловят рыбу сетками. У каждого одна сетка, и уже наловили около 2 тонн. Вот это Чукотка! Будут здесь зимовать, построят избушку. Старуха у них страшного вида, но, видимо, добрая, и маленький цветочек тундры — Аня. В отличие от прочих чукотских детей очень весела и подвижна.
23УШ. Ура! Штиль. Снова болтается на мачте пету
шок. Отдали чукчам часть чая, оленины. Как они накинулись на это. мясо, — видимо, давно его не приходилось им есть. Очень, сердечно попрощались. Наивные люди! Поднимешь руку, чтобы поправить шапку, а они думают, что им еще машут, и обязательно ответят. Обогнули Наглёйнын. Что же дальше?
25УН1. В.от и снова на базе. После Наглёйнына сдал мотор, долго плыли на веслах, заправлялись.
Опять крепчает (в который уже раз!) ветер. Скажу прямо: страшно в темноте на волнах в такую погоду. Чтобы немного отвлечься, прошу Мишу спеть что ни-будь. Потом надумали вскипятить чай. Налили в ведро воды, на ведро — миску с бензином и сверху чайник. Все это повесили на весло поперек бортов. Граммов 400 бензина хватило, чтобы чайник закипел. Удивительная вещь огонь! Вот горит он слабыми язычками, даже не обжигает руки, а сразу уютнее делается августовская полярная ночь, тише волны.
Так добрались до Кремянки: Горький урок прошедшей ночи, не прошел даром, и теперь лихо, пристали к берегу, не залив в лодку ни капли, хотя прибой был солидный. Забили в землю колы, якорь — и в землянку. Пусто в ней, только дамы на стенах да несколько книжонок, и среди них — "Бестужев Рюмин", памятная мне еще по школьным годам. 1
Два свечных огарка, оставленных охотниками, докрасна нагретая печь, и кажется, век бы не выезжал из этих 10 квадратных метров. Запоем читал всю ночь, выбегая только взглянуть на лодку — уж очень гудело море. Утром часа в три стало светать, глянул „в окно и увидел в 15 метрах стаю гусей. Ходят, щиплют травку. Жаль, фотоаппарат пуст.
Часа в четыре дня отчалили. Штиль. Тумлук. Рыбаки. Чай Везде. Это уже торная "домашняя" Чауновская земля.
"Мамонтовая поездка" на остров Айон
1 12 13 14 февраля 1960 г. Сели на "Аннушке" на русл. реки Рывеем (север острова Айон) и под снежной косой разбили лагерь. Палаточка двухместная, шкура вниз, сами в кукули. Еще раз возникает разговор о полной неприспособленности нашей одежды к Чукотке. Тяжело, холодно. Огромную неприятность доставляет иней, оседаю
щий на стенках кукуяя от дыхания. Лицо все время в ледяном венчике. Сыро. В палатке очень влажный воздух. А так тепло.
В первое мгновение тундра производит после отлета самолета безмятежное впечатление полной отрешенности, тишины.
, Она вроде суровой, но доброй матери. Строго наказывает за малейшую оплошность, но ласкова к тем, кто знает об ее силе и делает все возможное, чтобы не идти против. Это все в пику "Белому безмолвию" Д. Лондона.
Розовый закат, розовый снег, с одной стороны, розовые заиндевелые травинки, и синим колотым холодным сахаром отливающая темень, с другой.
Мамонта не нашли. Да и где его взять среди этого хаоса пятиметровых снежных надувов и голой земли!
Охота. Вот оно счастье! После утренней каторги выле зания из мешка, мерзнувших ног, озноба и холодеющего в секунды чая вдруг блаженное сознание теплоты, того, что правильно смазанное ружье не откажет и на таком морозе, что у тебя ловко подогнанная одежда и упругая сила в ногах. Ты хозяин.
Хорошо жечь гексу в палатке. Тепло, И можно просушить вещи. Очень много заячьих и куропаточьих следов, но самих животных нет. Видимо, улетели ближе к солнцу.
