Ознакомительная версия.
Это обещание через Рим отправилось в Лондон.
А если он не сможет выполнить обязательства оппозиции? Что тогда скажут англичане?
Последние события вокруг Гальдера и Браухича, собственно говоря, подтверждали, что от этих офицеров ожидать нечего. Любые переговоры с ними оказывались лишь тратой времени. Было ли движение Сопротивления на верном пути? Стоило ли понапрасну тратить время с нерешительными генералами? Но с кем же тогда можно было решиться на путч? Не с кем – вот ответ, который был вынужден дать себе Хассель. Но надежда не покидала его. Если он сможет предоставить генералам гарантии Галифакса, они станут решительнее и сговорчивее.
В Арозе Лонсдейл Брайанс, приехавший из Лондона, располагается в своем прежнем отеле «Эдем». Сезон кончился, и гостиница почти пуста. В «Посте» Брайана ждало известие. Тогда он пускается в путь, постоянно курсируя мимо отеля «Исла». Но дом словно вымер, никто из него не выходит. Брайанс разочарован и снова возвращается в «Пост».
Правда, сэр Кедогэн, которому Галифакс передал меморандум Хасселя, не смог в достаточной степени похвалить посла. Галифакс и Чемберлен поручили ему выразить Хасселю признательность за его мужество, с каким он поставил свою собственную подпись под письмом, в которое был вложен меморандум. Но сам Галифакс более не желает передавать что-либо написанное собственноручно, поскольку незадолго до того он уже передал подобные гарантии «другим каналом», а именно: папе. Они были переправлены и оппозиции.
Лонсдейл Брайанс размышлял, не позвонить ли ему Деталмо. Ситуация просто комичная. Из «Поста» можно видеть «Ислу», до гостиницы рукой подать. Но он осторожен. Поэтому он звонит Деталмо в Рим: тот может сказать своему тестю, что специалист на месте.
После ужина фон Хассель поджидает перед «Эдемом». Ему не приходится долго ждать, Лонсдейл Брайанс вскоре его обнаруживает.
– Я тщетно прождал вас долгий день, – встречает его англичанин. – Немного прогуляемся?
– С удовольствием.
Вытянутое в длину вдоль южного склона долины Плессур местечко погружено в сумерки.
– Ваше заявление я передал Галифаксу, он показывал его Чемберлену.
– Что на это сказал сэр Галифакс? – спрашивает Хассель.
– Он был очень благодарен мне за сообщение. С основными положениями он согласен. Но письменного подтверждения дать не может.
Хассель скрывает свое разочарование и молчит.
– Он не может его дать, – продолжает Брайанс, – поскольку всего неделю назад передал его по другому каналу.
– Ах, вот как… – Фон Хассель сразу вспоминает о бумагах, которые ему показывали Догнаньи и Остер в доме Бека. – Я знаю, но это не совсем то, что нам нужно, и не то, что нужно мне самому.
– Сознаюсь, что я и мои люди скептически относимся к этому другому каналу. Я даже обеспокоен, является ли этот другой путь, о котором говорил Галифакс, правильным.
– Вот именно, – кивает фон Хассель.
– Думаю, что речь идет об известной мне серьезной акции, которая была поручена той самой группе, с которой у меня имелась связь. Ее сообщение я могу лишь с жаром приветствовать как своего рода подтверждение. – По некотором размышлении фон Хассель добавляет (наступление на Данию – Норвегию было в полном разгаре): – Я хотел бы только знать, придерживается ли Лондон все еще и теперь позиции справедливого мира. Это то, чего я жду.
– Непременно! Я рад, что вам известен другой канал. Если бы вы ничего об этом не знали, то это было бы неправильно. Но достойно внимания кое-что иное: у нас уже нет полной уверенности в изменении системы в Германии. Мы сомневаемся!
Но на изменении системы строились все английские обязательства.
– У лорда Галифакса поменялась точка зрения?
– Нет, – невозмутимо говорит Брайанс, – его позиция принципиально неизменна.
Когда господин фон Хассель по узкоколейке едет в Кур, он не везет с собой долгожданного письма лорда Галифакса.
– Ваш меморандум надежно хранится в сейфе Форин Офис, – на прощанье сказал англичанин. – Возможно, мне еще удастся привезти вам письменное подтверждение.
И все-таки англичане слишком долго возлагали надежды на обязательства немецкой оппозиции. Это было заметно даже по их военным приготовлениям во Франции. Но шли месяцы, и ничего не происходило. Доктор Шмидгубер все больше проникался скепсисом, и на свой вопрос он получает от доктора Мюллера таинственный ответ: «День Х неотвратимо надвигается; я знаю его точную дату. Режим Гитлера сотрут в порошок».
Когда доктора Мюллера некоторое время спустя снова спросили: «Так почему же ничего не происходит?» – он признался: «Браухич не желает принимать участие».
С конца марта Лондон стал нервничать и проявлять недоверие. Разведка доносила, что немецкие приготовления к наступлению продолжаются. Вдобавок у двух немецких летчиков, 10 января 1940 года сбившихся с курса над бельгийской территорией, были обнаружены без всякого сомнения подлинные карты наступления на Бельгию и Голландию. Эти факты свидетельствовали о кое-чем ином, нежели то, что говорил отдел Z.
Бельгия уже была заранее проинформирована о планах Гитлера войти в нейтральные Бельгию и Голландию. И вновь бельгийский генеральный консул в Кельне, господин Г. ван Шендель, обратил внимание своего правительства на то, что немцы готовят наступление в Арденнах с прорывом к Кале. Но первые предупреждения о германском наступлении пришли из Рима.
16 декабря 1939 года у итальянского военного атташе в Берлине, генерала Марраса, состоялась беседа с генералом доктором Вальдемаром Эрфуртом, тогда обер-квартирмейстером V главного командования вооруженных сил. Эрфурт заявил ему, что германская армия уверена в своем успехе, если у нее будет необходимое стратегическое пространство. Поэтому неминуемо вторжение в Бельгию и Голландию. Провести операцию сравнительно легко, поскольку эти страны в военном отношении слабы, а французские войска у границы намного малочисленнее, нежели в центре. «Мы надеемся, – сказал генерал, – что французы частью своих сил пойдут на помощь бельгийцам. В таком случае они будут отрезаны от основных сил своей армии, и решающее сражение может произойти во Фландрии».
18 декабря итальянец сообщил бельгийскому послу в Берлине виконту Давиньону: наступление на Западе предрешено.
Маррас уведомил свое правительство в Риме.
26 декабря 1939 года Муссолини лично поручил графу Чиано тайно ознакомить дипломатических представителей Бельгии и Голландии с содержанием донесения генерала Марраса. 30 декабря бельгийская принцесса Мари-Жозе, как супруга итальянского кронпринца, была проинформирована об обстоятельствах дела, и, когда Чиано 2 января 1940 года принимал бельгийского посла, он сказал ему: «Бельгия находится в большой опасности. Будьте готовы к любым обстоятельствам, ибо иногда агрессор отказывается от своих намерений, если замечает на своем пути серьезные препятствия».
5 января шведский посланник в Берлине Арвид Рейхерт уведомил своего бельгийского коллегу о генеральном наступлении на Западе. Начало – 15 января или несколькими днями позже, в зависимости от погодных условий.
В среду, 10 января, папский нунций в Брюсселе, монсеньор Микара, предупредил бельгийское министерство иностранных дел – опасность на пороге.
Через посредников в Швейцарии и Лиссабоне доктор Шмидгубер узнал: в Лондоне придерживаются мнения, что германской оппозиции давно пора осуществить свои планы. Наконец она должна начать действовать. В Лондоне уже стали задаваться вопросом, уж не является ли это странное немецкое Сопротивление изобретением национал-социалистов и не создано ли оно для того, чтобы снизить английскую обороноспособность.
Сомнения в Англии зародились еще и по другим причинам. Два английских офицера контрразведки, Бест и Стивенс, были вовлечены в переговоры с одной группой СД (Служба VI РСХА). Представители группы выдавали себя за уполномоченных вести переговоры от имени военных инстанций. Англичане поддались на уловку и были похищены и вывезены через границу вместе с одним голландским лейтенантом. Голландец поплатился жизнью.
Это происшествие и нерешительность немецкого Сопротивления создали в Англии впечатление, будто в Германии не существует никакой оппозиции: на деле это только «игра». Министр иностранных дел Галифакс поставил в известность своего посланника в Ватикане об этом мнении, а сэр Фрэнсис д’Арси Осборн сделал об этом доклад папе, ведомства которого, в свою очередь, оповестили о том немецкую сторону. Ватикан также чувствовал себя обманутым.
Пришел апрель. Он принес с собой операцию в Норвегии, и мирные перспективы становились все призрачнее. Ежедневно ожидалось наступление на Западе.
В начале мая доктора Мюллера не было в Риме. Между тем Канарис узнал дату наступления на Западе. Остер сообщил эту дату доктору Мюллеру и поручил через Ватикан передать информацию английскому посланнику. Доктор Мюллер в Мюнхене передал одному своему доверенному лицу записку с четким заданием отвезти ее в Рим и вручить «С», то есть патеру Лейберу. В записке говорилось:
Ознакомительная версия.
