Когда приходилось пропускать поезд, он издали смотрел на паровоз, на людей, которые сидели внутри этого чудовища, и поражался им.
И вот его сын — машинист. Один из лучших машинистов тепловоза на Среднеазиатской железной дороге. Старик гордился своим сыном. С тех пор, как собственными глазами увидел его в окне тепловоза, счастье распирало Алимджана, и он не мог нести его в себе и делился этим счастьем с людьми.
Уже давно расстался старик со своим ишаком, но сидеть дома не мог. Шел туда, где можно было встретить людей, останавливался возле них, озабоченно озирался и как бы между прочим говорил: «Надо торопиться, надо встретить сына, моего сына Ису Мухамедова». И если никто не задавал вопросов и не спрашивал, кто его сын и откуда едет, пояснял: «Мой сын — машинист тепловоза, сегодня у него трудная поездка, надо мне поторопиться, чтобы встретить его».
Он гордился сыном. Но полное счастье старик познал незадолго до землетрясения. В том месте, где был сарай, Иса начал строить дом. Старый Алимджан помогал ему, и по узбекским обычаям помогали все родственники, и все родственники жены Исы — Дильбар, и даже товарищи его приходили из депо, чтобы помочь строить дом.
Когда дом был готов, все, кто строил его, пришли на новоселье и будто только там увидели, какой хороший дом они соорудили, с отдельным ходом на половину стариков.
Радовался Иса Мухамедов. Дильбар, которая готовилась защищать кандидатскую диссертацию, получила, наконец, уголок, где может спокойно работать, и самому ему, студенту-заочнику, тоже есть где заниматься, потому что дети теперь в отдельной комнате.
И вот нет у Исы больше дома. И нет дома у старого Алимджана на том месте, где стоял сарай. Дом рухнул, весь до самого основания, и счастье еще, что никто не пострадал. Как одному из лучших машинистов Исе Мухамедову создали и лучшие условия, какие можно было создать в такое трудное время. Его не поселили в палатке, где душно и где трудно находиться его маленьким детям и старикам, а предоставили для жилья кабинет начальника депо. В кабинете поставили перегородку, чтобы можно было поселить туда еще одну семью железнодорожника, у которого тоже маленькие дети и престарелые родители. Казалось, был такой большой кабинет, а перегородили, внесли кое-что из мебели, и стал он тесным.
В первую поездку после землетрясения Иса выехал в двенадцать дня. А к двум часам температура воздуха перевалила за сорок. В кабине машиниста — пятьдесят. В машинном отделении — шестьдесят пять. Совершенно обессиленный дотащился до оборотного депо. Думал, перекусит и заснет как мертвый. А ему не спалось. Глаза слипались, а спать не мог. Должно быть, сказалось нервное напряжение последних двух дней.
В конце концов Иса заснул, но что-то мешало ему, и он рано поднялся. Утром взял поезд на Ташкент.
Людям везет. Людям выпадают поездки ночью. А у него опять впереди бесконечный палящий день. Похоже, было жарче, чем накануне.
Опять медленно тащится поезд: были толчки и идет проверка какой-то аппаратуры, путей и мостов. Дышать нечем. Нельзя прикоснуться к металлу — обжигает. Даже за рукоятку контроллера нельзя взяться.
Надо зайти в машинное отделение, проверить работу двигателей. В такую жару все может случиться, надо быть особенно бдительным. На остановке пошел в это пекло. Стучит в висках, горит в горле. Мокрая одежда облегает тело. Надо все вынести. Несколько минут потерпеть, чтобы потом спокойно ехать.
Он выскакивает на площадку, жадно пьет из чайника перегревшуюся воду. Дежурный дает отправление, и Иса быстро набирает скорость: пусть хоть ветерок продует. И вот раскаленный ветер сечет лицо. Надо спрятать голову от обжигающей струи, а в кабине невмоготу.
Восемь часов уже длится поездка, а до Ташкента еще далеко. Никто не имеет права заставить машиниста работать больше нормы. Даже министр путей сообщения. Если норма вышла и машинист потребовал смену, диспетчер обязан немедленно поставить поезд на запасной путь и вызвать другую бригаду. В противном случае машинист ни за что не отвечает. Отвечать будет диспетчер.
…Монотонно стучат колеса. В такт ударам' покачивается тело машиниста. Перед глазами несутся шпалы и телеграфные столбы. В одном ритме: шпалы — столбы, шпалы — столбы…
— Зеленый! — кричит помощник перед каждым светофором.
— Зеленый! — отвечает машинист, отрываясь от оцепенения ритма. И снова шпалы — столбы. Мутит раскаленную голову и все-таки тянет ко сну. Он вскакивает и дает сигнал бдительности: короткий, длинный. Это для себя. Нельзя терять бдительность.
На первой же остановке звонит диспетчеру:
— Если будешь задерживать, немедленно потребую смену.
— Потерпи, родной, — просит диспетчер. Ему совестно перед машинистом, но ничего он не может сделать. Впереди много поездов, и держит их, кажется, один паршивый мостик, где что-то стронулось с места, и ехать по нему надо со скоростью пять километров в час.
И опять как в тумане: столбы — шпалы. Мокрый и обессиленный машинист держится. Он не задремлет, не потеряет бдительность. Будет работать за счет нервов, за какой угодно счет, но не запросит смены, как не запросит ее солдат во время боя. Слетела с глаз сонная пелена.
— Зеленый!
— Зеленый!
Двенадцать часов длилась поездка.
Сдав машину, тревожно заспешил домой. Ведь были новые толчки. Он только убедится, что все благополучно, и ляжет спать. Дома его окружили дети, родные, и, оказывается, возникли десятки проблем, которые разрешить может только он. Надо что-то делать с отцом. Каждое утро старый Алимджан молча уходит на «пепелище» и сидит там под палящим солнцем, и, покачиваясь, напевает старинную грустную песню, пока не заходит солнце.
Надо как-то устроить быт, потому что кабинет начальника депо не имеет кухни и ничего здесь не приспособлено. У Дильбар защита диссертации на носу, и надо ей как-то помочь, снять с нее хоть часть работы по дому.
Спать удалось лечь поздно вечером. За перегородкой еще не спали и горел свет. Люди разговаривали тихо, но все было слышно, хотя Иса и старался не слушать. Когда улеглись, наконец, все, погасили свет и он уснул, громко заплакала Гульнара. Дильбар стала ее успокаивать, дала напиться, но проснулась Лейла и дети за перегородкой. Всю ночь, стоило заплакать одному ребенку, схватывались остальные и просыпался весь кабинет начальника депо, и старшие раздраженно давали советы младшим, как успокоить детей.
Все-таки Иса хотел поспать немного, потому что впереди был трудный день и предстояла очередная поездка. А когда пришло время, он снова отправился в рейс.
Он работал так не один месяц, испытал сотни толчков, не знал, сколько их еще будет, но все пересилил, потому что он машинист Среднеазиатской и не уронит этого звания, потому что в Ташкент он возит лес и бетон, из которого уже заложили фундамент дома, где он получит квартиру.
Известно, что все стенные часы Ташкента остановились в одну и ту же минуту. На транспорте много разных механизмов, от которых зависит безопасность движения поездов. После каждого толчка их надо проверить.
Большую проверку ведет и служба пути. Рельсы, полотно, опоры мостов могут сместиться. После каждого толчка путейцы должны немедленно дать точный ответ: можно ли пропускать поезда? Несмотря на большое напряжение, было решено, что в Маргелан должен ехать лично начальник службы пути Александр Петрович Сивягин. Дело в том, что подошло время паводка и надо было надежно закрепить опоры двух мостов близ Маргелана. Один из них вел к тупиковой ветке, где находились крупный цементный завод, главный поставщик цемента для столицы Узбекистана, и угольные копи, а другой стоял на важнейшей для Ташкента линии.
На месте Александр Петрович убедился, что путевые и мостовые обходчики внимательно следят за уровнем воды в руслах рек, которые вскоре после паводка пересыхают, но сейчас представляют опасность. Воды пока мало, но если и поднимется она, как обычно, па метр, ничего страшного не случится. И все-таки, учитывая важность объектов, он дал указание дополнительно укрепить опоры.
Поужинать собрались, когда стемнело. Человек десять уселись в путевом бараке и начали есть, когда раздался далекий, будто нарастающий гул воды. Люди поняли, что такого на их веку еще не бывало.
Промчится вагон и точно рентгеном просветит рельсы, отметит ослабшие болты, укажет осадку балласта. Это лаборатория на колесах со сложной современной аппаратурой. Не напаслись еще таких вагонов на сотни и сотни тысяч километров железных дорог страны. Да и тележка-дефектоскоп, сооружение более чем скромное, пока обслуживает лишь главные магистрали. Многие тысячи километров путей остаются еще на полном попечении путевых обходчиков.
Кавый Хасанов — путевой обходчик. Каждый день или каждую ночь, заступив на дежурство, он отправляется в путь по шпалам.
