Мор, уважавший Абеля как умного, опытного профессионала, знал, что нет такого средства в мире, чтобы заставить Абеля стать двойным агентом и работать на американскую разведку в качестве платы за освобождение. Но на встрече в гостинице «Мэйфлауэр» сотрудник ФБР проник в тайные мысли Голицына. Русский был убежден не только в том, что Абель являлся двойным агентом, действовавшим против Советов, но и в том, что КГБ раскроет это и воспользуется им против ЦРУ.
— Дайте мне его показания, и я вам скажу, что они значат, — сказал Голицын Мору.
— И вы сможете это сделать? — спросил Мор, продолжая игру.
— О, я смогу.
Вспоминая эту встречу, Мор улыбнулся и сказал: «В этом был весь Голицын».
Однако для советского отдела и контрразведки ЦРУ проблемы обращения с Голицыным оказались не столь значительными в сравнении с оценкой сути его информации. Голицын мог иметь гипертрофированное мнение о важности своей персоны, требовать встречи с президентом и Эдгаром Гувером, но с этим можно было справиться. В конце концов предшествующий перебежчик, Михаил Голеневский, дал то, что оказалось исключительно ценной информацией для ЦРУ, даже если он так и остался убежден, что он царевич, Великий князь Алексей, сын царя Николая II и, таким образом, последний из Романовых и наследник короны Российской империи[18].
За два года до перехода Голицына в Хельсинки резидентура ЦРУ в Берне, в Швейцарии, получила несколько писем (всего 14 штук) от человека, который оказался сотрудником разведки одной из стран советского блока. Письма были подписаны «Снайпер». В конце 1960 года «Снайпер», будучи в Западном Берлине, бежал и назвался Михаилом Голеневским, сотрудником польской разведывательной службы.
Информация, которую он представил в своих письмах, позволила англичанам арестовать Гордона Лонсдейла, агента КГБ, выдававшего себя за канадского торговца ресторанными музыкальными автоматами в Англии, который завербовал Генри Фредерика Хьютона и его незамужнюю подружку Этель Элизабет Джи, работавших на базе ВМС в Портленде, близ Саутгемптона, в научно-исследовательском центре по разработке подводных лодок. МИ-5 выследила Лонсдейла, который прибыл в пригород Руислип, где американская пара, Моррис и Лона Коэн, проживавшие в Англии под именами Питер и Елена Крогер, использовали высокочастотный передатчик для передачи секретов ВМС в Москву[19]. Чета Коэн была арестована, и все пятеро оказались за решеткой[20].
Голеневского считали также источником информации, которая помогла англичанам разоблачить и арестовать Джорджа Блейка, сотрудника МИ-6, работавшего на Советы, который отсидел срок в исправительно-трудовом лагере в Северной Корее, затем работал на английскую разведку в Берлине[21]. Говорили, что Голеневский дал дополнительные сведения, приведшие к аресту в 1961 году еще одного высокопоставленного советского агента — Хайнца Фельфе, начальника контрразведки по борьбе с советской разведкой западногерманского федерального разведывательного управления (БНД). Фельфе был одним из главных подчиненных начальника и основателя БНД, бывшего нацистского генерала-отшельника Рейнхарда Гелена.
Поскольку этот поток контрразведывательной информации поступил от единственного польского перебежчика всего лишь за год до появления Голицына, ЦРУ, вполне понятно, очень хотелось услышать от Голицына, настоящего перебежчика из КГБ, а не просто сотрудника союзнической разведслужбы, любую информацию, которую тот мог извлечь из своей памяти, начиная, конечно, с его предостережения относительно «крота» в ЦРУ.
Но его обвинения шли намного дальше. Другие западные службы, предостерегал он, подобны швейцарскому сыру, в котором изнутри выедают ходы «кроты» из КГБ. В свое время Голицын утверждал, что помимо Соединенных Штатов Советы проникли в разведывательные службы Англии, Франции, Канады и Норвегии.
Вначале допрос Голицына вел советский отдел, что было в порядке вещей, когда ЦРУ получало перебежчика из КГБ. Но все время возникали какие-то трения. Например, Голицын имел стычки с Дональдом Джеймсоном, одним из сотрудников отдела, который хорошо говорил по-русски и специализировался но работе с советскими перебежчиками. К октябрю 1962 года было ясно, что Голицын абсолютно недоволен теми, кто занимался им, по той причине, что отдел отклонил требования Голицына выдать ему миллионы долларов за руководство контрразведывательными операциями против Советского Союза.
«Голицын говорил мне и другим, что он требует десять миллионов, — вспоминал Джеймсон. — Он заявил, что НАТО не способна защитить себя от советского проникновения. Единственный способ защитить НАТО — создать специальную службу безопасности, которой он мог бы руководить, по существу не отчитываясь ни перед кем. За это он и требовал такую сумму — 10 миллионов долларов. Деньги должны были обеспечить его независимый контроль за этим делом»[22].
Согласно заявлению Пита Бэгли, руководителя контрразведки в советском отделе, в конце концов было принято решение передать Голицына Джеймсу Энглтону, начальнику контрразведки ЦРУ. «Джим получил Голицына приблизительно в октябре 1962 года, как раз когда я пришел в этот отдел, — вспоминал Бэгли. — Требования Голицына превышали мои возможности. Он хотел встретиться с президентом. Полагаю, мы могли бы привлечь Джека Кеннеди, но у него были другие дела. В конце концов Голицына передали сотрудникам контрразведки. И это опять-таки потому, что все его заявления были о проникновении не только в Соединенных Штатах, но и в Англии, Франции, Норвегии. А контрразведка отвечала за связь и взаимодействие с этими службами».
Именно поиск «крота», который, как предполагалось, копал внутри самого ЦРУ, стал основным занятием (более подходящим словом здесь было бы слово «одержимость») Джеймса Энглтона. Голицына допрашивали интенсивно в течение нескольких месяцев. По мере того как расследование принимало все более широкие масштабы и не ограничивалось только Питером Карлоу, включая буквально несколько десятков подозреваемых, спрос на сотрудников Энглтона и управления безопасности был огромен. К 1964 году Энглтон понял, что ему необходимо увеличить штат только для того, чтобы справиться с «голицынскими сериалами», как он называл разбухающие после показаний досье человека из КГБ.
Энглтон привлек Ньютона Майлера, бывшего в то время резидентом ЦРУ в Эфиопии, для помощи в руководстве охотой за «кротами». Его уже не первый раз привлекали к работе с Энглтоном: с 1958 по 1960 год он работал на контрразведку, занимаясь советской контрразведкой.
Высокий (шесть футов один дюйм), на вид грубоватый человек со сдержанными манерами, «Скотти» Майлер имел резкие тонкие черты лица окружного шерифа или полицейского, что было весьма обманчиво, поскольку на деле это был гораздо более глубокомысленный человек, чем могло показаться по его грубо скроенной внешности. Сын упаковщика мясных продуктов из Мэйсон-сити (штат Айова), Майлер во время второй мировой войны проходит обучение по программе V-12 ВМС в Дартмуте и в 1946 году заканчивает учебу, получив степень по экономике. Он поступает на службу в УСС, которое направляет его в Китай. Когда в 1947 году конгресс принял решение о создании ЦРУ, Майлер перешел туда. В течение тринадцати лет он работал оперативным сотрудником за границей — в Японии, Таиланде и на Филиппинах.
Энглтон, отозвав Майлера из Аддис-Абебы, назначает его заместителем начальника «специальных расследований» — эвфемизм, который Энглтон присвоил охоте на «кротов». Работу вело подразделение контрразведки, известное как группа специальных расследований[23]. «Хотя термин «специальные расследования» включает другие конкретно не оговоренные особо секретные дела, — сказал Майлер, — основное дело, которые мы делали, — выявляли случги проникновения. Это была наша главная задача».
К 1990 году, спустя много лет после ухода в отставку, «Скотти» Майлер жил в Плейситасе (штат Нью-Мексико) в доме, который они с женой построили в отдаленном районе холмистой, засушливой местности к северу от Альбукерке. С тех пор он долго пытался забыть охоту на «кротов». Но когда его разыскали, он охотно рассказывал о ней и о характере контрразведки. Во время разговора он все время курил.
Действительно ли правда, что Голицын пытался идентифицировать «крота» по одной букве алфавита? Майлер по привычке глубоко затянулся, прежде чем дать ответ, некоторое время молчал, глядя вдаль, затем произнес: «Да. Он сказал, что имя этого человека начиналось на букву, К»».
«Но Голицын привел и другие подробности, — продолжал Майлер. — Он сказал, «Саша» работал сначала в Берлине, но также и в Западной Германии, и в других местах Западной Европы. Он не знал, был ли «Саша» вольнонаемным сотрудником ЦРУ или кадровым офицером. Он также заявил, что внедренный агент был русского или славянского происхождения[24]. Он привел данные об операциях, которые были провалены. Поэтому мы начали с изучения досье, с того, кто, чем и когда занимался, подбирая отдельные части головоломки».
