Значит, Сину и Чхве предстояло не только снимать для Кима кино. Он хотел, чтоб они рекламировали Северную Корею, олицетворяли ее превосходство. В профессиональном смысле они останутся режиссером и актрисой, но еще им надлежит сыграть премьера и примадонну в бредовом северокорейском нарративе.
Ким понимал, что такой истории не поверят, особенно после того, как Син и Чхве пропали на пять лет. Но он знал, как решить эту проблему. Никто не сделает скоропалительных выводов о том, что оба они пленники, поскольку пленниками они не будут.
Он пошлет их за границу.
Ким Чен Ир говорил и говорил, куря сигарету за сигаретой, а официант входил и выходил, вытряхивал пепельницы, подливал в бокалы и зорко следил за безопасностью любимого руководителя. Отмеренный час прошел, в кабинет постучали, и в дверь заглянул Чхве Ик Кю – раз, потом другой.
– Подожди снаружи, – отмахнулся Ким.
Вряд ли тот обрадовался, что его не допустили к беседе.
– Заместитель директора Чхве поможет нам добиться перемен, он для этого прекрасно подходит, – говорил Ким, наполняя кабинет клубами голубого дыма, а пепельницы – раздавленными окурками «Ротманс». – В кино он очень сведущ. Лучше кандидатуры не найти… Но, как видите, один он не справится. – (Северокорейская киноиндустрия состояла тогда из двух продюсерских компаний под началом «Творческого объединения „Пэктусан”», которое курировал сам Ким Чен Ир.) – Вы должны создать третью компанию.
– Я вам очень благодарен, – ответил Сии. – Я ровно этого и хотел. Если у вас так принято, я бы хотел назвать ее «Син Фильм».
Миновало пять лет, он столько пережил, но его все еще терзало закрытие сеульской студии. Он хотел, чтобы его имя снова значилось в первом титре. Син не ожидал, что Ким Чен Ир согласится: в северокорейских фильмах не принято было указывать создателей, и творческие проекты называли только в честь великого вождя. Но Ким Чен Ир пожал плечами:
– Ладно, как хотите. Вы будете президентом, учитель Чхве – вице-президентом.
Они обсудили, какие фильмы будет продюсировать новая компания, поговорили о том, что конечная их цель – участие в зарубежных кинофестивалях, получение международных премий и даже, может, иностранный коммерческий прокат. Ким Чен Ир потряс обоих, пообещав финансирование в размере двух миллионов долларов в год, которые можно будет тратить «когда пожелаете»; а если успех превысит ожидания, сумма будет увеличиваться каждый год экспоненциально. Син и Чхве получат в свое распоряжение всю национальную киноиндустрию, смогут по собственному усмотрению выбирать актеров и работников съемочной группы, обучать других режиссеров и продюсеров своим принципам работы и запрашивать любую аппаратуру. Ким Чен Ир будет одобрять тематику фильмов, а еще лучше – придумывать их вместе с Сином; Чхве предстоит как можно больше сниматься и, пользуясь опытом преподавания в школе «Анъян», наставлять нынешнее поколение актеров «Корейской киностудии». А главное, Син и Чхве будут ездить за границу на съемки и кинофестивали и станут новым лицом северокорейского кинематографа.
То была фантастическая удача. Сейчас их окружала тюрьма в тюрьме – они жили словно в самой маленькой из множества матрешек: на охраняемой вилле в огороженном комплексе в границах Пхеньяна внутри тщательно патрулируемых границ Северной Кореи. Если же их отпустят за границу, даже под неусыпным надзором кураторов, внешние матрешки откроются. Наверняка представится возможность бежать.
Ким Чен Ир позвал в кабинет режиссера Чхве и распорядился:
– Пусть их сфотографируют на загранпаспорт. И чтобы паспорта были готовы завтра.
Режиссер Чхве кивнул и отвел пару в фотостудию в том же здании. Фотограф снял их вместе и по одному. На совместном снимке Син в темном костюме и полосатом галстуке, рука лежит на спинке кресла – не гарнитурного, но дорогого на вид, с цветастой обивкой, а в кресле сидит Чхве: белый жакет, белая юбка, темная блузка, пальцы переплетены. По фотографиям видно, что фальшивая улыбка ей по-прежнему удается лучше, чем Сину.
Когда фотосессия закончилась, обоих отвели в столовую центрального корпуса, где их ждали Ким Чен Ир и немногочисленные киношники. Сии, Чхве и режиссер Чхве тоже сели ужинать.
– Сильный вы человек, – сказал Син Ким Чен Иру, по обыкновению сидевшему рядом. – Допоздна работаете.
– Врачи говорят, я выгляжу на десять лет моложе своего возраста, – гордо ответил тот.
За столом все просидели до полуночи, и совещание продолжалось. Ким Чен Ир скомандовал всем присутствующим слушаться Сина и Чхве, прямо с завтрашнего дня начать знакомить их с персоналом и показать имеющуюся аппаратуру. Вернувшись домой, оба поднялись в спальню, закрыли дверь, включили воду в ванной. Обоих лихорадило; Чхве вынула диктофон из сумки, перемотала и включила воспроизведение. Из всего монолога Ким Чен Ира записалось только сорок пять минут, но звук был качественный. Они спрятали кассету подальше вместе с фотографиями, которые любимый руководитель присылал Чхве с первого дня, включая ту, где они встречаются в гавани Нампхо.
«Я так перевозбудился, что ночью не мог уснуть», – вспоминал Сии. Им удалось записать Ким Чен Ира и не попасться, а их лицемерная верность и послушание, видимо, обманули поимщиков. Но всего прекраснее было другое: «Я снова мог снимать».
Наутро Син и Чхве поехали на работу. Сину не терпелось угодить Кимам и тем самым ослабить их бдительность, поэтому первый фильм он планировал выпустить к следующему дню рождения великого вождя. Великий вождь родился 15 апреля, а на дворе уже было 20 октября. Времени в обрез.
Однако в Северной и Южной Корее «время в обрез» понимали по-разному. «Позднее я догадался, что на Севере совершенно иное представление о времени, – говорил Сии. – Там не знали, что такое „срочно”». Вместе с Чхве он просмотрел портреты всех северокорейских актеров и актрис и, рассчитывая ежегодно снимать по сорок фильмов, запросил штат в 230 человек – довольно скромно в сравнении с двумя тысячами, которые на «Корейской киностудии» с трудом осиливали десяток фильмов в год. Впоследствии, когда «Син Фильм» раздуется до семисот сотрудников, Син увидит, отчего неэффективен социализм. По его словам, «из-за неэффективности социалистической системы пришлось увеличивать штат… Если, к примеру, нужны материалы для площадки, нельзя просто поднять телефонную трубку и запросить. Сначала надо составить план на год вперед, перечислить все необходимое, иначе государство не сможет составить свой годовой план. Если нужны доски или бревна… запрашиваешь их за год, и государство их выделяет, [но] один составляет смету, другой отсылает запрос, третий заказывает доставку, четвертый ее производит, и так далее». Син заказал камеры, краны и монтажные столы в ГДР – лучшая аппаратура в странах Варшавского договора. Для каждого фильма он сам выбирал актеров, но встречаться с ними лично ему не давали: ему приносили папки с портретами, и выбирать приходилось по ним (ни официальных упоминаний в титрах, ни резюме у северокорейских киношников не было). В результате минимум один раз Син взял на главную роль человека гораздо ниже ростом всех остальных актеров, и пришлось изощряться с ракурсами, чтобы герой казался выше.
После совещания и ужина 19 октября Син и Чхве не виделись с любимым руководителем несколько месяцев, однако их новый исполнительный продюсер не обманул ожиданий. После совещания не прошло и недели, а Чхве Ик Кю отдал им новенькие дипломатические паспорта КНДР. Назавтра они трое и господин Кан поехали в Сунан, маленький аэропорт с одним терминалом недалеко от Пхеньяна, и сели в самолет производства СССР. Летели они первым классом: КНДР прикидывалась эгалитарным социалистическим раем, однако в их авиакомпании первый класс тоже был. В ручной клади у Сина и Чхве лежали 20 000 долларов, выданные Кимом на расходы. Самолет прокатился по одной из двух взлетных полос Сунана, оторвался от земли и направился к западу.
Через Москву они летели в Восточную Европу – ГДР, Венгрию, Чехословакию и Югославию, где будут на натуре снимать «Посланника, который не вернулся», свою первую северокорейскую картину. В фильме повествуется о гаагском «демарше секретных посланников», как его называли в Корее и Японии. В 1907 году на Гаагской мирной конференции трое тайных посланников корейского императора пытались сорвать переговоры мировых держав, чтобы международное сообщество надавило на Японию, как раз тогда колонизировавшую Корею. Иностранные делегации во главе с США и Великобританией дали посланникам от ворот поворот на том основании, что Корея больше не суверенное государство и за ее международные отношения уже взяла на себя ответственность Япония. Отказ был лаконичен и прозвучал тихо. В Корее, однако, этот эпизод разросся до мифических пропорций, и фильм Сина повторял официальную северокорейскую версию, согласно которой один посланник ворвался в зал, произнес страстную речь о независимости и праве на самоопределение, а затем, так и не поколебав позицию империалистов, у них на глазах совершил харакири, всех поразив своей верностью родине.
